7
Введение
ЯНТАРНЫЙ КРАЙ НА КАРТЕ ЕВРОПЫ
Рис. 1A. Могильники римского времени на Самбии. С.22.
Рис. 1A. Подпись. С.23.
Рис. 1B. Могильники римского времени в Юго-Восточной Балтии. С.24.
Рис. 1B. Подпись. С.25.
Рис. 2. Группы погребальных памятников фаз B1 - C1 Юго-Восточной Балтии. С.26.
Рис. 3. Погребальные памятники V-XIII вв. в Юго-Восточной Балтии. С.27.
Гибнут стада,
родня умирает,
и смертен ты сам;
но смерти не ведает
громкая слава
деяний достойных.
"Старшая Эдда", Речи Высокого, 76
Калининградская область - самый западный регион России, ставший в 1990 г. анклавом и превратившийся в "русский остров" на Балтике, окружённый государственными территориями Польши и Литвы. Эта земля была самым последним территориальным приобретением СССР, войдя в его состав в 1946 г. До этого времени древняя земля пруссов - Янтарный край (нем. das Bemsteinland) - являлась частью имперской провинции Восточная Пруссия (Provinz Ost-Preu?en), получившей это имя в 1772 г. как восточная часть Королевства Пруссия.
Янтарный край в географическом отношении является западной окраиной юго-восточного сектора побережья Балтийского моря и обозначается в научном ономастиконе комплексным термином "Юго-Восточная Балтия". Эта часть Центральной Европы, с запада ограниченная р. Вислой в её нижнем течении, а с востока - р. Неман, имеет довольно сложный ландшафт, формирование которого восходит к позднеледниковому времени. Сформировавшиеся к этому историческому периоду янтароносные пласты глауконита ("голубой земли") были перекрыты массами песчаного грунта, принесённого примерно 2 миллиона лет тому назад ледником. Задолго перед этим катаклизмом климат Европы резко похолодал и густые леса были стёрты с поверхности земли толщей льда, наступавшей на материк с севера, с территории нынешней Скандинавии. Обратный путь ледника на север проходил с различной скоростью. На своем движении отступающие массы льда буквально утюжили поверхность земли. При резком повышении температуры таяния льда ледник ускорил своё Движение. В результате образовалась цепь озёр, которая дугой опоясывает побережье Юго-Восточной Балтии от границ Польши до Псковщины. Песчаные ландшафты с сотнями таких озёр, располагающиеся в междуречье Вислы и Немана, именуются Мазурским Поозерьем (в основном - в пределах Варминьско-Мазурского воеводства Польши). Одно из озёр - Виштынецкое - лежит на Капицах Калининградской обл., Польши и Литвы.
Возникшая в эпоху финального, "валдайского" оледенения цепь Мазурских озер, охватывая территорию современной Калининградской обл. с юга и юго-востока, отделяет плоскость её равнин от мощных дюн литовских ландшафтов.
8
Увеличение скорости движения ледника к Балтийскому морю способствовало сглаживанию поверхности прибрежной зоны суши. Она приобрела характерный "столообразный" вид. Значительные по своей высоте холмы имеются лишь в Озёрском и Нестеровском районах, пограничных с бассейном Мазурских озёр.
Всё ускорявшееся движение ледовых масс к морю способствовало перекрытию осадочными породами пластов пропитанной янтарными жилами древесины, лежавшей здесь с эпохи кайнозоя. Таково происхождение грунтовых месторождений янтаря в районе нынешних посёлков Синявино, Янтарный, Грачёвка и Романове, которые обеспечили особый характер местной истории, в значительной мере основанной на добыче янтаря и на янтарной торговле (Дряхлов В. Н., 1988, с. 142, 143).
Линия балтийских берегов по завершении ледникового периода постепенно стабилизировалась и стала приближаться по своим очертаниям к положению, зафиксированному на современных географических картах. Лишь Балтийская и Куршская песчаные косы ещё долгое время (фактически - до эпохи развитого средневековья) сохраняли нестабильность, то превращаясь в цепь небольших по размерам островков, то вовсе исчезая под морскими волнами. Вплоть до XII-XIV вв. дюнные гряды этих кос прорезали многочисленные проливы, нередко менявшие своё местоположение (Кулаков В. И., 2000а, с. 17-19).
В начальных фазах эпохи голоцена, в постледниковый период территорию Юго-Восточной Балтии стали покрывать широколиственные леса (бук, граб, дуб, липа), сформировавшие единый лесной массив grosse Wildnis. Ещё в раннем средневековье он по линии юго-запад - северо-восток пересекал земли между реками Висла и Неман. Свободными от сплошного лесного покрова оставалось междуречье Прохладной (Frisching) и Лавы (Alle), а также Калининградский полуостров, являющийся наиболее возвышенной, платообразной частью Юго-Восточной Балтии. Эти земли, в эпоху раннего средневековья известные как Натангия и Самбия (полуостров, максимально удобный для обитания, исторический центр пруссов - Schluter О., 1921, S. 19), явились ареалами, заселёнными в Юго-Восточной Балтии в железном веке. Этнонимы поселенцев - эстии и пруссы - известны по неоднократным упоминаниям в письменных источниках I-XIII вв. Истории эстиев и пруссов, изучению их материальной и духовной культуры посвящена предлагаемая монография.
Хронологические рамки темы исследования
Впервые античные письменные источники упоминают обитателей Янтарного края в I в. н. э. под именем Aestii. Этот этникон имеет германское происхождение и переводится как "восточный (народ)" (Laur W., 1954, S. 233). Считается, что населявшие в эпоху римских влияний междуречье Вислы и Немана эстии являются прямыми предками пруссов (Jankuhn Н., 1950, S. 62). Этот вывод подтверждается тем, что раннесредневековые письменные источники упоминают этниконы "эстии" и "пруссы" как наименование народа, населявшего Янтарный край между р. Ногатой и р. Неман (Powierski J., 1965, S. 178). Таким образом, история эстиев и пруссов охватывает I-XIII вв. и завершается эпохой борьбы пруссов с агрессией Тевтонского Ордена.
