Lietuvos Archeologja. 2007 Т. 32, р. 133 — 144. ISSN 0207-8694

В. КУЛАКОВ
ГЕНЕЗИС ТРИЛИСТНЫХ ФИБУЛ И УМБОНОВИДНЫХ ПОДВЕСОК

В североевропейских древностях эпохи викингов одним из редких отделов украшений являются трилистные фибулы (Kleeblattfibeln = нем. «Фибулы в виде листка клевера»). Эти предметы характеризуются уникальными очертаниями в виде трилистника цветка клевера, на примере материала могильника Бирка имеют в поперечнике от 44,3 до 69,5 мм (Hardt, 1984, p. 86). Известные в основном в скандинавских древностях конца 1Х — Х вв., данные застёжки крайне редки в Восточной Европе и в Балтии. В сводке 1967 г. на территории Древней Руси было зафиксировано 8 находок трилистных фибул (Дедюхина, 1967, с. 202, 203). К началу III тысячелетия н. э. число этих находок увеличилось до 15 (правда, без учёта прусского материала — Пушкина, 1999, с. 37).
В 2000 г. Балтийская экспедиция Института археологии Российской Академии наук возобновила начатые ею в 1979 г, раскопки комплексного памятника археологии эпохи викингов, расположенного в лесном урочище Кауп (Зеленоградский р-н Калининградской обл.). В состав этого комплекса наряду с открытым торгово-ремесленным поселением, из-вестным науке с 1979 г., входит курганно-грунтовой могильник IX-XI вв. Он оставлен обитателями полиэтничного поселения Кауп (Кулаков, 1996, с. 134 — 147). Работы на этом могильнике дали за короткое время три находки редчайших в Балтии трилистных фибул, которые ниже сведены в каталог трилистных фибул курганно-грунтового могильника Кауп:
1. Фибула из кургана K (Kaup) 128/146 № 1 (1, 2:1 рис.). Найдена на северо — восточной границе скопления остатков погребального костра, выше его уровня на 0,15 м. Данная бронзовая застёжка относится Бригиттой Хордт к трилистным фибулам группы 1 (Typ J.P. 90-92), датируемой IX-X вв. Эта уникальная для юго-восточной Балтии находка с лицевой стороны украшена растительным каролингским орнаментом, являющимся несомненным прототипом для декора в стиле Elling более поздних застёжек группы 1.

Показателен факт использования мастером двух взаимоисключающих декоров ободка фибулы - северо-европейского элемента полусвастики и античного, возрождённого в эпоху Каролингов меандра. Очевидно, такой приём обработки поверхности (причём - с применением тончайшего штихеля по отливке) указывает на принадлежность мастера фибулы K-128/146 не к скандинавскому этно-культурному сообществу. а к числу западноевропейских носителей каралингских традиций. Бригитта Хордт, указывая на каролингские прототипы трилистных застёжек, считала, что их франкское или же скандинавское

происхождение не всегда ясна (Hardt, 1984, p. 85).
Упомянутая находка обожжена лишь на 1 кв. мм своей поверхности и является, видимо, заупокойным даром, возложенным на кострище на финальном этапе свершения погребального обряда. С тыльной стороны фибулы, поверх её горизонтально расположенной железной шарнирной застёжки прикипел обломок ножа с бронзовой обоймицей (оковка ножен) и железным окончанием этих ножен. Этот нож являлся подвеской к фибуле, крепившейся с тыла к ней при помощи бронзового кольца с завязанными концами. Вещевой комплекс женского (судя па набору инвентаря) погребения K-128/146 уверенно датируется IX- нач. X вв, по фибуле (Typ Kleeblattfibel) и по сопутствовавшему её в комплексе гребню готландского происхождения с бронзовой обкладкой спинки (Kulakov, 2005, p. 77).
2. Фибула, обнаруженная в 1992 — 1994 гг. в одном из курганов Каупа «копателями» и позднее попавшая в фонды Калининградского Историко — художественного музея. Эта бронзовая, позолоченная застёжка (2:2 рис.) толщиной не более 2 мм была найдена входе несанкционированных «раскопок» в кургане вместе с круглой фибулой, кусками шерстяной ткани от шали/платка и остатками бронзовой цепочки. Аналог этой фибуле типа JP88 обнаружен в кургане Bj 1062 и отнесён Б. Хордт к группе 1. Принадлежащие к ней артефакты украшены спиральным орнаментом каралингского происхождения. Вслед за Яном Петерсеном Ингмар Янссон предлагает датировать их второй половиной IX в. (Hardt, 1984, p. 88).

