Реконструкция   В.И.Кулаков. История Пруссии до 1283 года.   >>

28

Глава 1
ЗАПАДНАЯ ОКРАИНА БАЛТСКОГО МИРА в I-XIII вв.

Рис. 4. Находки в погр.28 могильника Ленче. С.30.
Рис. 5. Прусские могильники с нарочито повреждённым инвентарём (номера памятников - согласно рис. 2). С.32.
Рис. 6. Комплекс парного G(Sud) - 94 (б. Гребитен). С.33.
Рис. 7. Подковообразные (3, 4) и кольцевидная (1) фибулы XII в. из погр. б/№ могильника Вольное-2. С.35.
Рис. 8. Ареалы племён западных балтов в эпоху раннего средневековья. С.36.
Рис. 9. Ареал пруссов X-XIII вв. С.38.
Рис. 10. Каменные изваяния пруссов и ятвягов XI-XII вв. С.39.
Рис. 11. Земля пруссов и "прусские земли" в XIII в. С.40.
Рис. 12. Разрез погр. 52 и более поздних комплексов на могильнике Ржевское. С.43.
Рис. 13. Древности II-IV вв. в Восточных Мазурах. С.45.

Признаки древностей эстиев и пруссов

Западную окраину балтского мира - междуречье Ногаты и Немана - в V- XIII вв. населяли пруссы, скальвы, ламаты и судины/ятвяги. Информацию об этих племенах достоверно сохранили раннесредневековые письменные источники. Ареалы этих племен в целом известны по данным, добытым при исследовании погребальных памятников (Таутавичюс А. 3., 1980, с. 86). Общность этих племен реализуется на основе фиксируемого по поздним источникам языкового единства (Maziulis V., 1981, р. 8). Восходящая корнями к культуре западнобалтийских курганов I тысячелетия до н. э. (Sedovs V., 1992, р. 31, 44-46) западнобалтская культура первой половины I тысяч, н. э. включала в свой состав все упоминавшиеся выше племенные ареалы. Территория, занятая носителями этой культуры в римское время, занимала всю Юго-Восточную Балтию от Мазурского Поозерья на юге до нынешнего Литовского Взморья и "Куршского полуострова" на севере. Данная культура характеризуется преобладанием кремированных на стороне захоронений в грунтовых могилах под каменными кладками. Кости помещались в керамической урне или во вместилищах из дерева (коры, кожи). Набор инвентаря - фибулы, пряжки, браслеты, предметы вооружения и быта - в пределах данной культуры сопоставим не только по номенклатуре, но и типологически (Jaskanis J. 1974, S. 211-244). Ареал эстиев соответствует самбийско-натангийской группе (СНГ) западнобалтской культуры и охватывает Самбию (собственно Янтарный берег), бассейн р. Преголи и междуречье Пасленки и Лавы. СНГ характеризуется присутствием в погребальных комплексах "змеевидных" браслетов, ведёрковидных подвесок, орнаментом типа "двойной крест" на сосудах-приставках (Kulakov V. I., 1998, S. 629, Rye. 3).
Начавшаяся уже в I в. н. э. внутренняя территориальная градация западнобалтской культуры непосредственно связана с процессом консолидации местных племен, известных позднее под именами пруссов, скальвов, ламатов, судинов (ятвягов) и, севернее, куршей (Tautavicius А., 1987, р. 104-106). Тем не менее материальная культура западных балтов в целом и впоследствии, вплоть до конца VII в. н. э., сохраняет общие черты. Они реализуются через архетипы ме-