9
Этноним "пруссы" впервые встречается в сочинении анонимного Географа Баварского (сер. IX в.), помещавшего этот народ в междуречье Вислы и Немана (Lowmianski Н., 1958, S. 1-22). Считается, что эту территорию в эпоху римского влияния и в раннем средневековье занимала западная часть этнической общности, относимой к балтской языковой группе (Maziulis V. 1981, р. 8). Этноним "пруссы" появился не позднее IX в. и соотносился поморскими славянами прежде всего с балтским населением восточной части дельты Вислы (Трубачев О. Н., 1965, с. 19). Предки пруссов заселяли юго-восток Балтии с эпохи поздней бронзы (сер. II тысяч, до н. э.) (Kilian L., 1980, S. 131).
За двухвековую историю прусской археологии немецкими, польскими и русскими исследователями накоплен обильный материал. Основная его часть происходит из погребальных памятников I - начала II тысяч, н. э., соответствуя средней и поздней фазам железного века. Уникальный для европейской археологии массив информации создал хорошую перспективу для формирования целостного представления о материальной и духовной культуре обитателей Янтарного края от эпохи Нерона, времени первых контактов эстиев с античным миром, до периода правления Великого Магистра Тевтонского Ордена Бургхарда фон Швандена - времени полной утраты пруссами своей независимости (1283 г.). Большое число письменных свидетельств, сохранивших в античных и раннесредневековых источниках информацию о различных сторонах жизни эстиев и пруссов, позволяет изложить историю обитателей западных рубежей балтского мира. Важно отметить то, что ранее в трудах, посвящённых истории Пруссии, её доорденскому прошлому отводилось в лучшем случае несколько абзацев.
История изучения и историография прусских древностей
Янтарный край, кажущаяся на карте незначительной северо-восточная окраина Центральной Европы, уникален своей историей Новейшего времени. На этом периоде в последние десятилетия концентрируется внимание европейских историков. При этом немногие из них осведомлены о том, что земля пруссов является последним белым пятном на археологической карте Европы. Древности эстиев и пруссов благодаря сложной политической судьбе бывшей Восточной Пруссии на протяжении всего послевоенного времени были практически табуированы для археологов. Для молодых учёных не только Западной, но и Восточной Европы прусский археологический материал был практически полностью неведом.
Столица образовавшегося в 1525 г. герцогства Пруссия - город Кенигсберг (ныне - г. Калининград) - благодаря деятельности основанного в 1544 г. Альбертс-Университета являлась средоточием мощного образовательного и исследовательского потенциала. Прошлое населения, обитавшего в этом регионе, привлекало к себе внимание ученых: уже в XVI в. Я. Малецкий (1563 г.), М. Стрыйковский (1582 г.) посвятили свои работы в основном описанию сохранившихся к тому времени реальных следов духовной культуры пруссов. Их сведения о реликтах местного язычества были обобщены В. Маннхардтом (Mannhardt W., 1936, S. 327-366). Конкретные памятники материальной культуры в это время
10
привлекали к себе внимание лишь как источники обогащения (Gaerte W., 1931а, S. 135-138). Правда, поступавшие к антикварам в результате подобного рода акций прусские "раритеты" так или иначе вызывали у образованных людей Пруссии желание побольше узнать о далеком прошлом своей родины.
Ввиду развития такого мощного и весьма раннего интереса к истории аборигенного населения в среде интеллектуалов Пруссия стала первой в Европе страной, на земле которой стали производиться регулярные археологические исследования. В июне 1724 г. обер-лейтенант фон Геслер предпринял вполне грамотные по тем временам раскопки двух курганов рубежа X-XI вв. у нос. Breilenstein, Кг. Insterburg (ныне - пос. Ульяновка, Черняховский р-н Калининградской обл.). Результаты этих раскопок были исчерпывающе опубликованы через год в научном журнале "Erieutertes Preussen" (Кулаков В. И., 1994а, с. 1-9).
Возникшее в Кенигсберге в 1790 г. Физике Экономическое Общество, старейшее в Пруссии научное объединение, стимулировало у местных интеллектуалов рост интереса к прусским древностям. В 1826-1827 гг. (в общей сложности - 14 месяцев полевой работы) военный топограф лейтенант 33-го пехотного Торнского полка Иоганн Михаель Гиз (потомок французских эмигрантов из знаменитого герцогского рода) в ходе составления Генеральной карты Пруссии в низовьях Вислы и в Янтарном крае изучил 600 древних поселений и фортификационных сооружений (на территории нынешней Калининградской обл. - ок. 300). Эта работа производилась по инициативе Обер-президент правительства Западной и Восточной Пруссии Теодора фон Шёна (Riemat D., 2000, S. 18). Данные И. М. Гиз в 1830г. были представлены в Генеральный штаб прусской армии (Кенигсберг) в виде крупномасштабной карты. Дневниковые записи самоотверженного военного топографа и его зарисовки находятся ныне в Секретном государственном архиве прусского культурного наследия (Берлин). Архив И. М. Гиза, хранившийся до 1944 г. в фондах Prussia-Museum, неоднократно использовался немецкими археологами (Crome Н., 1938, S. 91-94). В 1844 г. по инициативе основоположника прусского искусствоведения Эрнста Августа Хагена в прусской столице возникло Общество по изучению древностей "Пруссия". Его членами стали представители патриотически-ориентированной интеллигенции, ранее уже проявившие интерес к изучению прусской археологии в стенах Физико-Экономического Общества. Правда, первоначально археологические находки воспринимались ими как антикварные раритеты и, поступая в Общество "Пруссия" от случайных находчиков, изучались там вне комплексов преимущественно как объекты искусствоведения. Первыми на месте находок древних раритетов в середине XIX в. стали проводить раскопки члены Общества древностей "Пруссия" Г. Берендт, К. Штади, Г. Буяк, И. Хенше. Их целью было, в сущности, обнаружение максимума древних предметов, вызывавших интерес своим необычным видом. Полигонами для этих акций являлись, как правило, могильники эпохи римского влияния, расположенные на полуострове Самбия (Grebieten, Kirpehnen, Gaffken), Именно в этот романтический период развития прусской археологии (точнее - 3 августа 1865 г.) любитель древностей премьер-лейтенант Вульфф (2-й Восточно-прусский гренадерский полк) открыл ставший для эпохи викин-
11
гов хрестоматийным памятник археологии - курганный могильник Kaup bei Wiskiauten (ныне - пос. Моховое, Зеленоградский р-н) (Кулаков В. И., 2001а, с. 147, 148). Уже в середине XIX в. члены Общества "Пруссия" стали обращать внимание на место и обстоятельства находок таких предметов. С этого времени в трудах Общества стали помещаться списки поступивших на хранение вещей с соответствующими примечаниями. Коллекция Общества "Пруссия" ширилась год от года и в конечном итоге составила основу фондов открытого в 1878 г. Восточно-Прусского Провинциального музея, первым директором которого стал основоположник прусской археологии Отто Тишлер. Особый успех, который сопутствовал презентации лучших экспонатов этого музея на XI Конгрессе Германского Антропологического Общества (5-21 августа 1880 г., Берлин), радикально изменил ход изучения археологии Янтарного края. Великолепные публикации прусских материалов, подготовленные к этой выставке (Tischler O., 1879; Gunther C., Voss A., 1880; Tischler O., Kemke Н., 1902), вызвали в Европе исключительный интерес к древностям эстиев и пруссов.