3. Фибула из погр. К127/147 № 78 (2:3 рис.). Данный артефакт изготовлен из бронзы путём литья в открытой форме, с тыльной стороны снабжён горизонтально крепившейся железной перекладчатой застёжкой. Считается, что подобное расположение застёжки актуально для большинства регионов Скандинавии, за исключением, видимо, Дании (Пушкина, 1999, с. 42). Перечисленные признаки характерны для большинства предметов отдела «Трилистные фибулы». Во вскрытом сезоне 2005 г. меморативном комплексе по прошествии незначительного отрезка времени после создания центрального мужского погребения над ним сооружается очередная ярус насыпи (ромбическая в плане размером 5х5 м) из супеси с примесью гравия. После сооружения насыпи практически в её центре выбирается яма для погр. К127 — 1. В яму овальной в плане формы размером 1,6х1,2 м помещаются остатки произведённого на стороне трупосожжения с парой черепаховидных фибул типа ) JP51, фибулой в виде трилистника группы Hardt 5 (последняя четверть X в.), ножницами, ножом, фрагментом сосуда («временная урна» ?). Находки обожжены слабо. Одна из черепаховидных фибул пробита ножом (3:77 рис.), что свидетельствует о соблюдении специфических черт погребального ритуала в общеcnве викингов, упомянутого Ибн-Фадланом. В отличие от двух ранее представленных в каталоге фибул застёжка из погр. K127/147 орнаментирована в традициях северного звериного стиля Боре. В центральном секторе корпуса фибулы, имеющем треугольные очертания, показан спиралевидный триплет. Ешё в начале ХХ в. Ян Петерсен пришёл к выводу о генетической связи трилистных фибул с адекватными по форме накладками— разделителями ремней портупеи меча, возникшими в ареале франков (4 рис.). По их образцу фибулы изготавливались в IХ — Х вв. как в пределах державы Каролингов, так и на севере нашего континента (Hardt, 1984, p. 85). Прототипы трилистных застёжек — «трёхлучевые» портупейные накладки известны не только на западе, но и в центре Европы, в регионе, занятом в IХ в. Великоморавской державой (5:2 рис.). Здесь, к югу от Карпат подобные предметы являлись материальными свидетельствами политических и военных амбиций Каролингов на далёких восточных рубежах своей державы (Ванечек, 1963, с. 15).
Практически полный аналог великоморавской накладке-разделителю из Стара Коурим (Словакия) в 2002 г, был обнаружен при раскопках открытого торгово — ремесленного центра Трусо(ныне — Янув — Поморски, Варминьско — Мазурское воев., Польша). Атри-бутированный как трилистная фибула IХ в., данный бронзовый артефакт может являться накладкой-разделителем или её репликой (5:2 рис.).
К сожалению, в скандинавской археологии не сложилось к настоящему времени мнения о причинах и цели формирования застёжек трилистной формы как реплик накладок— разделителей. Попробуем установить палеосоциальные аспекты возникновения этих застёжек уникальной формы на примере сходных по своим формальным функциям застёжек в виде щитов. Подобные круглые фибулы представлены в прусском материале эпохи раннего средневековья (Trupinda, 2004, р. 90). В конце ХХ в. было высказано мнение а формировании культовой традиции изготовления миниатюрных предметов — оберегов (в том числе — и микро-копий щитов) в Северо-Западной Германии в IV-V вв. н. э. Отсюда, как считалось, вместе с англосаксами этот обычай распространился на Британский остров (Beilke-Voigt, р. 129). В результате досконального сбора фактического материала талантливый польский

