95
Глава 5
ХАЛИБО: СТАНОВЛЕНИЕ КУЛЬТУРЫ ПРУССОВ
Рис. 29. Микрорегион Халибо в V в. н.э. С.98.
Рис. 30. Млотечно. Клад А. С.100.
Рис. 31. Млотечно. Клад C с двумя золотыми "гривнами". С.101.
Рис. 32. Фибулы группы Almgren VI,2 (подтипы "с трапециевидным расширением ножки" и "звёхдчатые") фаз C2 - Е из северной зоны Barbaricum (с привлечением сопутствующих пряжек с орнаментом в стиле Сёсдала). С.105.
Финал позднеримской эпохи был ознаменован для Юго-Восточной Балтии серьёзными переменами культурно-этнического характера, потрясшими основы местного общества. Эти перемены стали следствием процессов, связанных с эпохой переселения народов. Наиболее образно этнические перемещения, затронувшие Янтарный берег, были отражены в местных легендах.
Симон Грунау в 1529 г. издал "Прусскую хронику", в значительной степени основанную на прусской устной традиции. Правда, сам автор предварил свой текст сообщением о том, что он составил его по записям Христиана, находившегося в плену у пруссов в 1231-1238 гг. "В книге, которую написал первый епископ в Пруссии Христиан и назвал её Liber filiorum Belial cum suis superstitionibur Bruticae factionis, он пишет (о том), как он получил от Ярослава, священника из Плотцка (= Полоцка) in der Masau (= из Московии), книгу Anno Domini 110, которая была написана по-русски, однако греческими буквами неким Dywoynis..." (Grunau S., 1876, S. 55). Под именем Dywoynis в тексте Грунау изображён Дион Кассий из Вифинии (ок. 150 - после 229 гг.), упоминавшийся в "Гетике" Йордана, что свидетельствует о знакомстве Грунау (Христиана?) с его трудом. "Прусская хроника" позволяет при сопоставлении отражённой в ней устной традиции и археологических данных восстановить конкретные исторические реалии. Значительная часть работы в этом направлении уже проделана (Simenas V., 1994b, p. 56, 57; Кулаков В. И., 1997а, с. 152).
Одной из загадок текста Грунау являются несколько упомянутых им гидронимов и топонимов земли пруссов. В частности, хронист сообщает о том, что "Vistula... fliest in Crono, das gesaltzene mehr" ("Висла... течёт в Кроно, солёное море"), "Brudeno und sein bruder Witowudo... qwomen durch Crono, das wassir Haillibo..." ("Брутен и его брат Видевут... пришли по Кроно, воде (море, залив?) Хайллибо..."), "Vitowuto im baute ein schlos zwischen Crono und Hailibo... und ist auffder Neringhe..." ("Видевут построил им замок между Кроно и Хайлибо... на Неринге (= косе)" (Grunau S., 1876, S. 56, 61, 62). Считалось, что по контексту "Хроники" упоминаемые при описании событий эпохи переселения народов
96
названия "Кроно" и "Хайлибо/Халибо" соответствуют современным географическим понятиям "река Преголя" (скорее - Вислинский залив или Балтийское море) и "Куршская или Балтийская коса" (Granau S., 1876, S. 56, Anm. 1; Ibid., S. 69, Anm. 5). В современной литературе представлено мнение о том, что "гидроним" Chronos в соответствии с данными Птолемея должен соответствовать р. Неман (Simenas V., 1994b, p. 29). Правда, в таком случае выходцы из Скандинавии Видевут и Брутен должны были попадать в Ульмигерию (таково одно из предложенных Грунау названий Янтарного края) не с запада (что вытекает из текста "Хроники"), а с севера или с северо-востока, делая грандиозный крюк по Балтике. В тексте Грунау названия "Кроно" и "Халибо" выступают коррелятивно и явно приурочены к побережью нынешнего Вислинского (Калининградского) залива (ehem. Frisches Haff). В частности, Натангию хронист обозначает следующим образом: "...das lant zwischen Pergolla, Alle, Bassaro und Halibo den wassirn..." (Grunau S., 1876, S. 72), где по контексту Halibo соответствует Вислинскому заливу или его побережью. Архаизм "Хайлибо/Халибо" (далее для краткости - Халибо) - опосредованно сохранился в виде топонима Heiligenbeil (ныне - г. Мамоново, Багратионовский р-н Калининградской обл.). Здесь, согласно письменным источникам, вармийский епископ Ансельм в 1301 г. срубил священный дуб, являвшийся объектом поклонения пруссов на святилище Swentomest (прусск. "Священный город") (Guttzeit E. J., 1966, S. 82). К северо-востоку от г. Мамоново, в г. Ладушкин (ehem. Ludwigsort, Kr. Heiligenbeil) растёт старейший на Янтарном берегу дуб, возраст которого исчисляется почти в тысячелетие. Его сакрализация в начале II тысяч, н.э. и культовое значение крупнейшего для прусского ареала городища Липовка (в 4 км к востоку от г. Мамоново, ehem. Grunwalde, Кг. Heiligenbeil) вполне вероятны (Кулаков В. И., 1996в, с. 71, 72). Всё это вызывает особое внимание к раннесредневековой истории побережья Вислинского залива, ограниченного с юго-запада р. Ильфинг (ныне - р. Эльблонг), а с северо-востока - р. Фришинг (ныне - р. Свежая) (рис. 29). Для более полного изучения этого микрорегиона, с которым связано неоднократно упоминавшееся Симоном Грунау имя "Халибо", представляется актуальным рассмотрение всех местных памятников археологии наименее изученного периода истории пруссов V в. н. э. (каталог памятников археологии микрорегиона Халибо см. в Приложении 2).
Находки в междуречье Ильфинга и Фришинга, относящихся к эпохе Великого переселения народов, в ряде случаев уникальны для Балтии. Они трактовались на протяжении последних десятилетий совершенно по-разному в зависимости от научных и политических воззрений специалистов. В. Ла Бом и С. Болин считали, что обилие находок позднеримских солидов в междуречье Ильфинга и Фришинга связано с депонированием здесь своих богатств группами германского населения в V и даже в VI вв. (в последнем случае - ввиду опасности славянского продвижения на Вислинское левобережье) (Petersen E., 1936, S. 20, 21). К. Энгель считал, что в то время, как основная часть готского населения покинула в V в. германо-балтское пограничье (при этом древнегерманский гидроним "Ильфинг" сохранился в среде эстиев), в раннем прусском обществе (на примере "княжеских" погребений в Варникам и Хаммерсдорф) осталась готская
97
аристократия, контролировавшая янтарную торговлю (Engel С., 1942, S. 160- 162). Серьёзному анализу подвергнул древности интересующего нас микрорегиона К. Годлевский. В результате он пришёл к выводу о том, что существовали две волны прусского заселения земель к юго-западу от р. Пасленки, традиционной западной границы балтского мира. Эти волны датируются второй половиной V в. и серединой VI в. (Godtowski K., 1981b, S. 106, 11О, 111, 118). Известный польский учёный считал, что индикаторами первой волны переселения были могильники Подгуже и Пасленк, основанные в сер. V в. пруссами, вытеснившими с этих земель остатки носителей вельбарской культуры, названных Йорданом "видивариями". Последние, отступая в 450-500 гг. на юго-запад, маркировали свой путь кладами солидов. Е. Гонссовска, напротив, считает, что эти клады содержат депонированные жителями "северо-западных славянских земель" солиды, полученные в эпоху Феодосия II и Юстиниана I в результате транзита скандинавских мехов в восточноготскую Паннонию. По мнению польской исследовательницы, немалую роль здесь играла и реэмиграция воинов, служивших наёмниками в византийской армии (Gassowska Е., 1979, S. 166). Автор этих строк уже высказывал мнение о том, что в середине V в. перешедшие р. Пасленку эстии вступили на восточной окраине "острова Гепедойос" (Эльблонгская возвышенность) в непосредственный контакт с остатками германоязычных носителей вельбарской культуры и сформировали вместе с ними в 450-500 гг. общность видивариев (Кулаков В. И., 19976, с. 363).