Во многих университетских и музейных центрах Германии в результате упомянутой выставки возник значительный интерес к прусской археологии, количество и качество археологических кадров в Кенигсберге стало резко возрастать. Немалую роль сыграл и текущий политический момент; прошло лишь 9 лет со времени создания II Германской Империи, объединившей разрозненные земли Германии под крыльями прусского орла. Этот политический шаг сделал изучение прусских древностей актом государственно-патриотического характера.
С середины XIX в. стала складываться прусская археологическая школа. Её основоположники Отто Тишлер и Генрих Кемке создали не только объективную картину прусских древностей, но и заложили основу для хронологии Европы I тысячелетия н. э. В основу этой шкалы датировок легли материалы (ок. 2000 артефактов), добытые О. Тишлером в 1879 г. при раскопках могильника Dollkeim, Kr. Fischhausen (ныне - пос. Коврово, Зеленоградский р-н) и выстроенные им в типологические ряды (сериации). Эта этапная для европейской археологии работа получила высокую оценку среди современников. На всём протяжении XX в. шкалу О. Тишлера дополняли такие признанные авторитеты европейской археологии, как А. Бецценбергер, Ханс Юрген Эггерс, Казимеж Годлевский. Ныне конструктивные уточнения этой хронологической системы проводит Ярослав Тейрал. По сей день критерии фаз B-D шкалы О. Тишлера не утеряли своей актуальности, нашим современникам остаётся лишь уточнять её нюансы.
Последующие этапы истории материальной культуры пруссов были менее изучены, однако О. Тишлер, кратко проанализировав отрезок X-XI вв., назвал его "позднеязыческим периодом". В 1897 г. А. Бецценбергер продлил шкалу О. Тишлера этапами F - VI-VIII вв., G - IX-X вв. ("время викингов" и "раннеязыческий период"), Н - X-XIII вв. ("позднеязыческий период") (Bezzenberger A., 1897. S. 3). В начале XX в. датировку этапа Е уточнил Г. Кемке (Kemke H., 1914.S. 1-57).
К настоящему времени наиболее актуальными для прусского материала являются уточняющие систему О. Тишлера хронологические системы Уллы
12
Лунд-Хансен (В1a - 20-50 гг., В1b - 50-70/80 гг., В2 - 70/80-150 гг., В2/С1 -150-200 гг., С1a - 200-225 гг., С1a - С1b - 225-250 гг., С1b - 250-275 гг.. С2 - 275-325 гг. - Lund Hansen U., 1987, S. 39) и Ярослава Тейрала. Чешский коллега на материале Среднего Подунавья разделил этап D на фазы D1 (360/370 - 400/410 гг.), D2 (380/400-440/450 гг. - этап Untersiebenbrunn), D2/D3 (430/450-470/480 гг. - этап Смолин), D3 (450-480/490 гг.) и D3/E (470-500/510 гг.) (Tejral J., 1997a, S. 351). Хиатус между хронологическими схемами У. Лунд-Хансен и Я. Тейрала - период 325-360/370 гг. - соответствует, скорее всего, фазе С3/D1 (С3?). Относительно данной фазы в европейской археологической науке не сложилось единого мнения. М. Мартин именует её С3 и датирует весьма широко - 350-400 гг. и даже несколько позже (Martin М., 1995, S. 680), однако хиатус между системами У. Лунд-Хансен и Я. Тейрала показывает, возможно, более короткое существование данной фазы. Финальная фаза эпохи переселения народов структурирована Я. Ковальским: E1 - 490/510-525 гг., Е2 - 525 - рубеж VI-VII вв., Е, - ок. 600-675 гг. (Kowalski J., 1991, S. 71). Правда, типологические аспекты прусского материала позволяют (пока - весьма условно) передвинуть границу фаз Е2/Е3 несколько ранее, ко времени ок. 575 г. Соответственно ко времени ок. 625 г. сдвигается финал фазы Е3. К настоящему времени представленная выше хронологическая градация древностей северо-востока Barbaricum представляется наиболее актуальной.
Итоговой публикацией работ, проводившихся на могильниках Пруссии в XIX в., является монография О. Тишлера и Г. Кемке (Tischler О., Kemke Н., 1902, S. 14-46). Материал, представленный в данном издании, является в сущности сводкой предметов, считавшихся датирующими для указанных выше хронологических схем.
Среди членов Общества "Пруссия" во второй половине XIX в. наметилась тенденция к специализации по отдельным археологическим эпохам. Так, например, профессор Академии искусств в Кенигсберге, талантливый график Иоганн Хейдек особое внимание в своих исследованиях уделял поселениям эпохи бронзы и могильникам различных периодов в Мазурском Поозерье, Эмиль Холпак и Феликс Пайсер изучали в этом регионе и на Самбии могильники латенской и римской эпох, языковед А. Бецценбергер работал в малоизученных (к сожалению - до сих пор) низовьях р. Неман (Hoffmann М., 1992, S. 99).