археолог Яцек Анджейовский пришёл к выводу, что культовые по своему смыслу миниатюрные модели характерны для островных кельтов во II — I вв. до н. э. (Andrzejowski, 2000, р. 34). Польский коллега пришёл к выводу о том, что за исключением двух пунктов находок (Тибр и Лауриакум) миниатюрные щиты характерны в раннеримское время для кельтов Британии и Галлии, в позднеримскую эпоху - для германцев ареалов пшеворской и вельбарской культур (Andrzejowski, 2000, р. 39). При этом миниатюрные щиты круглой формы — позднейшие из всего массива находок и обнаружены на погребальных памятниках эпохи переселения народов в Англии, на западных берегах Балтики, на земле позднейшей Румынии и в Повислении (Andrzejowski, 2000, р. 28).
В прусском материале (к сожалению, точная привязка к определённому памятнику археологии отсутствует) известна находка, являющаяся миниатюрной бронзовой копией круглого шита (диам. 9 см) с умбоном, относящимся к типу Jahn 7a, вариант T. Liana 2, в пшеворских древностях относящийся к фазам В2b С1a (Godlowski, 1970, р. 12, 13). Этот артефакт (6 рис., А 1, А2 и АЗ), до 1943 г. хранившийся в фондах Prussia-Museum и с 2001 г. находящийся в собрании Калининградского Историко — художественного музея, Вильгельмам Герте считался поясной бляхой этапов V и VI эпохи бронзы (Gaerte, 1929, р. 100). Кроме того, эта находка напоминает весьма обобщённую реплику навершия бронзовой булавки из погребального инвентаря культуры самбийских курганов. На самом деле находка «из Восточной Пруссиии» является весьма реалистичной копией круглого щита небольшого диаметра (принадлежность всадника ?). По своему периметру этот миниатюрный щит имеет выпуклый валик, имитирующий оковку (6 рис., А1). С внутренней стороны миниатюры на выгнутой поверхности умбона видна паяная рукоять щита 6 рис., АЗ). Изнутри на плоскости щита видна каверна, образовавшаяся при литье в восковой модели. Эту находку следует отнести к ритуальным (?) моделям щитов, именуемым в немецкой археологической науке Phaleren, характерных на фазе B1 для древних германцев Средней Германии, бассейна р. Эльбы, южной части полуострова Ютланд и для о. Фюне (Adler, 1993, р. 62, 63).
Варшавский учёный за пределами своего внимания ославил дельту р. Вислы и прилегающий берег Вислинского залива — исторические остров Гепедойос Иордана и Храйнс Хайллибо Симона Грунау (Кулаков, 1998,

тся в погребениях мазурской кульзурной группы, ныне называемой некоторыми польскими коллегами «ольштынской культурой», с шарнирными фибулами со щитками в виде накладок поясов или конской сбруи VII в. (8:2, 3 рис.). Для одной из таких фибул (погр. IX могильника Ментке) В. Новаковский ошибочно обозначил прототипы в местных древностях V в. (Nowakowski, 1998, с. 58). На самом деле эти уникальные для раннесредневековой Европы артефакты появляются в эпоху Меровингов и акцентируют исключительно социальный смысл производства предметов подобного рода.
Во II в. да н.э.— VIII в. н.э. в различных пунктах Европы от Уэллса на западе и до Мазур на востоке кельтские и германские мастера изготавливали миниатюрные копии предметов вооружения и даже конского снаряжения не только для создания хозяйке данной копии мистической охраны, но и для подтверждения её принадлежности к социальному страту, связанному с военной деятельностью. В позднейшей части указанного хронологического отрезка этот страт — полиэтничная дружина воинов- професионалов. Жившие в их среде женщины в земле пруссов гордо носили вещественные обозначения своей социальной принадлежности к воинскому страту. Показателен факт сохранения этой традиции в Восточной и Северной Европе в эпоху викингов. «Мини-щиты» X — середины XI вв. по размерам, своим округлым очертаниям и даже орнаменту находят прямые прототипы в эпоху развития декоративного стиля Сёсдала (Новикова, 1991, с. 188 — 192). Обозначением социальной принадлежности женщины к правящей воинской элите являлись не только щитовидные подвески, но и подвески с изображением хищной птицы — символа древне-