29
таллического инвентаря (преимущественно - нагрудные украшения - посоховидные и прочие булавки, пластинчатые, перекладчатые, в том числе - мазурские и арбалетовидные фибулы, подковообразные застежки и т. п.) и через принципы их изготовления (серебряная плакировка бронзовой, реже - железной основы) (Vaitkunskiene L., 1981, р. 47-53). Важной чертой раннесредневековой археологии западных балтов является присутствие конских костяков или их фрагментов, сопутствуемых в могилах предметами конского снаряжения.
Бурные события эпохи римского влияния, прежде всего - прессинг, осуществлявшийся на эстиев их западными и южными соседями, привели к перемещению значительной части автохтонов Янтарного края в восточном и северо-восточном направлениях (Кулаков В. И., 20016, с. 47, 48). Однако этно-языковое родство и близость к материальной культуре не могли не привести к центростремительной тенденции у западнобалтских племен в XII-XIII вв. (Кулаков В. И., 1985а, с. 54). Этот аспект проявился в ходе борьбы с крестоносцами (Пашуто В. Т., 1955, с. 77).
На исследуемой территории крупнейшей по занимаемому ареалу является группировка пруссов. К настоящему времени выяснено, что в этом ареале с конца II в. н. э. прочно установилась традиция сожжения на стороне, бытовавшая до конца XI в. Правда, скудная представленность данных о погребальном обряде эстиев римского времени позволяет лишь заявить о приоритетном значении для них урновых кремаций. Нюансы местной обрядности нуждаются в специальном изучении. Середина/вторая половина V в., отмеченные продвижением пруссов с полуострова Самбия к устью р. Ногаты и в западную часть Мазурского Поозерья, характеризуются переменой некоторых черт обряда. Если ранее сожженные кости складывались в урны типа Гребитен или в яме вокруг них, а захоронения коней располагались к западу от могил всадников, то с середины V в. при сохранении традиции биконических сосудов-приставок в комплексах все чаще присутствуют остатки погребального костра, а кони располагаются в нижнем ярусе могилы, под человеческими останками. На основе данных, собранных при анализе 60 грунтовых могильников пруссов I тысячелетия н. э. (прежде всего - Суворове, Ирзекапинис, "Гора Великанов", Светлый) (Кулаков В. И., 1990а, с. 20, 22), с уверенностью можно утверждать о новых переменах, произошедших в погребальном обряде пруссов на рубеже VII-VIII вв. Примером этого может служить погр. 2 могильника Светлый (Зеленоградский р-н Калининградской обл.). Здесь в верхнем ярусе могилы отмечена линза с остатками погребального костра, среди которых находился сосуд биконической формы, служивший уже не в качестве урны, а являвшийся средством переноса костей с костра в могилу, куда и помещался рядом с ними. В нижнем ярусе могилы обнаружен не костяк, а только череп коня, ориентированный на запад и сохранивший остатки оголовья (Kleemann О., 1956, S. 114). Основные черты прусских трупосожжений VIII-XI вв. можно охарактеризовать следующим образом. Покойный сжигался на костре за пределами могильника, кальцинированные кости собирались в небольшой сосуд ("временная урна" - рис. 4,2) и переносились в могилу, где ранее уже было совершено захоронение не целого коня, что практиковалось во II - конце VII в., а черепа дан-