Общество "Пруссия" установило продуктивные контакты с зарубежными коллегами. В эпоху О. Тишлера в ряды Общества вступил Оскар Монтелиус. (Hoffmann М., 1991, S. 89), в начале XX в. - Оскар Альмгрен (Hoffmann М., 1992, S. 100). Работая с материалами Общества, эти доисторики мирового масштаба активно включали прусский материал в научный оборот, используя древности Янтарного края при создании своих актуальных по сей день типологических и хронологических схем. В частности, типология провинциально-римских фибул, созданная О. Альмгреном, в значительной своей части базировалась на прусском материале. По инициативе членов Общества "Пруссия" и при поддержке Наследного Принца Фридриха (Германский Император Фридрих III, правивший с 9 мая по 15 июня 1888 г.) в пяти залах Королевского замка в Кенигсберге на месте прежней Школы ремесел 30 октября 1881 г. был открыт
13
Музей "Пруссия" (Prussia-Museum). Его последняя реорганизация была осуществлена 25 ноября 1925 г.
Столетие непрерывного проведения археологических разведок получило достойный итог в работах Эмиля Холлака. В текстовом пояснении к своей археологической карте (Hollack E., 1908а) автор дал краткую характеристику этапов развития материальной культуры населения Янтарного края в античную (древности эстиев) и средневековую (древности пруссов) эпохи. При этом Э. Холлак базировался на хронологической шкале О. Тишлера, В своем исследовании погребального обряда пруссов I тысяч, н. э. Э. Холлак вслед за О. Тишлером (Tischler О., 1889, S. 22) выделил самбийские древности начала нашей эры в особую группу. Для пес характерными чертами обряда считались урновые трупосожжения, перекрытые каменными кладками (Hollack E., 1908а, S. 146-155). Итоговые труды Э. Холлака символизировали переход прусской археологии на новую фазу своего развития, характеризующуюся активным проведением археологических разведок и накоплением обширного материала в результате многочисленных раскопок. Уже на рубеже XIX-XX вв. шурфовка могильников сменяется раскопками больших площадей, ведущимися на протяжении нескольких сезонов. Особо продуктивными для полевой деятельности прусских археологов стали несколько лет перед началом Первой мировой войны. В конце первого десятилетия XX в. в архиве Prussia-Museum, продолжавшего оставаться центром деятельности Общества "Пруссия", по инициативе, видимо, А. Бецценбергера, появляются археологические описи. Они включали полную текстовую информацию и рисунки находок, добытых при раскопках, которые вели члены Общества. Абсолютно весь материал из них поступал в Prussia-Museum. Отсюда, после выполненной на высоком уровне реставрации, часть находок передавалась в музей Мемеля (Клайпеда), в хранилища Рагнита (Неман), Инстербурга (Черняховск), Георгенбурга (Маевка). Не успела затихнуть канонада Великой войны, а материалы, накопленные в хранилищах этих музеев, стали интенсивно вводиться в научный оборот. В частности, они послужили основой для не утерявшей по сей День своего значения типологии прусского инвентаря эпохи переселения народов, созданной Нильсом Обергом (Abcrg N., 1919).
С эпохи создания "веймарской" Германской Республики начинается третий этап развития прусской археологической школы, характеризовавшийся не только сложением прогрессивной полевой методики, но и научным освоением накопленного к этому времени материала. К сожалению, оценка методов и результатов археологического изучения Янтарного края между двумя мировыми войнами в советской историографии сталинской эпохи страдала политической ангажированностью (Кушнер П. И., 1951, с. 113, 141, 142). В русской археологической литературе позитивная оценка предвоенных работ наших коллег из Кенигсберга, констатировавшая внедрение прогрессивной методики раскопок, создание обобщающих работ-синтезов, рост пропаганды знания до- и протоистории, появилась лишь на пороге "перестройки" (Кулаков В. И., 1990а, с. 6, 7; он же, 19946, с. 8, 9) и в дальнейшем была адекватно представлена в польской историографии (Nowakowski W., 1996, S. 8, 9). Как правильно отметил В. Новаковский, стратегия археологических исследований в Восточной Пруссии в
14
предвоенное время определялась двумя авторитетными учёными - Хербертом Янкуном и Карлом Энгелем. Благодаря их деятельности впервые за всю историю науки на восточно-прусском материале были проведены опыты моделирования этнокультурной ситуации для первых веков нашей эры (Jankuhn H." 1933а; 1933Ь) и для эпох раннего и среднего железного века в целом (Engel С., 1935). К сожалению, задуманная К. Энгелем капитальная работа по публикации в издательстве Grafe&Unzer объёма наиболее существенных для прусской археологии источников I-XIII вв. н. э. (в том числе - каталога памятников) не была осуществлена в результате обострения фронтовой ситуации. Судьба рукописи К. Энгеля, погибшего 25 января 1947 г. в Особом лагере № 9 под Нойбранденбургом (Beran J., 1997, S. 138), до сих пор неизвестна.
В 20-40-е гг. XX в. раскопки могильников эстиев и пруссов продолжались, причем с тенденцией на полное вскрытие площади памятника. Примером этому служит проведенное в 1928 г. исследование могильника Zophen (Суворове, Гвардейский р-н), где были обнаружены 502 погребения IV-XIV вв. (общий индекс по фонду Prussia-Museum VII, 11942) (Неум Н., 1938).
В 1937-1940 гг. Ганс Кроме повторил научный подвиг И. М. Гизе, обследовав более восьми сотен укреплённых прусских поселений и орденских замков (Crome Н., 1938-1940), из числа которых на территорию нынешней Калининградской обл. приходилось более 300 памятников. Результаты разведок поселений позволили проанализировать отдельные типы городищ и других фортификационных сооружений раннесредневековой Пруссии (Engel С., 1932а, S. 53; Gaerte W., 1935, S. 74, 75; Crome Н., 1937а; он же, 1937b, S. 69-90).
Были предприняты первые шаги в развитии городской археологии Восточной Пруссии: в 1926 г. архитектор Фридрих Ларе предпринял раскопки на форбурге Королевского замка в Кенигсберге и на месте расположения здания Конвента у западного флигеля этого замка. Крайне скупо опубликованные (Lahrs Fr., 1956, S. 26-32), результаты этих явно непрофессионально проведённых работ тем не менее обозначили актуальность проблемы изучения и сохранения исторических культурных слоев средневековых городов Янтарного края.