Картину событий, происходивших в эпоху переселения народов - этапы D2 - D3 (горизонт Унтерзибенбрунн-Sosdala), - к востоку от р. Ногаты позволит создать анализ распределения местных памятников археологии (рис. 29). В работе используется система Ярослава Тейрала, на материале Среднего Подунавья выявившего фазы D1 (360/370 - 400/430 гг.), D2 (380/400 - 440/450 гг.), D2/D3 (430/440 - 470/480 гг.), D3 (450 - 480/490 гг.) и D3/E 470 - 500/510 гг.) (TejralJ., 1997a, S. 351).
К началу V в. в дельте р. Вислы, к которой с востока примыкает изучаемый микрорегион, затухает деятельность последнего вельбарского могильника -Ladekopp (Lubieszewo, woj. Gdanskie) (La Baume W., 1924, S. 76). Правда, несмотря на то что вельбарское население "Острова Гепедойос" в конце III в. мигрировало на юг и юго-восток, считается, что его остатки (по данным могильников Pruszcz Gdanski и Wielbark) поддерживали функцию дельты Вислы как "главного "окна в мир"" для народов Балтики" (Okulicz J., 1992, S. 145). На месте скопления вельбарских могильников II-III вв. в окрестностях совр. г. Эльблонга выявлена группа одиночных находок позднеримских и ранневизантийских солидов (каталог: пункты 2-7, единственный клад - пункт 3). Эти находки, выпадение которых относится к первой половине V в. и к рубежу V-VI вв. (фазы D2и D3/E), по своему расположению маркируют выход из низовий р. Вислы к водной глади её широкой дельты, существовавшей в V в. (Okulicz J., 1992, Ryc. 2). Местоположение находок характеризует эти солиды скорее как благодарственные жертвы путешественников, находящихся на пороге своего дома, а не как депозиты, помещённые, как считал К. Годлевский (см. выше), в землю последними "вельбарцами", отступавшими на юго-запад под давлением эстиев. Напротив, отягощён-
99
ные награбленным в Риме золотом варварские дружины возвращалась на свою североевропейскую родину, следуя через существовавший тогда пролив в Вислинской (Балтийской) косе (Bertram H., 1924, S. 36). Как показывают находки бассейна р. Пасленки (ehem. Passarge), не все участники гуннских войн миновали берег Вислинского залива. Здесь, на былой границе между балтским и германским мирами (Gaerte W., 1932, Abb. 1), в окрестностях пос. Млотечно выявлены богатейшие для Балтии клады А-С. Эти уникальные находки, некогда вызвавшие в рамках своего этнического определения и датировки острые дискуссии, ныне забыты (Nowakowski W., 1985, S. 99).
Клад А (рис. 30), несмотря на раннюю дату чеканки превращённого в медальон солида Констанция II, был помещён в землю между 400 и 450 гг. Такой хронологический промежуток депонирования установлен по специфическим чертам представленной в кладе А трёхлучевой фибулы, относящейся к III стилистической группе полихромных украшений гуннского времени дунайскопонтийского происхождения (Амброз А. К., 1992, с. 23, 93). Судя по усложнённой деталировке ножки этой фибулы, она была изготовлена на позднем этапе существования III стилистической группы (по А. К. Амброзу - в первой половине V в.). Клад В представлял собой два (или более) обломка крупного серебряного блюда ("лутерий"), депонированного вместе (в?) с более изящным малым блюдом. Возможно, крупноразмерные обломки "лутерия" представляют собой долю воинской добычи, полученной в пределах Империи и разделённой между соратниками перед их возвращением в родные пределы. Правда, это предположение справедливо лишь в том случае, если эти обломки не являются результатом деятельности безвестных находчиков клада В. Попадание в землю этого клада не обязательно, как и в случае с кладом А, соответствует дате производства присутствующих здесь предметов. Известно, что в западнобалтском регионе в этапе D могло осуществляться долговременное накопление серебряного лома для его дальнейшего использования в процессе изготовления украшений (Kaczynski M., 1989, S. 194). Привлекает внимание наличие на внутренней стороне малого блюда из клада В знака "х", являвшегося ещё со времён кельтов одним из важнейших символов европейского язычества - знаком солнца. В общегерманском руническом ряду знак на "малом" блюде из клада В соответствует руне "х" ("gebu"). Наличие этой руны на предмете из клада В может указывать на сакральную причину его сокрытия. Клад С (рис. 31) - два золотых коль-
100
ца - представляет собой уникальное для балтского мира явление. Золото, столь популярное у германских племён с позднеримского времени, в кладах на балтской территории представлено скудно. В Скандинавии (особенно - в её южной части) однотипные находкам из клада С золотые гривны с заходящими утолщёнными концами обильны в кладах, в массе датируемых VI в. Правда, скандинавские находки таких гривен покрывает орнамент в виде отпечатков глубоко оттиснутого серповидного штампа, представляющегося позднейшим дериватом орнамента на кольцах из клада С. Находка, наиболее близкая по форме к этим кольцам, происходит из клада в Piltene, Ventspils raj. (Латвия), условно датируе-
102
мого V в. (Urtans V., 1977, р. 138). С большим правом к этому времени следует отнести клад В. Его назначение не вызывает сомнений, ибо присутствие в погребальном инвентаре или кладе пары колец/гривен у кельтов начиная с IV- III вв. до н. э. и в особенности в германском мире V в. было связано с отправлением культовых функций. Так как золотая гривна являлась в эпоху переселения народов в среде германских дружинников знаком достоинства вождя (Hauck К., 1954, S. 147-149), то атрибуция клада С как жертвы, принесённой в V в. одним из местных вождей германского происхождения, не вызывает никакого сомнения. Попутно следует отметить то, что золотые цепи с медальонами/брактеатами и гривны являлись для германцев V-VI вв. материальными показателями места вождя в системе социальной иерархии.