31
ного животного. Учитывая большое количество органики, находимое в нижних ярусах погребений, можно утверждать о помещении здесь конской шкуры с головой и нижними частями. Подобный обряд в Европе встречается довольно редко и связывается с влияниями кочевого мира (Klindt-Jensen О., 1957, S. 57). Грунтовые могилы пруссов в эпоху раннего средневековья обычно имели в плане овальные очертания, длина ям колебалась от 0,8 до 2 м, глубина от уровня материка - от 0,2 до 0,9 м. Преобладающей ориентировкой (79 % от общего числа погребальных комплексов) являлось направление по линии северо-запад - юго-восток. Верхний ярус представлял собой скопление остатков погребального костра, иногда не совпадавшее в плане с очертаниями грунтовой ямы, что является показателем разновремености сооружения ярусов могилы. В грунте верхнего яруса находились обломки не только брошенной вслед за костями "временной урны", но и фрагменты сосудов, разбитых на костре (некоторые из них сохранили на своей поверхности следы вторичного обжига и горелой органики, видимо, остатки ритуальной пищи). В VIII-IX вв. весь инвентарь прусского погребения составляли нож, реже - копье (верхний ярус), со шкурой коня - кольчатые удила (нижний ярус). В X в. на могильниках Самбии в погребениях появляются кони, снабженные богато украшенными оголовьями и прочим снаряжением различных типов. На рубеже X-XI вв. устанавливается традиция помещать в верхний ярус многочисленные предметы вооружения и быта. По номенклатуре инвентаря этот набор близок материалу "воинских" могильников рубежа VII-VIII вв. в верховьях р. Ногаты. Несомненно это указывает на сходный социальный характер этих групп памятников. От погребального обряда сембов в ряде черт отличаются традиции населения среднего течения р. Преголи. На примере могильника Суворове можно отметить, что у жителей исторической Натангии сохранился уходящий корнями в эпоху римского влияния обычай погребения конской туши к западу от могилы человека (Кулаков В. И., 1990а, с. 4-9). Диапазон категорий погребального инвентаря натангов невелик. Если здесь ритуальная смерть вещей символизировалась через втыкание в грунт ножей, то на могильниках Самбии в X-XI вв. встречаются согнутые и сломанные мечи и копья (рис. 5). До этого времени с середины VI в. н. э. вещи в могилах не несли следов пребывания в огне. У сембов в X в. появляется традиция вторичного сожжения костей с инвентарем на месте могилы. Только этим можно объяснить прокал грунта планиграфически в небольших размерах под мельчайшими обломками кальцинированных костей. В пользу существования этой традиции говорят находки на могильнике Ирзекапинис остатков деревянных носилок с двумя продольными ручками и коробом размером ок. 0,60 х 0,80 м, на которых кости были принесены с костра и вторично сожжены в верхнем ярусе погребения (Кулаков В. И., 1999б, с. 251).
На могильниках пруссов VIII-XI вв. практически отсутствуют самостоятельные женские погребения. Уже в позднеримское время на могильниках Суворове, Б. Исакове и бывш. Гребитен известны парные захоронения, в которых встречены детали мужского и женского уборов (рис. 6). Подобная традиция зафиксирована и средневековыми письменными источниками (Gaerte W., 1931b, S. 126, 132). В верхних ярусах могил изредка встречаются две-три ло-


34
кальные группы кальцинированных костей, в одной из которых обычно присутствуют женские украшения. Этнические признаки прусского погребального инвентаря составляют для женских комплексов с III в. н. э. пара арбалетовидных фибул, к которым в VI - нач. VIII в. присоединяется ритуальная "гривна" из тордированного бронзового дрота. В эпоху викингов как для мужских, так и для женских могил характерны псевдоподковообразные фибулы "куршского типа". С XII в. этнический прусский набор, как и у соседних скальвов, включает подковообразные фибулы с головками животных на концах тордированной или витой дуги (рис. 7), с начала XIII в. - подвески-бляшки и браслеты плоского сечения. Данный инвентарь соответствует уже прусским трупоположениям, распространяющимся на западной окраине балтского мира с начала XII в. В ямах глубиной до 1 м от уровня материка в деревянном, скрепленном гвоздями гробу помещался покойный, обычно - головой на север или северо-запад. Руки перекрещивались на животе. Конские и парные погребения, воинские захоронения с оружием прекращают свое существование. Выявляется тенденция к нивелировке обряда в пределах всего западнобалтского ареала.

Географические границы и характеристика ареала пруссов

Древности эстиев, известных Тациту и другим античным историкам уже с I в. н. э., потомками которых являлись сембы и другие противники Тевтонского Ордена в междуречье Ногаты и Немана в XIII в., появляются на полуострове Самбия и на прилегающих землях с начала нашей эры и вскоре распространяются в бассейнах рек Писса, Анграпа, в различных частях Мазурского Поозерья. Кроме Самбии, западнобалтские древности римского времени, восходящие по обряду к традициям самбийских и западнобалтийских курганов, соответствуют отдельным группам западнобалтской культуры (рис. 2).
Впервые 11 "прусских земель" упоминаются в хронике Петра из Дусбурга в начале XIV в., обозначая территорию, на которой вел военные действия Тевтонский орден. Симон Грунау в 1529 г. сообщает сведения о разделе земли пруссов на 12 частей по количеству сыновей легендарного вождя Видевута (Grunau S., 1876, S. 62). Непосредственная связь имен сыновей Видевута с наименованиями "земель", упомянутыми еще Петром из Дусбурга, позволяет констатировать этимологический характер мифа, сообщенного Симоном Грунау.
В археологической литературе существуют две концепции о границах земли пруссов. Первая, следующая сообщению Петра из Дусбурга, излагавшаяся немецкими археологами первой половины XX в. (Gaerte W., 1929, S. IX, 313), традиционно определяла все население бывшей Восточной Пруссии как потомков пруссов. Вторая концепция обоснованно вычленяет на базе анализа археологических данных на исследуемой территории несколько раннесредневековых племенных образований, одно из которых составляли пруссы (OkuliczJ., 1973, S. 467; Кулаков В. И., 19856, с. 53, 91). Ареал "земель пруссов", картированный М. Теппеном (Toppen М., 1853, Karte) по данным средневековых хроник, включает территории соседних пруссам западнобалтских племен: скальвов, ламатов и ятвягов (рис. 8). Их земли убедительно выделены А. 3. Таутавичюсом на основе анализа погребального обряда (Таутавичюс А. 3., 1980, с. 82-37).