Неоценимый вклад в дело музеификации и популяризации древностей пруссов внес бывший до 1945 г. директором Prussia-Museum Вильгельм Герте. Его монография "Доистория Восточной Пруссии", имеющая сводный характер, не утеряла своего значения по сей день (Gaerte W., 1929).
Вышедшая в 1937 г. текстовая часть сводного труда К. Энгеля, в 1929-1934 гг. сотрудника Музея "Пруссия", и Вольфганга Ла Бома, в 1938-1945 гг. государственного куратора памятников археологии Восточной Пруссии (Engel С., La Baiime W., 1937), на первый взгляд представляет собой популярное изложение всего объёма знаний одоорденском прошлом Янтарного края, которым обладали археологи Кенигсберга к началу 40-х годов. На самом деле эта книга является развёрнутой научной программой работы будущих поколений исследователей материальной культуры западных балтов. При этом, учитывая текущий политический момент, исследователи древностей эстиев и пруссов акцентировали внимание читателей на определяющей роли германского этнического элемента (готы, викинги) на западной окраине балтского мира. Как
15
показывают новейшие архивные исследования, такая специфика была связана не со слепой верностью прусских археологов идеям национал-социализма (Beran J., 1997, S. 139), а с возникшим в 30-х гг. в среде немецких интеллектуалов особым интересом к отечественной истории. Однако западные балты вслед за Э. Холлаком по-прежнему воспринимались как автохтоны Янтарного края (La Baume W., 1940a, S. 6).
Важное место в истории прусской археологии занимают судьбы археологических коллекций музеев Восточной Пруссии, пополнявшихся материалами раскопок, видимо, вплоть до конца 1943 г. (Grunert W., 1944, S. 24), ставшего последним годом полевых работ археологов старой прусской школы. Если археологические коллекции Альбертс-Университета летом 1945 г. были в руинах Кенигсберга обнаружены Т. А. Беляевой (Овсянов А. П., 1998, с. 69), то проблема фондов Prussia-Museum долгое время была менее ясна. Правда, в 1960 г. В. Ла Бом писал Ежи Антоновичу: "...Все серебряные вещи Музея "Пруссия" во время войны были отправлены вместе с другими многочисленными древностями, которые включали и знаменитую бронзу, в лес Кведенау у Кенигсберга...". Эту же информацию в 1967 г. в своей докладной записке подтверждал Л. Д. Поболь, цитируя письмо Г. Книсса: "...изделия из золота и серебра, остатки погребения из торфяниковой стоянки в Дрвенцке (ehem. Buchwalde, Кг. Osterode) и другие вещи захоронены в форте Кведенау (= Festung Nr 3 "Konig Fricdrich Wilhelm I") (ОвсяновА. П. 1999, с. 233, 234). Лишь в ноябре 1999 г. удалось установить это место временного складирования экспозиции Музея "Пруссия", находящееся у пос. Северная Гора (ehem. Quedenau, Кг. Konigsberg), и начать реставрацию этих считавшихся навеки утраченными (к счастью, ошибочно - Суворов В. С., 1998, с. 116) ценнейших артефактов (Валуев А. А., Скворцов К. Н., Кулаков В. И., 20006, с. 99-102).
Уже в послевоенное время, на основе спасённых в эмиграции личных архивов прусские археологи опубликовали сводки курганных могильников эпох бронзы и раннего железного века (Engel С., 1962) и древностей, связываемых с присутствием в прусском племенном ареале викингов (Muhlen В., 1975). Одновременно представители старой прусской археологической школы подвергали резкой и заслуженной критике работы, проводившиеся в Калининградской обл. Фридой Давидовной Гуревич (Sturms Ed., 1954, S. 84). Эти работы велись с перерывами в период с 1949 по 1959 г. За это время Ф. Д. Гуревич, впервые появившаяся на территории Северо-Восточной Пруссии в 1946 г., опираясь на Доступные к тому времени данные своих немецких предшественников, обследовала 30 памятников археологии (Самбия и бассейн р. Анграпы в восточной части области), провела незначительные по площадям раскопки на городищах Грачёвка и Логвино-1 (Зеленоградский р-н). На курганном могильнике Кауп ленинградским археологом были вскрыты 14 курганов, сооружение которых связывалось исследовательницей с деятельностью жителей "шведской колонии" эпохи викингов (Гуревич Ф. Д., 1978, С. 170, 171). Ф. Д. Гуревич указывала на самобытность материальной культуры пруссов на протяжении всего I тысячелетия н. э., повторяя тем самым тезис, высказанный Э. Холлаком в 1908 г. По ее мнению, в прусском обществе в IX-Х вв. происходила смена родовых
16
традиций феодальными отношениями. К сожалению, последнее положение в работе Ф. Д. Гуревич не было достаточно аргументировано. Итог послевоенных исследований памятников эпохи раннего средневековья, проводившихся в Калининградской обл. сразу после войны, был суммирован монографически (Гуревич Ф. Д., 1960).
Вопросы общественного устройства и политической структуры пруссов в середине XX в. привлекли внимание ученых России (Перцев В. П., 1944; он же, 1956; Кушнер П. И., 1951, с, 109-136; Пашуто В. Т., 1955; он же, 1959). Основой для этих работ служили письменные источники. Археологические данные на уровне обобщающей монографии В. Герте 1929 г. привлекались лишь П. И. Кушнером. На уровне работы последнего сказалась и послевоенная ситуация в СССР. Автор ставил акцент на выявление близости судеб пруссов историческим и этнолингвистическим процессам в глубинах Восточной Европы и в Балтии. Подобные аспекты проявились и в работах В. Н. Перцева. С другой стороны, нельзя не отметить в целом позитивный факт обращения российских историков впервые со времен М. В. Ломоносова (его идеи относительно этнонима "пруссы" были в эпоху "перестройки" реанимированы - Кузнецов Е. В., 1995, с. 161) и Н. М. Карамзина к истории западной части балгского мира, слабо известной в России. Особое место в прусской историографии занимают монографии Владимира Терентьевича Пашуто, создавшего глубоко обоснованную концепцию о предгосударственном уровне развития прусского общества к XIII в., вызвавшую интерес у московских ученых к прошлому Пруссии. Традиции работ В. Т. Пашуто в настоящее время развивает В. И. Матузова, сконцентрировавшая свое внимание на информации, представленной в "Хронике земли Прусской" Петра из Дусбурга (Матузова В. И., 1987, с. 102-118, она же, 1989, с. 281-237). К сожалению, в комментариях, которыми В. И. Матузова сопроводила публикацию текста Петра из Дусбурга (Матузова В. И., 1997, с. 218-345), не нашлось места для выводов, полученных в результате современных работ по изучению прусских древностей (Кулаков В. И., 1999а, с. 229-233). Это обозначило (например, по сравнению с работами польских коллег - Biskup М., Labuda G., 1986) серьёзный шаг назад в деле изучения истории пруссов орденского времени.