Комплекс памятников эпохи переселения народов у Млотечно дополняется грунтовым могильником, изученным В. Землиньской-Одойовой. Его принадлежность к самбийско-натангийской группе западнобалтийской культуры у исследовательницы не вызывает сомнения. Конские захоронения, характерные для древностей раннесредневековых пруссов, появляются в Млотечно не ранее первых десятелетий VI в.
Особый интерес вызывает вал Mlotezno-Rogity (пункт 19), ограничивавший комплекс памятников Млотечно с востока. Если принять версию о прусской принадлежности всего этого комплекса или хотя бы могильника, на территории которого найдены клады А-С, то ограждение данного участка от основной территории пруссов выглядит лишённым смысла. Возможность поздней датировки вала Mtotezno-Rogity (по Г. Кроме, вал являлся частью укреплений средневекового Браунсберга) не актуальна. По контексту упомянувшего этот вал документа 4 сентября 1291 г., о данном фортификационном объекте уже в раннеорденское время сохранялась лишь память (Crome H., 1937b, S. 82). Датировка вала эпохой переселения народов выглядит предпочтительней прежде всего по своей геоморфологической приуроченности к синхронным объектам. Следует отметить, что занимавшие в V-VII вв. новые земли германцы ограждали их от аборигенов при помощи валов. Примером может служить вал Offa's dyks, сооружённый англо-саксами в VII в. между Мерсией и Уэлсом. Таким же образом первопоселенцы ландшафта в верховьях р. Шмитце могли обезопаситься от возможного нападения эстиев-пруссов. Кроме практических мер безопасности, осуществлялись акции культового характера в виде благодарственной жертвы богам, которой является клад В в Млотечно. Выбор пришельцами именно этого ландшафта имел чисто географические причины. По данным палеогеографии (Жиндарев Л. А., Кулаков В. И., 1996, с. 62), в эпоху переселения народов центр побережья Вислинского залива представлял собой полуостров, ограниченный болотистыми устьями рек Пассарге и Мёккер (рис. 29). Удобная для пристани бухта (устье р. Шмитце) вела к господствующей в данном ландшафте высоте, ныне занятой пос. Млотечно. Показательно, что упоминавшиеся Грунау Chrono и Haillibo можно интерпретировать только с помощью готского языкового наследия. Слова Hrains и Halba (Braune W., 1905, S. 152, 153) создают словосочетание "чистая часть/сторона/ половина". Это вполне соответствует характеристике интересующего нас ландшафта, к середине V в. уже оставленного вельбарским населением и ещё не заселённого пруссами. Реальна
103
возможность сохранения прусской устной традицией реконструированного выше топонима. Из местных преданий в варианте Chrono и Haillibo он перешёл в "Прусскую хронику" Грунау, уроженца окрестностей Халибо (пункт 3 - Gronowo Gorne, woj. Mazursko-Warminskie /ehem. Grunau, Kr. Braunsberg/).
Ситуация с памятниками V в. в окрестностях Млотечно помогает восстановить ход процессов, развивавшихся в микрорегионе Халибо в эпоху переселения народов. Лежащий в 2,5 км к западу от Млотечно, на левом берегу р. Пассарге могильник Подгуже имеет прусский материал, датируемый временем не ранее первых десятилетий VI в. (Кулаков В. И., 19906, с. 62). До этого на могильнике черты западнобалтской раннесредневековой обрядности (конские захоронения, "временные урны" и проч.) отсутствуют. Для второй половины V в. типичным для Подгуже является погр. 26, содержащее в инвентаре обломок звериноголовой фибулы (менее вероятно - пряжки). Данный артефакт относится к застёжкам группы 1 (Кулаков В. И., 1990а, с. 211, 212). Используя гот-ландские аналогии, относящиеся к этапу VI.2 (Nerman В., 1935, Taf. 49, Nr 510), находку из погр. 26 Подгуже можно уверенно датировать второй половиной V в. Как показывают древности Юго-Восточной Балтии, подобные ранние формы звериноголовых фибул возникают в третьей четверти V в. именно в микрорегионе Халибо. Являясь аксессуаром женского убора, фибулы этого типа совмещают признаки древностей фризов, саксов и жителей Среднего Подунавья, являясь в Балтии маркером археологического горизонта видивариев (Кулаков В. И., 1990 г., с. 212, 213). "Собравшиеся из различных племён" (Иордан, 1997, с. 67), они принесли с собой на Янтарный берег не только черты обрядности, но и специфические черты декоративного искусства постгуннской поры. Наиболее ощутимо эти феномены материальной культуры прослеживаются на материале могильника Варникам (пункт 25). Здесь, в 16 км к северо-востоку от культового ландшафта (святилища?) Млотечно зафиксированы самые ранние массовые индикаторы проникновения чужеземных элементов в местную среду V в. Если имеющаяся в нашем распоряжении эскизная информация о погребальном обряде Варникам позволяет с долей осторожности предполагать наличие здесь резкого нарастания в ритуале количества признаков позднегуннского времени (Кулаков В. И., 1997а, с. 148), то с вещевыми находками вопрос яснее. Впервые углублённым анализом древностей Варникам занялась 10 лет назад А. Битнер-Врублевска. Полученная польской исследовательницей типология звёздчатых фибул (типы I-VIF), созданная в значительной мере на базе находок из Варникам, в целом продуктивна. Правда, вызывает сомнение тезис автора о генезисе этого типа фибул. Исходным для них объявляется тип I (Bitner-Wroblewska А., 1986-1990, S. 52), куда сведены арбалетовидные фибулы вариантов Шульце Их AF3b, Ix AF2a (Schulze M., 1977, Taf. 11, 12), встреченные в кон. IV-V в. в различных пунктах Barbaricum и объединённые лишь дугообразной верхней гранью трапециевидного расширения на ножке. Ввиду такого подхода к материалу получилась довольно расплывчатая хро-
* На самом деле - "подтипы", ибо уже само понятие "звездчатая фабула" относится к одному из типов артефактов категории "фибулы".
104
нология звёздчатых фибул. Например, тип I отнесён "ко всей фазе D" (по А. Битнер-Врублевской - рубеж IV-V в. - до начала VI в.), тип II - фаза Е, тип IV - "до начала раннего этапа эпохи переселения народов" (Bitner-Wroblewska A., 1986-1990, S. 61, 63). Видимо, решить проблему хронологии фибул, представленных в V в. в составе инвентаря населения западной границы балтского мира (прежде всего - звёздчатых), можно не столько в рамках формальных типологических изысканий, сколько с привлечением артефактов иных типов.