35
Территория, занятая пруссами в V - нач. VI в. на южном и восточном берегах Вислинского (Калининградского) залива, уже в конце IX в. имеет топоним обобщающего характера - Витланд, упоминающийся в тексте Вульфстана. В его сообщении, включенном в хронику Орозия, отмечены также Эстланд (земля, населенная балтами) и р. Ильфинг (западная граница Эстланда) (Orosius, 1861, S. 732, 733). Все эти наименования имеют, скорее всего, западногерманское происхождение. Топоним "Витланд", возникший, видимо, первоначально среди полиэтничного населения Трусо в нижнем течении р. Ногаты (Ильфинг), распространяется в дальнейшем и на весь нынешний Калининградский полуостров. По поводу этимологии Витланда высказывались различные мнения (Кушнер П. И., 1951, с. 131). Учитывая характер написания данного топонима Widelant, Weydelant, его происхождение можно сравнить с именем


36
легендарного вождя пруссов Видевута/Видья. Становление ранних топонимов земли пруссов по схеме "Видевут" -"Витланд" и "Брутен" - "Трусо" вполне соответствует гипотезе В. Н. Топорова (Топоров В. Н., 1984а, с. 202). В 1073 г. Адам Бременский впервые упоминает топоним Самланд (Самбия) (Adam von Bremen, 1986, S. 268). He вдаваясь в поиски этимологических корней этого топонима, трактовавшегося как билингва (Кушнер П. И., 1951, с. 153), следует отметить конечное совмещение по смыслу топонимов "Витланд" и "Самланд" как обозначений земли пруссов, воспринимавшейся таковой уже в раннем средневековье (Матузова В. И., 1978, с. 55). Следует отметить, что все письменные источники X-XI вв. помещают пруссов только на побережье (Гуревич Ф. Д., 1960, с. 408).


37
Ареал пруссов на рубеже I-II тысяч, н. э. на материале грунтовых могильников с типично прусскими чертами обряда (двухъярусная могила с остатками трупосожжения в верхнем ярусе и с захоронением цельного или фрагментированного конского костяка в нижнем) охватывает южное и восточное побережье Калининградского залива и Калининградский полуостров (рис. 3). Естественным центром этого ареала, чётко обозначенного группами прусских городищ (рис. 9), является полуостров Самбия, соответствующий земле Витланд-Сам-ланд. Во всем междуречье Ногаты и Немана данная территория отличается мягким климатом, незначительным количеством лесов и болот, преимущественно составлена песчаными грунтами. Только во второй половине XI в. пруссы выходят к нижнему течению р. Лавы на территорию позднейшей Натангии. Этот факт фиксируется распространением здесь мечей типа J.P.TII с рукоятями самбийского происхождения (Кулаков В. И., 19946, с. 20). К началу XII в. пруссы совершают походы в низовья р. Вислы и вверх по течению р. Преголи. Это отмечено в польских письменных источниках и явствует из появления на этой территории прусских каменных изваяний. В соответствии с атрибутами этих изваяний (изогнутые жезлы - знак власти верховного жреца Криво-Кривайтиса, ритоны, мечи с полукруглыми или сегментовидным навершиями, лировидные пряжки) их прусская принадлежность очевидна (рис. 10). Обычай ставить столбы в самой дальней точке маршрута военного похода зафиксирован у поляков раннего средневековья (Галл Аноним, 1961, с. 33). Этой же традиции следовали и пруссы, отражая в каменных изваяниях - зачастую парных, судя по их атрибутам, - Брутена и Видевута, основателей традиции прусской дружины и верховной жреческой власти Криво. Возможно, данные изваяния обозначали некую сакральную границу прусского ареала. Сходные идеи у балтов зафиксированы и в поздней традиции (Топоров В. Н., 1980, с. 63). Картирование расположения каменных изваяний (рис. 11) позволяет с уверенностью считать исходной точкой прусских походов Самбию. Эта земля подверглась зимой 1110/1111 гг. ответному походу польского короля Болеслава III (Галл Аноним, 1961, с. 132). Натиск пруссов на соседние территории, явившийся в нач. XIII в. формальным поводом для агрессии Тевтонского Ордена, был вызван рядом причин. Среди них основное место занимает поиск пруссами новых данников и новых пахотных земель в связи с ростом роли земледелия в хозяйстве самбийских общинников (Кулаков В. И., 19946, с. 21).
Картирование могильников (рис. 3) и поселений (рис. 9) раннесредневековых пруссов не позволяет говорить о сплошном заселении ими к нач. XIII в. всех "прусских земель". Напротив, палеоклиматические и топонимические исследования устанавливают факт достаточно жесткой градации и обособления "прусских земель" даже для XIII-XIV вв. Они разделялись сакрализованными крупными лесными массивами, закрытыми для проникновения представителей соседних племен. Сходная ситуация сохранялась в Пруссии еще в XV в. Основной ареал пруссов - Самбия и Натангия - в орденское время ограничивался с востока по течению рек Дейма и Лава небольшими крепостями - Hagen (Mortensen Н., Mortensen G., 1937, S. 19). По данным средневековых хронистов, "прусские земли" объединялись под жреческой и административ-