В 1974 г. была организована Балтийская экспедиция Института археологии АН СССР, работающая с тех пор в Калининградской обл. под руководством автора этих строк. В сезонах 1974-2000 гг. экспедицией были обследованы во всех районах области следующие памятники археологии:
Стоянки эпох позднего мезолита - ранней бронзы - 5 памятников (из них в Зеленоградском р-не [далее - Самбия] - 2).
Курганные могильники и отдельные курганы эпохи бронзы и раннего железного века (II - середина и конец I тысяч, до н. э.) - 38 памятников (Самбия - 29).
Грунтовые могильники раннего железного века (конец I тысяч, до н. э.) - 2 памятника (все - на Самбии).
Селища раннего железного века - 11 памятников (Самбия - 4).
Грунтовые могильники эпохи римского влияния (I - сер. VB. н. э.) - 24 памятника (Самбия - 15).
17
Селища эпохи римского влияния - 14 памятников (Самбия - 8).
Грунтовые могильники эпохи раннего средневековья (сер. V - XIII в.) - 31 памятник (Самбия - 27).
Курганные могильники и отдельные курганы эпохи раннего средневековья (преимущественно - периода движения викингов) - 12 памятников (все на Самбии).
Селища эпохи раннего средневековья (сер. V-XIV в.) - 91 памятник (Самбия - 65).
Городища среднего железного века и эпохи раннего средневековья - 104 памятника (Самбия - 35).
Оборонительные "длинные" валы (XI-XIV в.) - 4 памятника (Самбия - 3).
Культовые камни и каменные изваяния доорденского времени - 3 памятника (Самбия - 2).
Таким образом, за 27 полевых сезонов разведок в Калининградской обл. Балтийская экспедиция обследовала всего на территории области 336 памятников археологии различных эпох, из них в Зеленоградском р-не (исторический центр западных балтов, в эпоху средневековья - центр прусского племенного ареала) - 193 объекта. Практически все эти памятники были подвергнуты паспортизации, соответствующая документация была передана в Управление культуры Калининградской обл. Значительную долю в исследованном массиве памятников занимают раннесредневековые объекты. Это неудивительно, ибо плотность населения в земле пруссов к нач. XIII в. достигала 4 человек на 1 кв. м, превышая соответствующие параметры в Литве (3 чел. на 1 кв. км) и Латвии (2,5 чел. на 1 кв. м) (Lowmianski Н., 1931, S. 95).
Не менее 20 памятников археологии в 1992-2000 гг. было обследовано Неолитическим (Э. Б. Зальцман, в 1996-2001 гг. проводил раскопки на неолитическом поселении Прибрежное в черте г. Калининграда), Натангийским (К. Н. Скворцов, с 1992г. вёл раскопки преимущественно на могильниках римского времени Кляйнхайде и Б. Исакове на Самбии) и Калининградским (А. А. Валуев, в 1993-2001 гг. изучал грунтовой могильник XII-XIX вв. Альт-Велау в Гвардейском р-не) отрядами Балтийской экспедиции.
Наша экспедиция совместно с Деснинской экспедицией ИА РАН зимой-весной 1999 г. провела раскопки на территории Лёбенихта, одного из средневековых городов, вошедших в 1724 г. в состав единого Кенигсберга. В пределах раскопа размером 19х12 м был выявлен сохранивший деревянные руины культурный слой общей мощностью 6 м, содержавший руины трёх городских домов с конца XIII в. по август 1944 г. Эти работы показали перспективность развития городской археологии Янтарного края и вызвали необходимость постановки на охрану исторического культурного слоя г. Калининграда, ранее считавшегося полностью уничтоженным в ходе военных действий 1944-1945 гг. и послевоенного восстановления города.
К началу III тысяч, н. э. на территории Калининградской обл. за период археологических разведок 1844-2001 гг. было зафиксировано всего 715 памятников археологии (24 из них в послевоенное время разрушено). При этом Балтийская экспедиция обследовала 46 % возможного объёма археологических
18
объектов Янтарного края, известных археологам старой прусской школы. За период полевых работ экспедиции в Калининградской обл. раскопки длительностью не менее двух сезонов проводились в пределах Самбии на грунтовых могильниках Покровское (ehem. Sorgenau), Ирзекапинис (ehem. Wickiau), "Гора Великанов" (ehem. Rantau - Neu Kuhren), Коврово (ehem. Dollkeim), Марьино (ehem. Arnau), на курганном могильнике и поселении Кауп (ehem. Kaup bei Wiskiauten), на Центральной площади г. Калининграда (ehem. Konigliche Schloss in Konigsberg). Всего Балтийская экспедиция за период с 1974 по 2001 г. провела раскопки на 19 памятниках археологии Калининградской обл. Несмотря на такой внушительный объём полевых работ, проведённых в Калининградской обл., одними из наименее изученных остаются здесь памятники орденской археологии. Прежде всего к ним относятся 27 городищ, отмеченных на территории исследуемого региона в сводке Г. Кроме (Crome Н., 1937а, S. 102-117). Из их числа лишь цитадели замка Balga-Весёлое (Багратионовский р-н) и Wargen-Люблино (Зеленоградский район) были подвергнуты архитектурным раскопкам в конце XIX в. Работы послевоенного времени на городищах Craam-Грачёвка (Ф. Д. Гуревич), Nodems-Окунево (В. И. Кулаков и В. С. Суворов), Агпаи-Марьино (В. И. Кулаков и А. В. Кашкин), на грунтовых могильниках Альт-Велау и Агпаи-Марьино показали сохранение части традиций прусской культуры под властью крестоносцев. На территории замков Georgenburg/Маевка (раскопки М. Г. Русакова), Preu?isch-Eylau / Багратионовск и Konigliche Schloss Konigsberg/Калининград (раскопки В. И. Кулакова и М. Е. Смирновой) были проведены архитектурные раскопки, результаты которых не были опубликованы. Та же судьба постигла материалы различных эпох, добытые в результате работ, проводившихся в конце XX в. Г. Н. Прониным и М. Е. Смирновой (грунтовой могильник Powayen-Поваровка), В. С. Суворовым (грунтовой могильник Lauth-Б. Исакове и селище-1 Gumbinnen-Гусев), Е. В. Каменецкой и В. С. Суворовым (городище Sanditten-Лунино) (Кулаков В. И.,1996а, с.209).