На рис. 32 представлены основные ранние типы звёздчатых фибул и сходные с ними по своим деталям застёжки этапов D -Е из Балтии и Северной Европы. А. Битнер-Врублевска исходным для звёздчатых фибул считает тип I (Bitner-Wroblewska A., 1986-1990, S. 56, Tab. 2). На самом деле этот вариант застёжек относится к типологической линии развития арбалетовидных фибул с трапециевидной ножкой, генетически связанных с застёжками группы А.VI тип 181. Сведение их в один типологический ряд со звёздчатыми фибулами в пределах типов I-VII, проделанное А. Битнер-Врублевской, методологически выглядит довольно странно и лишь запутывает без того сложную картину развития материальной культуры западных балтов. Фибулы с трапециевидной ножкой, восходящие в древностях эстиев к поздневельбарским образцам фазы D1 (рис. 32,1), в первой половине V в. украшаются на ножке циркульным орнаментом. Этот декоративный элемент известен в наборе технологических приёмов последних поколений мастеров провинциально-римского искусства. Не исключено, что он является воспроизведением вставок полудрагоценных камней и цветного стекла, характерных для сходных по форме ножки скандинавских фибул фазы D1 (Jorgensen L., 1994, Abb. 121, 6). Эту идею первым в начале XX в. высказал Г. Кемке (Aberg N., 1919, S. 31). Завершающий этап существования фибул, близких "типу I", обозначен находкой в погр. 258 Коврове (рис. 32,4). В этом комплексе, кроме того, представлена пара фибул, являющихся поздней формой застёжек с кольцевой гарнитурой, характерных для вельбарских древностей 300-400 гг. (Nowakowski W., 1996, S. 51, 52). Таким образом, по типологическим особенностям и по сопутствующему материалу фибулу из погр. 258 Коврове следует датировать фазой D2, а её соседку на рис. 32, 3 - рубежом фаз D1 и D2. В середине V в. фибулы с трапециевидной ножкой, ставшие к этому времени одним из маркеров балтских древностей, в отдельных случаях воспринимают элементы формы и декора звёздчатых фибул (рис. 32,7). При этом сохраняется ведущий признак этого типа застёжек - профилированная спинка. Подобные исключения представлены в пределах типа I (Bitner-Wroblewska А., 1986-1990, S. 56, Tab. 1, 4, 8).
Кроме фибул, ставших к середине V в. этнографическими индикаторами эстиев, в материале Янтарного берега в это время представлено заметное количество новаций, происходящих из ареалов соседствующих с эстиями племён. Так, например, реальными предшественницами и прототипами звёздчатых фибул являются фибулы группы А.VI тип 179 (рис. 32,8), относящиеся к фазе D1 Ход развития этих фибул на севере Европы был довольно продолжительным, что привело в первой половине V в. к возникновению местных имитаций этих
106
артефактов (рис. 32,9). Эти фибулы стали парадигмой для создания первых экземпляров звёздчатых фибул поздних эстиев (рис. 32,11). Важно отметить подпрямоугольные очертания профиля дужки фибулы, синхронизирующие с ней застёжку из погр. 258 Коврове, рис. 32,4). Эти застёжки относятся А. Битнер-Врублевской к типу V и датируются ею рубежом фаз D2/D3. Характерные черты этого типа фибул - результат симбиоза традиций фибул различных культур и этносов. Окончание ножки, получившее форму круга с "лучами", воспроизводит имитацию блеска камня или стеклянной вставки фибул гуннской эпохи. На вершине дуги ножки обозначена прямоугольная площадка, соответствующая точке приложения ладони при укреплении фибулы на плаще. В поствельбарских древностях Самбии (рис. 32,10) и в готландском материале этапа Нерман VI. 1 такие площадки имеют овальную форму. Изгиб ножки и её поперечное рифление у фибулы из "Горы Великанов" и у аналогичной находки из Узорного (пункт 26, обе фибулы - из железа) восходит к принципам орнаментики "трёхлучевых фибул" этапа D, (Bugelfibeln Тур Leipferdingen - VoB H.-U., 1994, S. 505, Abb. 107, 1). Сходные признаки наблюдаются в позднейших фибулах типов Glaston (рис. 32,12) и Duratbn (рис. 32,13). Эти фибулы фиксируют влияние носителей западнобалтской культуры на древности западной части нашего континента, распространившееся в результате участия отдельных воинов Янтарного берега в событиях средней фазы эпохи переселения народов. Особенно ярко это подтверждается процессом становления фибул типа Duraton. По мнению М. Казанского, этот тип (как и типы застёжек Rouillee, Albias) является показателем участия представителей негерманских племён в освоении визиготами Галлии. Среди них французский коллега отмечает западных балтов (возможно - галиндов - Kazanski М., 1994Ь, р. 168, 173). Топонимика Западной Европы позволила В. Н. Топорову сделать аналогичное предположение о перемещении в V-VI вв. дружин галиндов от их мазурской прародины в восточном, южном и юго-западном направлениях (Топоров В. Н., 1983, с. 129- 140). Прусский вариант фибул типа Durat6n способствовал возникновению застёжек родственного типа Schonwarling, датирующему вещевой клад Frombork (пункт 9) временем ок. 450 г., что является terminus ante quem для фибулы из погр. 163 (108) Коврово. Вместе с ней в погребальном комплексе представлена пряжка, украшенная орнаментом в стиле Sosdala (рис. 32, 14). Эта древнейший в Балтии памятник декоративного стиля, родившегося, как показывают находки на римском лимесе, в конце IV в. в среде легионеров романского и галло-романского происхождения. Особенно чётко это подтверждается материалом могильников на северо-востоке совр. Франции (Kazanski М., 1994с, р. 41, fig. 2, 1; 3, 4; 5, 7;). В варваризирующейся среде легионеров на фазе D, встретились традиции провинциально-римского (типы артефактов) и германского (использование штампа) искусства. Эти тенденции были восприняты разноэтничным (как романским, так и "варварским") населением Подунавья, которое в первой половине V в. окончательно сформировало стиль Sosdala. Правда, поясные наборы со "звёздчатым" орнаментом, популярные у легионеров Галлии, в Паннонии и Норике были неизвестны. Поздние образцы стиля Sosdala могли компо-
107
зиционно имитировать гуннский полихромный стиль и донесли до нас отблеск величия державы гуннов накануне её гибели.