38
ной властью Криво-Кривайтиса, правившего в культовом центре Ромове. Кроме общего для Самбии, Натангии и Вармии центра в низовьях р. Ярфт (Витушка), происхождение названия которой связано не с балтскими, а с древнегерманскими лексическими традициями (Peteraitis V., 1992, р. 99), каждая Рис. 10. Каменные изваяния пруссов и ятвягов конца XI-XII вв.:


40
"прусская земля" с течением времени стала иметь свои Ромове и Криво (Voigt J., 1827, S. 596), входившие в единую систему власти. Подобные культово-административные центры и правившие там жрецы упоминаются письменными источниками также у ятвягов (Petras Dusburgietis, 1985, p. 248) и в Литве (Топоров В. Н., 1980, с. 63).


41
Ареалы пруссов, скальвов, ламатов, ятвягов, названные Петром из Дусбурга "прусскими землями", не были заселены в раннем средневековье единым этносом. Этапы становления конфедерации (Пашуто В. Т., 1959, с. 116) этих земель можно реконструировать следующим образом:
1. В середине V-XI в. пруссы занимают полуостров Самбия и юго-восточный берег Вислинского залива - прибрежные части позднейших земель Натангии, Вармии, Погезании. В данных территориальных пределах Самбия еще в эпоху поздней бронзы заняла ведущее положение, что во многом связано с характером ее природных условий, рельефа и климата, максимально пригодных в исследуемом регионе для занятий примитивным земледелием (Engel С., 1933а, S. 207) и комфортных для проживания.
2. В начале XII в. под власть пруссов попадает территория, получившая впоследствии наименования "земель" Помезании, Погезании, Натангии, Бартии, Надравии. Хиатус между эпохой римского влияния (рис. 1В) и XII в., в котором присутствуют здесь лишь единичные памятники прусской археологии, не позволяет говорить о наличии здесь до XII в. стабильного западнобалтского населения. Исключением является Погезания, частично входившая в пределы ареала, в римское время бывшего частью вельбарского ареала и занятого пруссами в низовьях р. Ногаты уже в V в. н. э. На территории этой "земли" прусское население, судя по данным топо- и гидронимии, пустило глубокие корни. Внешняя граница прусских территориальных захватов кон. XI - нач. XIII в. определяется каменными изваяниями и вкраплениями прусских топонимов в иноязычной среде.
3. В XII в. основной массив западнобалтских племён, к границам которых вышли пруссы, полностью или частично принимают жреческо-административную систему прусского общества. Возможность этого подтверждается на примере ламатов и скальвов унификацией погребального обряда и инвентаря.
Начав крестовый поход непосредственно против пруссов, Тевтонский Орден, оправдывая свои непомерные территориальные захваты в Юго-Восточной Балтии, считал выгодным называть все ее население пруссами. Это и породило тезис Петра из Дусбурга о "прусских землях".