В послевоенное время основной объем работ польских коллег концентрируется на прусских поселениях раннего средневековья. Исследованы городища Беляны Бельке у г. Эльблонга (М. Хафтка), Богданы у г. Фромборка (Р. Одой). Раскопками вскрыты жилища и оборонительные сооружения VI-IX вв. С 1982 г. дружинный центр VIII - сер. IX в. в Януве Поморском (окрестности г. Эльблонга), упоминавшийся в IX в. англосаксонским путешественником Вульфстаном под именем "Трусо", исследует М. Ягоджиньский (Кулаков В. И., 19966, с. 134-138). Прусские погребальные древности на территории Польши изучали в Новинке М. Петшак, в Хойнове - Я. Ковальский. В восточной части Мазурского Поозерья вскоре после окончания Второй мировой войны организуется работа Судавской экспедиции, изучавшей могильники римского времени. Итоги этих работ были подведены Ежи Антоновичем, который, в частности, сделал вывод о серьёзных переменах в балтских обществах между реками Неман и Даугава на рубеже IV-V вв. н. э. связанных с резкими изменениями экономической базы. К аналогичным выводам пришла Мария Гимбутас, использовавшая значительный объём знаний о балтах, накопленный в первой по-
19
ловине XX в. (Gimbutas М., 1963, р. 137). Результатом этих изменений стали - племенные миграции, приведшие, в частности, к появлению в Швейцарии (конец IV - сер. VB. н. э.) особей "жёлтой, тихоокеанской расы" (Antoniewicz J., 1962, S. 7, 10).
Накопленный за полтора века развития прусской археологии материал позволил Ежи Окуличу издать сводную работу, в которой достойное место нашли результаты послевоенных польских исследований (Okulicz J., 1973). В монографии, своим обзорным характером продолжающей традиции изданной в 1929 г. работы В. Герте, высказывается мнение о становлении границ обитания отдельных прусских племенных объединений еще в V в. н. э. Автор, нарекая древности Янтарного края римского времени западно-балтской культурой, выделяет в ней мазурскую и самбийско-натангийскую группы (впоследствии разделённые ещё более дробно - Okulicz J., 1976, Rye. 1), причём последняя свой ареал (Самбия, часть берега Вислинского залива и бассейн р. Преголи) не меняет до эпохи раннего средневековья (Okulicz J., 1973, S. 353, 367, 444). Так как указанный ареал планиграфически совпадает с очертаниями заселённой территории в Пруссии XV в. (по линии запад-восток - от Germau до Tammowischken - Mortensen H., Mortensen G., 1937, S. 19, Abb. 1-4), то причины подобного принципа расселения следует искать прежде всего в природных, почвенных (неудобство песчано-глинистых почв и болот к востоку от Самбии для земледелия - Odoj R., 1970а, S. 56) и ландшафтных признаках данного региона.
В середине 70-х годов XX в. Ян Ясканис провёл исследование погребального обряда обитателей Янтарного края римского времени. Варшавский коллега пришёл к выводу о том, что с самого начала нашей эры на обрядность западных балтов, основной признак которой определялся как "зарывание остатков кремации в землю", серьёзное влияние оказывали кельтские и, в меньшей степени, римские традиции (Jaskanis J., 1974, S. 254, 268). Если эта работа так и не выявила чёткие признаки погребальных ритуалов древних жителей Янтарного края, то следующая работа Я. Ясканиса - исчерпывающий каталог могильников западных балтов I-V вв. н. э. (Самбия, Натангия, Мазурское Поозерье) - безусловный источниковедческий успех польского археолога (Jaskanis J., 1977).
Опыт пространственной реконструкции прусского микрорегиона в устье Р. Ногаты на основе данных археологии VI-XIII вв. проделали М. Хафтка (Haftka M., 1977, S. 193-279), М. Ягоджиньский (Jagodzinski М. F., 1997) и М. Каспшицка (Kasprzycka M., 1999), развив тем самым тему, ранее начатую В. Нойгебауэром (Neugebauer W., 1968, S. 220-222).
Последние полтора десятилетия XX в. в польской археологии были ознаменованы подлинным прорывом в процессе изучения древностей эстиев. Этот прорыв связан с научной деятельностью Войцеха Новаковского, ученика известного исследователя древностей западных балтов Ежи Окулича. Молодым польским археологом был проведён первичный анализ античных импортов, Поступавших в Юго-Восточную Балтию в основном по Вислинскому "Великому янтарному пути", в меньшей степени - от устья р. Рейн по морю (Nowakowski W., 1985, S. 100). Этот вывод соответствует мнению археологов прусской Школы (Engel С., 1942, S. 159). В. Новаковским была сделана попытка иденти-
20
фицировать населявших в начале I в. н. э. окраину Свевии (Германии, Barbaricum) эстиев с кругом древностей западных балтов (Самбия и Мазуры), а "диких феннов", находившихся, по Тациту, вне пределов Barbaricum, - с носителями культуры штрихованной керамики (Nowakowski W., 1990, S. 91-96). Правда, уже в середине - второй половине I в. н. э. эстии-балты могли не составлять большинства на Самбии, будучи потеснёнными пришельцами из Подунавья - "блуждающими венедами", ведомыми перспективой янтарной торговли и заселившими, согласно Плинию Старшему, полуостров Энигию (Самбию) (Щукин М. Б., 1998, с. 206). В. Новаковский с этим очевидным историческим фактом не спорит (Nowakowski W., 1995a, Ryc. 1).