Памятники этого декоративного стиля представлены в древностях Янтарного края с середины V в. на Самбии (например - комплекс погр. 163 могильника Доллькайм с фибулой типа Schonwarling - дериват типа Duraton) и в северо-восточной части изучаемого в данной статье микрорегиона (могильник Варникам). Прусские находки являются позднейшими памятниками стиля Sosdala. Как правило, в комплексах детали поясов сопутствуют звёздчатым фибулам. Данные погребальные комплексы принадлежат знатным воинам. Наиболее близкой к своему ближайшему прототипу (рис. 32,11) является фибула из бывш. Heinriettenfeld, Kr. Gerdauen, являющейся, как, к сожалению, значительная часть фибул первых двух третей V в. в земле пруссов, случайной находкой. Важно отметить чешуйчатый орнамент, покрывающий ножку этой фибулы (рис. 32,15). Во всей Северной Европе ему аналогов нет. Зато этот декор прекрасно известен в постгуннских древностях. Великолепные образцы этого орнамента представлены на золотых браслетах из Badokpuszta, изготовленных в эпоху "Пост-Недао" (фаза D3). Их навершия представляют фигурки драконов с разинутой пастью и прижатыми к туловищу остроконечными ушами (Вбпа I., 1991, Abb. 112, S. 292). Генетически эти артефакты связаны с золотыми браслетами I в. до н. э. - I в. н. э., обнаруженными в погр. 2 и 6 могильника Тиллятепе (у г. Шиберган, Северный Афганистан). Данные комплексы отнесены к знатным представительницам племени "Большой юэджи", с запада соседствовавшего с племенем хунну. Браслеты из Тиллятепе, навершия которых были украшены изображениями антилоп и "львиноголовых грифонов", восходят к ассирийским и бактрийским древностям (Сарианиди В. И., 1989, с. 64, 128, 172). В гуннском искусстве означенные персонажи приняли облик мифического пресмыкающегося, весьма популярный в степных древностях IV в. Судя по наличию на данных разъёмных браслетах винта крепления, они были изготовлены византийским мастером, ориентировавшимся на степные традиции. Аналоги данным браслетам, обнаруженные у станицы Сенной на Тамани (Засецкая И. П., 1994, табл. 18,1) и в окрестностях Киева, датируются второй половиной V в. (Kazanski M., 1992, р. 140, fig. 1,9). Правда, эти восточноевропейские находки имеют упрощённый, деградированный рисунок драконьей чешуи или её полное отсутствие, что показывает вторичность этих артефактов относительно браслетов из Badokpuszta и, соответственно, их более позднюю дату.
Аналог фибуле из Heinriettenfeld известен лишь на могильнике Grunajki, woj. Suwafki (Bitner-Wroblewska A., 1986-1990, Tab. III, 9). Судя по вписывающимся в окружность расширениям на ножке (ведущий признак прототипов на рис. 32,8,9,11), две указанные фибулы являются самыми ранними в массиве звёздчатых застёжек, самыми близки своим скандинавским прототипам (рис. 32,8,9) и относятся к началу третьей четверти V в. Такая датировка подтверждается наличием у фибулы из Heinriettenfeld гранёных шайб на концах поперечной штанги. Этот признак характерен для несколько более ранних фибул с трапециевидной ножкой местной серии (рис. 32,4) и Bugelfibeln Готланда второй четверти V в.
108
Фибулы из Heinriettenfeld и Grunajki определили принципы орнаментики позднейших звёздчатых фибул. Их декор формирует драконоподобную "чешуйчатую" ножку фибулы при помощи оттисков миниатюрного серповидного штампа (рис. 32,18). На рубеже фаз D2/D3 "чешую" на фибулах начинают изображать при помощи чередующихся групп поперечных канавок (рис. 32,18). Это является репликой орнамента фибул второй четверти Vв. (рис. 32,11) и отражено в декоре ножек фибул типа Schonwarling и на одной из гривен клада С в Млотечно. В течение фазы D3 в древностях Самбии деградируют роскошные поясные наборы, ранее украшавшиеся в стиле Sosdala (рис. 32,19). На фазе D3/E комплексы, характеризующиеся уже полным набором признаков сложившейся прусской культуры (Кулаков В. И., 19946, с. 65), содержат максимально упрошенные дериваты пряжек (с овальной рамкой, с орнаментированной штампом обоймицей) и звёздчатых фибул (рис. 32,20,21). Типы III, VI и VII, выделенные А. Битнер-Врублевской для звёздчатых фибул, реализуются в VI в. лишь в ареалах северо-восточных соседей пруссов. Такая судьба западнобалтских культурных новаций характерна и для многих других артефактов V-VIII вв. (KulakovV., SimenasV., 1992, S. 183).
Выводы, полученные после рассмотрения сюжета о звёздчатых и прочих типах фибул V в. в микрорегионе Халибо и в его окрестностях, таковы:
1. Одной из составляющих набор вещевых признаков древностей поздних эстиев являются различные варианты фибул с трапециевидной ножкой. Воспринятые западной частью балтов на рубеже IV-V вв. от поздневельбарского населения "острова Гепедойос", эти фибулы стали впоследствии этнографическим признаком раннесредневековых сембов, а затем и ряда других балтских племён. Особенно долго, до IX в. дериваты этих застёжек находились в обиходе жителей территории современной Литвы (Tautavicius A., 1996, р. 198-201). Используя данные хронологии фибул с трапециевидной ножкой, в частности, возможно датировать погр. 1 и 20 могильника Млотечно фазой D2/D3 (ок. 440- 470 гг.). Эта датировка устанавливается с учётом упрощённой формы обнаруженных в означенных комплексах фибул и ввиду наличия на артефакте из погр. 1 рудиментов орнамента звёздчатых фибул типа I (рис. 32,11).
2. В первой половине V в. на западной окраине балтского мира в археологическом материале (на примере фибул) фиксируются следы влияния древностей Скандинавии. В частности, благодаря северогерманскому импульсу возникает непосредственный прототип звёздчатых фибул (рис. 32,11). Находки таких застёжек маркируют во второй четверти V в. особо важные для иноземных воинов пункты ареала эстиев - окрестности перспективного плацдарма вторжения (остров Бальга) и янтароносную Самбию. В свою очередь, черты фибул поздних эстиев реализуются на широком спектре западноевропейского материала от середины-третьей четверти V в. до середины VI в., обозначая участие западных балтов в воинских походах постгуннской эпохи на западных окраинах континента.
3. С середины V в. фактически одновременно на побережье Вислинского залива и на Самбии отмечается мощный импульс древностей постгуннской эпохи. При этом важно отметить эксклюзивность этого локального феномена, в виде специфических форм звёздчатых фибул (ранняя фаза их развития - тип
109
II) долговременно реализуемого лишь в западной части бывшего племенного ареала эстиев.
4. Несколько позже, с фазы D на этой же территории распространяются звериноголовые фибулы, созданные под непосредственным влиянием древностей Ютланда второй половины V в. (Bakka E., 1958, fig. 28-30). Правда, судя по находкам однотипных фибул в Моравии (Сокольнице), относимых Я. Тейралом к середине V в. (Tejral J., 1997a, S. 350, Abb. 28, 14), в создании звериноголовых застёжек могли участвовать и племена Подунавья. Совпадая в пределах одного прусского могильника с находками звёздчатых фибул поздних вариантов типа II, в отличие от них, звериноголовые фибулы являлись аксессуаром женского убора. Это явление служит индикатором этапов внедрения свидетелей заката римского величия в местную западнобалтскую среду.