русских и прусских дружинников (Кулаков, 1988, с. 115, 116). Таковыми по своей социальной значимости были и трилистные фибулы эпохи викингов в Скандинавии и Балтии, показывавшиеся, кроме того, связь с престижными для викингов раннегосударственными образованиями в Западной Европе. Аналогичный смысл имеют на Самбии I — II вв. н.э. и женские пояса в стиле opus interrasile, имитировавшие ремни легионеров в эпоху Клавдия— Веспасиана, и пояса с орлиными пряжками готских и гепидских дев VI в. Для представительниц слабого и прекрасного пола было важно подчеркнуть пусть мелким, однако семантически важным элементом своей бижутерии не только сакральную защиту, но и социальную принадлежность к воинской элите, находившимся в раннем средневековье на острие исторического прогресса.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Ванечек В., 1963 — Государство Моравов, Великоморавская держава // Великая Моравия. Тысячелетняя традиция государства и культуры. Прага, 1963, с. 11 — 33.
Дедюхина В. С., 1967 — Фибулы сканди-навского типа д Труды ГИМ. Москва,(967. Вып. 26, с. 191-206.
Кулаков В. И., 1988 — Птица — хищник и птица — жертва в символах и эмблемах IХ — ХI вв. // Советская археология. Москва, 1988. № 3, с. 106— 117.
Кулаков В. И., 1990а — Древности пруссов VI-XIII вв. Свод археологических источников, вып. Г 1 — 9. Москва, 1990.
Кулаков В. И., 1990б — Могильники западной части Мазурского Поозерья конца V — начала VIII вв. (по материалам раскопок 1878 — 1938 гг.) // Barbaricum — 1989. Warszawa, 1990, с. 148 — 275.
Кулаков В. И., 1996 — Трусо и Кауп (про-тогородские центры в земле пруссов) // Российская археология. Москва, 1996. № 3, с. 134-147.
Кулаков В. И., 1998 — Holibo. Междуречье Ильфинг и Фришинг в 5 в. // Гiстарычна — археалагiчны зборник. Мiнск, 1998. № 13, с. 98 — 119.
Кулаков В. И., 2005 — Кауп и Доллькайм: депаспортизаванные сокровища викингов // II Городцовские чтения. Материалы научной конференции, посвящённой 100-летию деятель-ности В. А. Городцова в ГИМ. Апрель 2003 г. Москва, 2005, с. 333 — 337.
Кулаков В. И., 2006 — Кауп. Раскопки 1956— 2005 гг. // Pracy XV Sesij Pomorzoznawczej, Elblag (в печати).
Новикова Г. Л., 1991 — Скандинавские амулеты из Гнёздова // Смоленск и Гнёздово (к истории древнерусского города). Москва, 1991, с. 175 — 199.
Пушкина Т. А., 1999 — Трилистные скандинавские фибулы на территории Восточной Европы // Археологический сборник. Труды ГИМ. Москва, 1999. Вып. III, с. 35 — 42.
Adler W., 1993 — Studien zur germanischen Bewaffnung. Waffenmitgabe und Kampfweise im Niederelhegebiet und im tibrigen Freien Germanien um Christi Geburt. Bonn. 1993.
Andrzejowski J., 2000 — Wczesnorzymska miniaturka tarczy z Nadkola nad Liwcem// Supe-riores Barbari. Ksiqga pamiatkowa ku czci Profesorza Kazimierza Godlowskiego. Krakow, 2000, p. 23 — 47.
Baumeister M., 1998 — Grundsatzliche Uherle-gung zur Rekonstruktion friihmitelalterlicher Schwertgehange // Zeiten Blicke. Ehrengahe fiir Valter Janssen. Berlin. 1998, p. 157 — 197.
Beilke-Voigt I., 1994 — Die Sitte der Miniatur-gemteheigahe hei den Germanen der spgten Kaiserzeit// Offa. Munster, 1994. Bd. 51. p. 101 — 129.
Gaerte W., 1929 — Urgeschichte Ostpreul3ens, Konigsherg, 1929.
Godlowski K., 1970 — The Chronology of the Late Roman and Early Migration Periods in Central Europe//Prace Archeologiczne. Krakow. 1970. T. 11, p. I — 126.
Hardt B., 1984 — Kleehlattfiheln // Birka. Analyse der Funde. Stockholm. 1984. Bd. IV, p. 85 — 94.
Kulakov V. I., 2005 — Die wikingerzeitliche Siedlung und das Grilberfeld Kaup hei Wiskiauten. Bericht diher die Ausgrahungen der Jahre 1956 — 2004//Offa-Zeitschrift, 2005. Bd. 59/60, 2002/2003, p. 55-79.
Trupinda J., 2004 — Katalog zabutkow // Pacifica Terra. Prusowie-Slowiane-Wikingowie u ujscia Wisly. Katalog wystawy. Malbork, 2004, p.75-122.