Новым словом в польских исследованиях древностей западных балтов стала тенденция к "суверенизации" выделенных ранее Е. Антоновичем и Е. Окуличем (Okulicz J., 1976, Rye. 1) мронговской, венгожевской, сувалкской и августовской групп западно-балтской культуры римского времени. Две первые из них В. Новаковский объявил "богачевской культурой", существовавшей в Мазурском Поозерье на фазах А3 - D, августовская группа была им превращена в сувалкскую культуру (Nowakowski W., 1986-1990, S. 32, 33). "Богачевская культура", автохтонные западно-балтские традиции которой подверглись сильному вельбарскому влиянию, была сопоставлена с упомянутым Птолемеем племенем галиндов, носителями сувалкской культуры были объявлены судины. Идентификация ареала галиндов была проведена В. Новаковским вслед за Петром фон Дусбургом, который в своей "Хронике земли Прусской" в начале XIV в. произвольно реанимировал упомянутый Птолемеем этникон (Nowakowski W., 1995a, S. 207).
Этапной для польской археологии работой стала созданная при помощи фонда Александра Гумбольдта (Германия) монография В. Новаковского, посвящённая древностям Самбии эпохи римского влияния (Nowakowski W., 1996). Базой этого исследования стали данные (к сожалению, зачастую некомплектные, представленные в корреляционных таблицах) 502 погребений из 15 могильников Янтарного берега (Зеленоградский р-н Калининградской обл. и близлежащие микрорегионы). В. Новаковским в его книге были опубликованы отдельные находки из 335 погребений, происходящих с 42 грунтовых могильников. Поразительно то, что в процессе подготовки монографии В. Новаковский не только не использовал фонды калининградских музеев, но и вообще не посетил Самбию. Большим плюсом стало введение В. Новаковским в научный оборот архивных материалов Мартина Яна, отрывочных данных, опубликованных в работах X. Альмгрена, Н. Оберга, С. Болина и Г.-Ю. Эггерса. Правда, отсутствие каталога погребальных комплексов, использованных в работе, крайне обобщённая типология инвентаря (типы "глазчатая фибула", "профилированный наконечник ремня", "фибула со звёздчатой ножкой" соответствуют уровню европейской археологии конца XIX в.), отсутствие интереса В. Новаковского к изучению керамики, погребального обряда и конских захоронений на Самбии сделали его выводы крайне ненадёжными. В результате своих кабинетных изысканий варшавский коллега довольно механически выделил в древностях "культуры Dollkeim-Коврово" (прежняя самбийско-натангийская группа западно-балтской культуры) шесть фаз (1 - В2а - В2/С1 (до сер. II в. н. э.); 2 - В2/С1 - С1а (до нач.
21
III в. н. э.); 3 - В2/С1 - С1а (до нач. III в. н. э.); 4 - С1 - С2 (до третьей [?] четверти IV в. н. э.); 5 - с конца IV до середины третьей четверти V в. н. э.); 6 - конец V - нач. VI в. - конец культуры Dollkeim-Коврово (Nowakowski W., 1996, S. 48-54). В фазу 6 абсолютно ошибочно были отнесены материалы VII - нач. VIII в. (например - застёжки типа Sprossenfibel).
Поверхностное знакомство В. Новаковкого с материалами Самбии привело к тому, что он не заметил ни резкого изменения местной материальной культуры на фазе В,/С, (Витязь С. П., Кулаков В. И., Медведев А. М., 2000, с. 13), ни становления в конце "фазы 5" на базе древностей эстиев прусской культуры (Кулаков В. И., 19946, с. 65), причём последний факт предполагался ещё Ежи Антоновичем (см. выше).
Однако обозначение работы В. Новаковского как этапной вполне справедливо. Несмотря на все свои очевидные ошибки, его монография, являющаяся публикацией хабилитационной диссертации, знаменует прекращение "заговора молчания", создавшегося в европейской археологии относительно прусских древностей после упразднения в 1947 г. государства Пруссия.
На рубеже тысячелетий Е. Окулич кратко подвёл итоги работы польских археологов над проблемами западно-балтской археологии римского времени. С необходимой долей критичности отнесясь к деятельности В. Новаковского, Е. Окулич совершенно справедливо обозначил актуальность выявления черт исторической этнографии эстиев. Правда, им был вновь повторен тезис об "антагонистических отношениях" между эстиями и носителями вельбарских древностей (Okulicz J., 2000, S. 290, 291, 294). На самом деле материалы могильника Коврово, эпонимногодля "культуры Dollkeim-Коврово" В. Новаковского, показывают на преобладание "гото-гепидов" на севере Самбии по меньшей мере в III в. н. э. (Kulakov V., 2000a, S. 596), что, разумеется, снимает вопрос об их "антагонистических отношениях" с аборигенами.
Дефиниция исследований древностей пруссов была представлена автором этих строк в виде каталога могильников, поселений и связанных с ними находок (Кулаков В. И., 1990а). На этом материале базировалась изданная четырьмя годами позднее монография, посвящённая истории и культуре пруссов эпохи раннего средневековья (Кулаков В. И., 1994б). Современное состояние изученности археологии Янтарного края, в том числе - обнаружение экспозиции Prussia-Museum (Кулаков В. И., 2000б, с. 206-217), позволяет суммировать наши знания об истории эстиев и пруссов в пределах I - конца XIII в.
Для первичного анализа древностей римского времени собраны материалы с 70 грунтовых могильников Самбии, Натангии и бассейна р. Преголи (рис. 1А, 1В), которые по своим признакам (биритуальность, каменные кладки над могилами, специфические формы керамики и украшений) ещё со времени работ Э. Холлака связываются с древностями жителей западной части Янтарного края и отнесены большинством исследователей к самбийско-натангийской группе (далее - СНГ) западно-балтской культуры. Её ареал отделён от родственных древностей Западных и Восточных Мазур мощной поймой р. Преголи (рис. 2). С упомянутых могильников собрано 597 погребальных комплексов, представленных текстуально и графически и не вызывающих сомнений в своей комплектности.
27
Для анализа раннесредневековых древностей использованы данные 1639 погребальных комплексов середины V - начала XIV в., изученных на 60 прусских грунтовых могильниках Самбии и прилегающих территорий (рис. 3) (Кулаков В.И., 1994б, с.34).
|