5. Наиболее важным выводом из всего вышеизложенного является возможность датировки первых в Балтии (и последних в Европе) памятников стиля Sosdala временем ок. 450 г. Эти артефакты появляются в комплексе со звёздчатыми фибулами и роскошными поясными наборами. На других категориях и типах вещей (исключая клинки ножей-кинжалов) элементы стиля Sosdala в ареале складывающейся культуры пруссов и у прочих балтов не реализуются, исчезая из арсенала местных златокузнецов в начале этапа Е. Таким образом, тезис Н. Оберга о такой датировке Stempelornamentik в Юго-Восточной Балтии (Aberg N., 1919, S. 32, 50) справедлив. Правда, как показывает проведённый выше анализ некоторых типов фибул, стиль Sosdala появился в Янтарном крае не из Южной Скандинавии, как считал Н. Оберг, а из земель, прилегавших к римскому лимесу. Важно отметить, что особо значительная часть провинциально-римских "импортов" (не сколько продуктов торговли, столько результатов грабежа) в III-V вв. аккумулировалась воинственными жителями о. Зеланд (Lund Hansen U., 1994, S. 205). Только через посредство этих островитян в Халибо и на Самбию могли поступить плакированные серебром пряжки, украшенные орнаментом в стиле Sosdala, являющиеся подражанием пряжкам позднеримских легионеров. Данные находки неизвестны в Подунавье. Однако именно из этого региона в ареал эстиев попали ножи-кинжалы, коррелирующиеся с предметами, орнаментированными в стиле Sosdala. Это специфическое оружие сформировалось в процессе гуннских войн и впитало германские, балтские, степные и позднеримские традиции (Кулаков В. И., Скворцов К. Н., 2000, с. 40-44). Показательно, что, выйдя из употребления пруссами на рубеже V-VI вв., у населения правобережья р. Неман ножи-кинжалы были популярны ещё несколько десятилетий.
6. Всё вышеизложенное приводит к выводу о появлении в середине V в. на берегу Вислинского залива и практически одновременно на Самбии группы иноэтничного населения, прибывшего из бывших имперских провинций Паннонии и Норика, территории наиболее ожесточённых схваток эпохи "Пост-Недао". Одновременно можно утверждать о связи этой группы воинов с о. Зеланд, расположенном на западной окраине Балтики. Принеся с собой комплекс украшений и оружия полиэтничного происхождения, эти пришельцы, сопоставимые с видивариями Иордана, явно обладавшие высоким уровнем социальной и
110
воинской организации, в немалой мере способствовали сложению прусской культуры, начало которой по массиву признаков материальной культуры и погребального обряда относится к фазе D3 (Кулаков В. И., 19946, с. 65), времени "балтской реконкисты" на Янтарном берегу. Наиболее репрезентативные древности, связанные с генезисом этой культуры, имеются в пределах изучаемого микрорегиона (могильник Варникам, соседствующий с синхронным городищем Пилльгартен). В III - начале V в. погребения этого могильника представляют картину, типичную для памятников западнобалтской культуры позднеримского времени. Как показывают сделанные Р. Клебсом находки, члены родовой общины Варникам наряду с прочими эстиями принимали посильное участие в янтарной торговле. Значительного присутствия иноэтничных элементов в среде западных балтов побережья Вислинского залива в эту эпоху не отмечается. Середина V в. стала переломным моментом в истории жителей Варникам. Он стал одним из первых пунктом пребывания полиэтничной дружины в землях западных балтов. К этому времени следует отнести возникновение германской по происхождению системы укреплений на соседствующем с могильником городище Пил-лгартен. Оно расположено в 5 км к северо-востоку от полуострова Бальга. Являясь в I тысячелетии островом, этот клочок суши, скорее всего, и был первоначальной точкой высадки пришельцев на землю балтов. Именно на Бальге был основан в 1239 г. первый орденский замок, ставший базой для захвата крестоносцами центра прусских земель. Этот замок был заложен на месте прусского городища Хонеда (Batura R., 1985, р. 365), который по местной традиции считался местом первой высадки воинов Видевута на землю пруссов. Не исключено, что среди первых прусских дружинников Варникам были отошедшие после 455 г. к северу от Дуная герулы. Легковооружённые воины, закалённые в боях под знамёнами Аттилы, стали серьёзной угрозой для окружающих эстиев. С этого времени есть смысл условно различать членов местных родовых коллективов и противостоявших им в социальном отношении воинов через оппозицию "эстии - пруссы". За столетие, прошедшее после битвы при Недао, пришельцы, ассимилируясь в местной среде, создали на берегах Вислинского залива и на Самбии достаточно устойчивую социальную структуру с системой власти дружинных вождей. Это отразилось в формировании раннесредневековых древностей пруссов, представленных на могильнике Варникам безурновыми трупосожжениями с биконическими сосудами-приставками, расположением конского захоронения на дне могилы, коллективными воинскими могилами. Прусская культура, имевшая ярко выраженный дружинный характер, как показывают материалы раскопок на могильнике Варникам, уже в эпоху Теодориха обладала своими устойчивыми признаками, просуществовавшими на Янтарном берегу до начала XII в. (Кулаков В. И., 1997а, с. 149, 153, 154).
Как уже отмечалось выше, древнейшие захоронения на могильнике Млотечно были осуществлены в начале фазы D2/D3 (ок. 440-460 гг.) и не имели черт прусской культуры. Если фибулы древнейших комплексов данного могильника имеют местный облик, то керамика, изготовленная на круге, является продолжением традиции вельбарских сосудов-приставок цецельской фазы (Kokowski A., 1988, S. 165, Ryc. 5,g). Аналогичные находки сер. V в. сделаны на
111
могильниках "Гора Великанов" (погр. H-19k) и Пасленк, что подчёркивает участие в сложении культуры пруссов не только иноземной воинской элиты, но и пришедших с ними общинников (Кулаков В. И., 19976, с. 361, 363).