Список сокращений

GENESIS OF THE TREFOIL FIBULAS AND SHIELD-SHAPED PENDANTS

V. I. Kulakov

Summary

Trefoil fibulas (Kleeblattfi bein) are one of the rare groups of ornaments throughout Norih Euro-pean antiquities of the Viking epoch. These objects are characterized by unique shape of trefoil-flower, which diameter varies from 44,3 up to 69,5 mm (by the examples from Birka burial ground). The given fasteners, basically known in the Scandinavian antiquities of 9th — the beginning of the 10th centuries, are exnemely rare in the Eastern Europe and the Baltic. 8 trefoil fibulas were fixed in the territory of Ancient Russia in 1967. By the beginning of 3rd millenium AD the number of these finds has not increased significantly.
In 2000 the excavation of a complex archeological monument of the Viking age in Kaup (Kaliningrad region) was renewed by the Baltic expedition of the Institute of Archeology of the Russian Academy of Sciences. Alongside with the open trading — craft settlement the structure of this complex includes burial ground of 9 — 11th centuries. It was settled by the inhabitants of polyethnic settlement of Kaup. Three rare trefoil fibulas were discovered during the excavations in this burial site. Both shield-shaped pendants and the pendants with the image of a predatory bird, which was the symbol of Old Russian and Prussian combatants, were attributes of social prestiges and indicated a social belonging of the woman to the ruling military elite in the 1st millenium AD. Trefoil fibulas of Viking epoch were also of the social importance in Scandinavia and Baltic, moreover, they indi-cated the connection with prestigious of early state formations of Viking in the Western Europe. Both female belts of the 1 — 2nd centuries AD in the style of Opus interrasile in Sambia simulating the belts of legionaries during epoch of Claudius — Vespa-sianus and the belts with eagle-shaped buckles of gothic and gepidic women of the 6th century had a similar sense.

LIST OF ILLUSTRATIONS

Fig.l. Grave-goods from barrow K(aup) 128/146.
Fig. 2. Trefoil fibulas of 9th c. AD from Kaup cemetery.
Fig. 3. Grave-goods from grave K(aup) 127/ 147 — 1.
Fig. 4. The sword belts of 9th c. AD.
Fig. 5. Spacer plates of sword belts from the Central Europe (9th c.AD).
Fig. 6. Shield-shaped artefact "from East Prussia".
Fig. 7. Models of shield-shaped pendants and fibulas of 5 — 8th c.c.AD.
Fig. 8. Models ol' shield from 5 — 7th c.c. AD Mozurian Lake region.

Др. Владимир Кулаков
Институт Археологии Российской АН
ул. Дм. Ульянова 19,
117036 Москва,
drkulakov@mail.ru