Племенные территории соседствовавших с пруссами западнобалтских племен

По сравнению с ареалом пруссов земли скальвов, ламатов и судинов (ятвягов) в археологическом отношении изучены слабее. Исследования В. Г. Шименаса на памятниках прежнего восточного ареала западнобалтской культуры римского времени - на правобережье р. Неман в её нижнем течении на могильниках Видгиряй (Simenas V., 1990, р. 9-105) и Шерейклаукис (Simenas V., 1994а, р. 15, 16) - открыли трупоположения с северо-западной ориентировкой. Последние располагались в ямах с заплечиками, стенки которых нередко обмазывались глиной. Могилы сопровождал богатый инвентарь: многочисленные арбалетовидные фибулы, в том числе - "звериноголовые", изготовлявшиеся как из бронзы, так и из серебра, гривны, ножи-кинжалы, копья. Кроме того, в погребениях обнаружены захоронения шкур коней, причем между зубов


42
конского черепа традиционно находились кольчатые удила. Все это дало возможность сделать В. Г. Шименасу вывод о тесной связи населения, сооружавшего такие погребения, с кругом дунайских древностей гуннского времени (Шименас В., 1990, с. 74). Следует отметить, что по номенклатуре инвентаря и его облику древности занеманских скальвов, открытые В. Г. Шименасом, весьма близки материалу Северной Самбии начального этапа прусской культуры.
Для более поздней истории скальвов мы располагаем фрагментарно сохранившимися данными о материалах раскопок грунтового могильника Ржевское (Славский р-н Калининградской обл.), расположенного на левом берегу р. Неман. В 1928-1937 гг. на могильнике было вскрыто не менее 393 погребений. Захоронения середины VII - первой половины X в. осуществлялись по обряду трупоположения, восходящему к традициям римского времени. Костяки, помещавшиеся в деревянных двухчастных гробах-колодах в ямы на глубине от 0,9 до 1,2 м, ориентировались на северо-запад или юго-восток (рис. 12). Руки покойного перекрещивались на животе или располагались вдоль корпуса. Мужчины сопровождались в последний путь копьями и однолезвийными мечами, женщины - парой арбалетовидных фибул, браслетами, витыми гривнами. Со второй половины X в. на могильнике распространяется обряд трупосожжения на стороне. Кости и остатки погребального костра переносились в могилу (возможно, в небольших сосудах) и помещались в ямах глубиной от 0,3 до 0,9 м. В ряде погребений остатки сожжения обнаружены в деревянном ящике. Судя по набору вещей, некоторые погребения были парными. Ряд черт обряда скальвов можно связать с северными традициями - ломка и свертывание оружия, возложение на сосуд (урну?) гривны. Этнически определяющими в погребальном инвентаре скальвов являются для VIII-IX вв. булавки с ромбическим навершием, для X-XI вв. - плоские браслеты с вертикальными прорезями у концов. В XII в. скальвы вновь возвращаются к обряду трупоположения. Ареал скальвов в раннем средневековье невелик, причем большая, северо-восточная его часть занимает холмистый правый берег р. Неман в пределах Таурагского р-на Литвы, меньшая, юго-западная часть охватывает высокий левый берег р. Неман (Неманский р-н Калининградской обл.).
Грунтовых могильников раннесредневековых ламатов, в разной степени исследованных, к 1941 г. насчитывалось не более восьми. Базовым для изучения погребальных древностей ламатов можно считать могильник Вешеай (Шилутский р-н Литвы). С первых веков нашей эры по X в. здесь господствовал обряд трупоположения. Костяки, находившиеся в деревянных гробах, ориентировались на запад или на восток. В эпоху викингов в них появляются остатки погребального костра. Номенклатура инвентаря не отличается от вещевого набора синхронных захоронений скальвов. В X-XII вв. трупосожжения ламатов производились на стороне, вне пределов могильника. Кости вместе с остатками костра помещались в яму глубиной от 0,5 до 1,0 м. Среди остатков костра обнаружены фрагменты некомплектных сосудов и куски обгорелых досок (остатки носилок). Наборы инвентаря в X-XII вв.: с мужчинами - мечи (часто - сломаны), топоры, конское снаряжение, с женщинами - подковообразные фибулы, браслеты, витые гривны. Если некоторое количество женских