Ландшафт в окрестностях Млотечно мог быть первым пунктом расселения пришельцев в Hrains Halba (в прусской традиции - Chrono и Haillibo). Наличие к западу от Млотечно могильника Подгуже показывает освоение пришельцами окрестностей своего нового места жительства. Однако геоморфологические условия местности не предполагали здесь долговременного проживания ввиду невозможности создания системы городищ. Вал к востоку от Млотечно мог служить лишь защитой от внезапной атаки и не выдержал бы длительной осады. Пригодный для постройки укрепления мыс в устье р. Пассарге был занят прусским городищем лишь в VI в. Освоение бассейна этой реки, маркированное жертвоприношениями (отдельные солиды и клады в пунктах 11-14 -рис. 29), показало пришельцам бесперспективность создания здесь системы долговременных поселений. Возможности для этого существовали лишь к северо-востоку от Hrains Halba - на о. Бальга и в его ближней округе. Правда, благодаря бурным событиям 1239-1240 гг. (строительство и осада замка Бальга) и апреля 1945 г. (последний плацдарм вермахта в Восточной Пруссии вне Кенигсберга), археологические изыскания на бывшем о. Бальга крайне затруднены. Однако нет сомнений в том, что воинский опыт поселенцев V в. подсказал им возможность использования о. Бальга в виде плацдарма. Его окрестности, судя по находке в Узорном архетипа звёздчатой фибулы, были обследованы иноземцами незадолго до середины V в., по пути на театр военных действий в Паннонии. Использование пришельцами о. Бальга как плацдарма косвенно отмечено существованием у переправы с острова на материк могильника Keimkallen, где, следует полагать, были обнаружены многочисленные воинские погребения сер. V в. с ножами-кинжалами - признаком древностей видивариев (пункт 30). Их бесспорным опорным пунктом следует считать городище Варникам. Принципы фортификации этого городища находят аналогии в германских древностях эпохи переселения народов. Среди них - протяжённый внешний вал, обращённый, как и в Mlotezno-Rogity, к востоку. К внешней стороны вала примыкает могильник (пункт 31), дающий массовые свидетельства присутствия здесь небалтского населения в 450-500 гг. Например, пряжки поясных наборов в Варникам, украшенных в стиле Sosdala, генетически восходят к гуннским пряжкам группы III отдела I (подгруппа 3, тип А), относимым И. П. Засецкой "к однородной группе предметов западного происхождения, получивших распространение в первой половине VB." (Засецкая И. П., 1994, с. 90, 19в). Эта "однородная группа" артефактов реализует развитие известных на лимесе в северо-восточной Франции пряжек типа Haillot (BohmeH. W., 1974, S. 302, 303) и восходит к продукции провинциально-римских мастерских. В Юго-Восточной Балтии украшавшие пояса с пряжками-дериватами типа Haillot "языковидные" наконечники ремня формировались в поздневельбарской среде на протяжённом пространстве бассейна р. Вислы (Bitner-Wroblewska А., 1989, Мара 3, S. 168), то есть - по пути воинских дружин из Скандинавии к театру военных действий в эпоху гуннских войн и обратно.
112
Этот путь, кроме того, фиксируется депозитами, однотипными кладу А из Млотечно (Petersen Е., 1936, S. 51). В принципе, приведённая выше характеристика приложима и к многим другим артефактам древностей Халибо второй половины V в. В частности, золотые кольца из клада С Млотечно представляют собой ту же модель украшения, что и постгуннские браслеты сер. V в. из Badokpuszta (см. выше). При этом утолщения концов этих браслетов (но уже без оскаленных драконьих морд) на гривнах сохранены. Рудиментами драконьих ушей являются заполненные оттисками разнообразных штампов треугольники у концов малого кольца (рис. 31,1). Драконья чешуя на этом кольце имитирована поперечным рифлением, на большом кольце - воссоздана довольно близко к оригиналу при помощи серповидного штампа. Если в древностях горизонта Untersiebenbrunn (Kazanski M., 1991, р. 80, 81) штамп такой формы отсутствует, то на позднейшей фазе стиля Sosdala в прусском материале (Aberg N., 1919, Abb. 44), в том числе -на клинках ножей-кинжалов, в древностях эпохи ранних Меровингов в Скандинавии и на материке такой штамп представлен. Это позволяет выдвинуть осторожное предположение о возникновении традиции изготовления золотых гривен (колец) с утолщёнными концами в микрорегионе Халибо в период D3. Данный тезис подтверждается наиболее полным относительно остальных артефактов данного типа набором штампов, представленных на кольцах клада С, а также широким распространением дериватов этого типа украшений в прилегающей зоне Балтии вплоть до совр. Эстонии (Lincke В., 1938, Karte 2-4). Следы производственной деятельности по изготовлению украшений (в том числе - из золота) представлены кладом во Фромборке (пункт 9). Тенденция изготовления в за-паднобалтском ареале украшений для германского заказчика показана находкой литейной формы с южного пограничья балтского мира (Pupki, woj. Mazursko-Warminskie, ehem. Klein-Puppen, Kr. Ortelsburg).
Одна из функций деятельности разноплеменных пришельцев на Янтарном берегу в период "кризиса эпохи переселения народов" (Bitner-Wroblewska А., 1992, р. 261, 262) такова: обеспечение насущных нужд военных отрядов, возвращавшихся после завершения гуннских войн в Скандинавию. Отягощённые римским золотом ветераны-"варвары" были мало заинтересованы в этой звонкой монете, охотно приносимой ими в жертву богам (пункты 1-2, 11, 14). Коллективные жертвы, подчёркивавшие социальное значение дружин и могущество их вождей (Geisslinger H., 1970, S. 208, 212), по германским традициям приносились в виде массивных золотых гривен (Hagberg U. E., 1984, S. 77, 78). Ритуальная принадлежность этого типа украшений акцентирована находками в Sorte Muld (Bornholm) пластин из золотой фольги, представляющих снабжённое гривной, кубком и посохом божество с короткой бородой и усами (Freyr?) (Hauck К., 1994, S. 438). Поразительно, но именно этими атрибутами отличаются позднейшие каменные изваяния, представлявших легендарных вождей пруссов Брутена и Видевута (рис. 10). Возвращаясь к золотым гривнам V в., следует отметить, что подобные украшения в соответствии с римскими воинскими обычаями, которыми не пренебрегали и "варвары", отмечали боевые заслуги. Этот аспект гривен, а также использование их в виде средств платежа ("древнее золото кольцесокровищ") отражено в древнегерманском эпосе (Беовульф, 1975, с. 86, 94). Наряду с гривнами
113
в разряд древнейших воинских знаков отличия входили золотые медальоны с портретами императоров, цепи и даже золочёные удила для боевых коней (Иордан, 1997, с. 246). С последним аспектом явно связано распространение в поздне- и постгуннском Barbaricum золочёных и бронзовых деталей удил. Всё это показывает желание воинов, обделённых наградами на поле боя (особенно после поражений при Мауриаке и Недао), получить их дубликат (скорее - "варварское" подобие) в первом безопасном пункте на их пути домой. Они пытались в этих внешних атрибутах признания своей воинской доблести воспроизвести элементы системы ценностей незабываемой гуннской эпохи. На всём протяжении водного пути из Дуная по Висле наиболее удобным для этого пунктом было Халибо, разведанное жителями островов Западной Балтики ещё по пути в Паннонию. Одна из специфических черт материальной культуры населения этого уникального для Балтии V в. исторического ландшафта, занятого, по Иордану, видивариями, заключалась в симбиозе элементов провинциально-римского, германского и балтского прикладного искусства. Этим феноменом стало распространение ок. 450 г. (скорее всего - сразу после прибытия воинов, потерпевших поражение при Недао и вынужденных покинуть отныне негостеприимное Подунавье) звёздчатых фибул и поясных наборов в стиле Sosdala. Автором этих строк уже отмечалась возможность отражения этого уникального явления в северной части Barbaricum в предании о "поясе Брисингов" (brisinga girdr) (Кулаков В. И., 1997в, с. 59). Важно отметить, что, учитывая этот аспект, с Халибо можно сугубо гипотетически связать деятельность легендарного златокузнеца - - Вёланда ("Песня о Вёланде" навеяна памятью о реальных событиях, связанных с битвой при Недао - Warners E., 1987, S. 85). Дело в том, что, согласно данным готского языка, слово weiha ("жрец" - Braune W., 1905, S. 166) в сочетании с корнем "land" близок понятию "страна жрецов/мудрых" (при варианте veh /"святилище"/ - "земля святилища"). Сходным образом обозначалась западная часть прусского ареала в IX-XIV вв. (Witland/Weydelant - "Страна мудрых"). Сходно, но не аналогично выглядит этникон "Видиварии", преводимый с готского как "люди Видьи". Под именем "Видья" в древнегерманском эпосе выступает вождь, известный в прусских легендах как "Видевут" (Кулаков В. И., 1994, с. 152). Микрорегион с сакрализованным участком у совр. пос. Млотечно был одной из первых точек в Юго-Восточной Балтии, где в середине V в. начала складываться прусская культура, ареал которой позднее получил название "Витланд". Кроме того, в германском эпосе упоминается о том, что "...Вёланд один, в Ульвдалире сидя... кольца, как змеи, искусно сплетал..." (Беовульф, 1975, с. 243). Поразительной аналогией этим строкам являются змееподобные гривны из клада С в Млотечно. Упомянутая в эпосе "Долина эльфов" (Ульфдалир) и "Озеро эльфов" (Ульфсъяр) во всей Северной Европе находят параллели лишь в Халибо, ограниченном с юго-запада рекой Ylfing ("Река эльфов"?), вытекающей из о. Дружно, бывшего в V в. частью обширной дельты Вислы/Ногаты. Само название р. Вислы сопоставимо с древнеисл. kvisl ("устье" - Джаксон Т. Н., 1993, с. 60). Учитывая упоминание античными авторами название величайшей реки Юго-Восточной Балтии именно в форме древнегерманского гидронима Vistula-kvisl, его возникновение в такой форме следует связать с деятельностью готов. Появившиеся здесь на рубеже эр пришельцы из Скандинавии обратили особое внимание на
114
широчайшую дельту Вислы, подобно гигантской воронке втягивавшей северных воинов на их пути к римским сокровищам. Возможно, именно в V в. восточную часть Вислинской дельты-kvisl видиварии назвали именем Ylfing.
Следует отметить, что в пределах Халибо зафиксировано самое крупное в Балтии скопление гидронимов древнегерманского происхождения. Они концентрируются в северо-восточной части этого микрорегиона и представлены названиями водных потоков Banava и Stradik (Peteraitis V., 1992, p. 311). Впрочем, названия соседствующих рек - Frisching, Jarft (древнеисладскоеjord - "земля") и острова Balga (готск. balgs - "пролив") также предполагают соответствующее происхождение. Прусские гидронимы явно позднего происхождения имеют лишь отдельные крупные реки Халибо - Passarge, Baude, Wogenapp, равномерно распределённые на всём протяжении Халибо (рис. 29). Первая из них, традиционно считаемая границей балтов и германцев в эпоху римского влияния, может иметь на самом деле готский корень [готск. saurga - "тревога" (Braune W., 1905, S. 160)], тем самым полностью отвечая своей пограничной функции. Именно снятию отражённой в гидрониме Passarge "тревоги", т. е. - взаимной боязни представителей различных племён, предназначались клады в Млотечно. Такой обычай характерен для межплеменных зон Балтии в раннем средневековье (Simenas V., 1995, S. 153). Показательно наличие аналогичного по смыслу гидронима Sorge к юго-западу от южной оконечности оз. Дружно, на позднейшей границе между владениями Ордена и территорией поморских славян. Наконец, одно из многочисленных названий земли пруссов - Ulmerigia, известное по источникам XV в. (Grunau S., 1876, S. 58, Anm. 1), - имеет готское происхождение и складывается из "holmr" - "остров" (Иордан, 1997, с. 187) и "reiki" - "царство" (Braune W., 1905, S. 159). Если понятие Ulmerigia не является прямым заимствованием из "Гетики" Йордана ("...вскоре они (= готы) продвинулись... на места ульмеругов. которые сидели тогда по берегам океана..." - Йордан, 1997, с. 65), то оно могло возникнуть в среде видивариев для обозначения их плацдарма в земле эстиев - Халибо и острова Бальга.
Археологические находки (прежде всего - стилистика предметов декоративного искусства) и данные гидронимии подтверждают наличие в центре микрорегиона Халибо V в. и (преимущественно) в его северо-восточной части групп небалтского населения. Они появились в ранее незанятой населением территории ок. 450 г. и были обозначены Иорданом именем Vidivarii. Их следы (прежде всего - ранние формы звериноголовых фибул) прослеживаются в древностях до первых десятилетий VI в. Будучи втянутыми в сферу активности видивариев, пруссы во второй половине V в. начинают осваивать сначала левобережье р. Фришинг, а затем и всю территорию Халибо. Это засвидетельствовано данными гидронимии и распространением прусских грунтовых могильников и городищ* (Кулаков В. И., 19946, рис. 2,43). Примечательно то, что в
* Поселения пруссов V-XIII вв. в Халибо: 1 - Яново; 2 - Мыслентин; 3 - Веклице-1; 4 - Веклице-2; 5 - Веклице-3; 6 - Янув Поморски; 7 - Беляны Велке; 8 - Леняе; 9 - Толкомицко; 10 - Богданы; 11 - Грюненберг; 12 - Мамоново; 13 - Весёлое; 14 - Московское; 15 - Тимирязеве; 16 - Липовка; 17 - Первомайское; 18 - Береговое; 19 - Ушакове.
115
окрестностях Млотечно в VI в. существует лишь одно прусское городище Подгуже, охранявшее табуированный западными балтами древнейший центр Халибо. Одним из позднейших показателей присутствия видивариев на данной территории в нач. VI в. является наличие "второй волны" солидов (для этапа Е - уже не клады, а лишь отдельные монеты). Это же косвенно подтверждается находкой на городище Sonnenburg bei Braunsberg (Ehrlich В., 1923, S. 200, 201) пальчатой фибулы вида Реджио-Эмилия (500-550 гг. - Кулаков В. И., 1990б, с. 180). Возможно, именно в ходе бурной деятельности видивариев и пруссов было создано городище Grunwalde (пункт 21), перенявшее сакральные функции первичного центра Халибо (пункты 15-19) и ставшее новым культовым центром пруссов, известным Петру фон Дусбургу и Симону Грунау под именем Ромове. Соответственно расширилось и понятие Халибо как сакральной территории, применяемое Грунау уже к более протяжённым окрестностям острова Бальга.
|