43
украшений (прорезные пластинчатые застежки) имеет скандинавское происхождение, то все оружие у мужчин - местного изготовления. Этнически определяющими для ламатов до X в. являются браслеты с дисковидными и маковидными навершиями, восходящие к традициям римского времени, для X- XI вв. - браслеты с треугольным сечением. Ареал ламатов к XII-XIII вв. охватывал небольшую по размерам низинную территорию правобережья дельты р. -Неман (Шилутский р-н Литвы).


44
Погребальные традиции скальвов и ламатов VIII-XI вв. имеют довольно мало различий.
Прежде всего это объясняется общим происхождением этих племен. Их предки, общие с жившими севернее куршами, во II-VI вв. н. э. сооружали могилы с каменными венцами на северо-восточном берегу Куршского залива (Таутавичюс А. 3., 1980, с. 81), придерживаясь консервативных форм ритуала культуры западнобалтийских курганов. Только этим можно объяснить наличие могильников с каменными венцами в погребальных памятниках ламатов (Таутавичюс А. 3., 1980, с. 86) и, видимо, скальвов. Не следует сбрасывать со счетов и гипотезу В. Г. Шименаса о притоке в низовья р. Неман групп балтских воинов, вернувшихся на родину после участия в гуннских походах на придунайских землях. Большое количество украшений западно-мазурского происхождения в могилах ламатов и скальвов объясняет причину их появления на берегах р. Неман. Как в римское время готы, так и в V-VII вв. пруссы интенсивно прокладывали свои торговые пути в северо-восточном направлении от Янтарного берега. На пороге средневековья неманские ламаты и скальвы осуществляли активное участие в торговле с пруссами (Kulakov V., 2000b, p. 285- 288, fig. 1). С новой силой контакты ламатов и скальвов с их юго-западными соседями возобновляются в середине X в. Появившийся в начале IX в. полиэтничный торгово-ремесленный пункт Кауп (Северная Самбия) использовал лакуну, образованную в межплеменных торговых связях в Юго-Восточной Балтии после разрушения шведами Зееборга (ныне - пос. Гробиня, Лиепайский р-н Латвии). Связи Каупа с куршским побережьем осуществлялись через реки Дейма, Преголя, Инструч, Неман. В пользу этого говорит и большое количество скандинавских импортов в могилах скальвов и ламатов. Напротив, большое количество вещей IX-XII вв. ламатского и куршского происхождения встречено при раскопках могильников Кауп, Сосновка, Ирзекапинис и Кляйнхайде. Именно установление тесных этно-культурных контактов с населением Самбии привело скальвов и ламатов к перемене погребальных традиций и к установлению в середине X в. трупосожжения. Власть верховного жреца пруссов Криво и, соответственно, ритуальные нормы пруссов, обязательной среди которых являлась кремация умерших, признавали в XI в. соседствующие с пруссами племена (Пётр из Дусбурга, 1997, с. 51), то есть скальвы и ламаты.
Реальная интеграция погребальных обрядов пруссов, скальвов и ламатов, в X-XI вв. непосредственно не соприкасавшихся своими ареалами, произошла к началу XIII в. Земли междуречья Деймы и Немана были заняты пруссами, что способствовало непосредственному распространению в их среде воспринятого, видимо, у северо-восточных соседей обряда трупоположения.
Совершенно иначе сложились исторические судьбы юго-восточного соседа пруссов - племени судинов (ятвягов). Восходящая к культуре западнобалтийских курганов, судавская культура к VB. значительно обособляется от единой западнобалтской культуры и представлена к этому времени в августовской и сувалкской группах (рис. 2). Последние разграничены прежде всего территориально. Оставленные известным античным авторам племенем судавов, эти древности объединяются традицией сооружения над (в основном) трупоположениями каменно-земляных насыпей. Обычай сооружения курганов с урновыми


45
трупосожжениями реанимируется судавами на фазах C1 - С2 и постепенно сменяет в Восточных Мазурах грунтовые могильники с ингумациями. Инвентарь погребений обоих упомянутых типов погребений римского времени близок синхронным древностям Самбии (Пронин Г. Н., 1989, с. 68), однако выделяется представленностью значительного числа западнобалтских вещей (перекладчатые фибулы, манжетовидные браслеты, булавки - рис. 13). На фазе прудзиской (так А. Битнер-Врублевска обозначает для суданской культуры горизонт, синхронный эпохе переселения народов) обитатели Сувалкского Поозерья расширяют свой ареал к западу, занимают Голдапские озёра в верховьях р. Анграпы и укрепляют контакты с населением Самбии (Bitner-Wroblewska A., 1998, S. 308, 309). В эпоху раннего средневековья основной инвентарь по категориям и типам не выходит за рамки общей для всех западных балтов вещевой номенклатуры. Этнографическими признаками судавов в археологии этого времени являются грубые лепные сосуды с ошершавленной внешней поверх-


46
ностью и с пальцевыми защипами. С VII по XI в. в восточной части Мазурского Поозерья и далее на восток древности судавов пока неизвестны. Вновь каменно-земляные курганы, насыпаемые уже над трупосожжениями, появляются здесь в XI-XIII вв., соответствуя летописным ятвягам (Седов В. В., 1989, с. 52, 53). Их ареал захватывал Восточные Мазуры, Юго-Западную Литву (Сувалкия) и часть нынешней Гродненской обл. Белоруссии. Интересно, что весь ареал ятвягов характеризуется наличием в нем большого количества озер ледникового происхождения, окруженных песчаными дюнами. Сходным ландшафтом обладает и западная часть Мазурского Поозерья. Здесь в I в. до н. э. - нач. V в. н. э. существовала "богачевская культура". Носители ее - часть западных балтов, с которыми можно сопоставить упомянутых Птолемеем "галиндов", - в это время по материальной культуре были близки к эстиям Самбии, испытывая при этом мощное влияние вельбарской культуры. В ходе развития местной культуры при прямом участии аллохтонов из Среднего Подунавья ок. середины VI в. здесь возникает мазурская культурная группа, характеризовавшаяся в первую очередь трупосожжениями, помещавшимися в урнах с отверстиями (Кулаков В. И., 19906, с. 172). После первых десятилетий VIII в. - финала существования мазурской культурной группы - местные древности, к настоящему времени слабо изученные, позволяют лишь предполагать определенную степень родства местного населения VIII-XI вв. с ятвягами.
Межплеменные контакты судинов (ятвягов) и пруссов изучены весьма слабо. С уверенностью точкой их приложения можно считать пока лишь селище-1 Гусев, являвшееся, судя по находкам в распашке, ятвяжским торговым пунктом, существовавшим со II по XIII в. н. э. на юго-восточной границе прусского ареала. Интересно то, что данный памятник расположен на небольшой по размерам песчаной линзе, выделяющейся среди глинистых и подзолистых почв остальной площади Гусевского р-на Калининградской обл. Таким образом, почвенная ситуация в данном микрорегионе Центральной Надравии близка соответствующим признакам ятвяжской территории в Восточных Мазурах. Не исключено, что этот аспект, облегчавший ятвягам ведение традиционного хозяйства на своей родине, привлекал их на северное межплеменное пространство и стал базой для налаживания ятвяжско-самбийских связей.
К XIII в. мазурские земли были в значительной степени опустошены польскими и русскими набегами, что косвенно подтверждается отсутствием здесь заметных действий Ордена в последующие годы. Во всяком случае, западная, территориально близкая к пруссам часть ятвяжской группировки к этому времени уже сошла с исторической сцены. На современном уровне изучения древностей ятвягов с уверенностью можно предполагать концентрацию местного населения в восточной части Мазур, где с XI в. возникает один из одиннадцати известных по письменным источникам внутриплеменных центров ятвягов - городище Шурпилы. Однако обескровленные войнами с русскими и польскими князьями в XI-XII вв. ятвяги, несмотря на все усилия местного военачальника Скоманта, не смогли оказать действенного отпора крестоносной агрессии (Antoniewicz J. 1965, S. 42-44). В 1283 г. Судавия (земля ятвягов) окончательно подчиняется Тевтонскому ордену.

<<>>
Hosted by uCoz