71
Глава 4
СОЦИУМЫ И ВОЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ В ОБЩЕСТВЕ ЭСТИЕВ
Рис. 21. Поваровка, Зеленоградский р-н - погр. III, в урне - два оголовья, в составе одного из них ("а": 6-9) - звенья типа Z1, ременные держатели типа Rhl и прямой трензель типа Ks2b в сопровождении бронзовой "глазчатой" фибулы типа AIII.61 (фаза B1а - ?); С.75.
Рис. 22. Звенья типа Z4 и ременные держатели типа Rh2a в составе оголовья типа Vimose в инвентаре погр. Wi-34, относящийся к снаряжению коня. В нижней части рисунка - реконструкция Фритца Йенша (Raddatz К., 1992/93, Abb. 4; реконструкция конского снаряжения - La Baume W., 1944, Abb. 10). С.76.
Рис. 23. Хрустальное, Зеленоградский р-н, Baumsarg - погр. 34: инвентарь, относящийся к снаряжению воина. С.77.
Рис. 24. Куликово, Зеленоградский р-н (ehem. Sorthenen, Kr. Samland) - звенья типа Z4 (13, 20), ременные держатели типа Rh2a (33) и прямой трензель типа Ksla (28) в составе оголовья типа Vimose (24, 25, 28, 29-35) из погр. б/№, содержавшего инвентарь. С.78.
Рис. 25. Распространение в Barbaricum звеньев бронзовых цепей типов Zl, Z2, Z2 и ременных держателей типа Rhl (Wilbers-Rost S., 1994, Karten 3, За, 7, 7a). Врезка справа вверху - находки этих артефактов на Самбии (номера памятников согласно Приложения 1). С.79.
Рис. 26. Распространение в Barbaricum звеньев бронзовых цепей типа Z4 и ременных держателей типов Rh2-Rh4 (Wilbers-Rost S., 1994, Karten 3, За, 4,4a, 7, 7a). Врезка справа вверху - находки этих артефактов на Самбии (номера памятников согласно Приложения 1). С.86.
Рис. 27. Погребения с конями, конским снаряжением и оружием в самбийско-натангийской группе западнобалтской культуры (фазы В1 - B2): с элементами сбруи. С.90.
Рис. 27. Подпись. С.91.
Рис. 28. Погребения с конями, конским снаряжением и оружием в самбийско-натангийской группе западнобалтской культуры (фазы B1/C1 - C1): с элементами сбруи. С.92.
Рис. 28. Подпись. С.93.
Как уже упоминалось в главе 1, среди синхронных древностей Европы погребальные комплексы эстиев выделяет присутствие на могильниках конских захоронений. Подтверждением наличия этих объектов считались многочисленные находки предметов конского снаряжения на грунтовых могильниках Юго-Восточной Балтии. Конские захоронения обозначены Яном Ясканисом как специфическая черта погребального обряда западных балтов на всём протяжении I тысяч, н. э. (Jaskanis J., 1974, S. 171). Ранее предполагалось, что импульс идеи сооружения конских могил в Центральной Европе (в том числе - в Балтии) в III-V вв. н. э. проистекал из сарматского ареала в Подунавье. При этом, правда, признавался факт наличия конских захоронений и/или жертвоприношений у германцев уже в I-II вв. н. э., т. е. явно до начала широкого сарматского влияния (Muller-Wille M., 1970/1971, S. 188).
Причиной распространения с V в. н. э. на севере Европы конских захоронений определялся культурный импульс из кочевого (гуннского) ареала Восточной Евразии (Klindt-Jensen О., 1957, р. 247). Не исключая в рассмотрении проблемы роль восточного влияния на балтов, Я. Ясканис интерпретировал конские захоронения у населения Янтарного берега I-IV вв. н. э. и позже как отражение важной роли коня в культовых воззрениях местного общества в качестве символа плодородия, представителя хтонических сил (транспортное средство для передвижения души умершего в иной мир), показателя причастности его хозяина к занятиям охотой, в культовом отношении - органичной чертой автохтонной духовной культуры. Захоронение коня со снаряжением для верховой езды определялось как часть единого погребального комплекса балтского взрослого полноправного мужчины среднего железного века и раннего средневековья. Могилы всадника и его коня в Юго-Восточной Балтии были планиграфически связаны (конь к западу от человеческих останков или в нижнем ярусе общей со всадником могилы, последний вариант - с фазы В -Jaskanis J., 1974, S. 169). Исключением являются отдельные конские могилы на могильнике Mojtyny, woj. Warmirisko-Mazurskie (ehem. Moythienen, Kr. Sens-
72
burg, лежащий в контактной зоне между западнобалтским и германским этнокультурными ареалами) и в некоторых регионах Литвы. В этих районах конские костяки никоим образом не связаны с погребениями людей. Считается доказанным факт хронологического приоритета балтских конских захоронений над сходными комплексами в германском ареале (Jaskanis J., 1974, S. 250, 251). Серьёзные успехи, достигнутые в последние годы европейской археологией в накоплении данных о находках конского снаряжения в Barbaricum, позволяют вновь вернуться к вопросу о конях и всадниках и связанных с ними погребальных комплексах на Янтарном берегу римской эпохи.
В 1994 г. Сузанна Вильберс-Рост, выпускница Гёттингенского университета, ученица известного представителя прусской археологической школы Клауса Раддатца, опубликовала свою диссертацию, посвящённую проблемам генезиса, развития и распространения конских оголовий с поводьями в виде бронзовых цепей (Wilbers-Rost S., 1994), относимым к типам Vimose и Thorsberg. К сожалению, этот капитальный труд остался незамеченным современными исследователями древностей Балтии и всего Barbaricum.
Важнейшей частью работы немецкой исследовательницы является каталог, охвативший практически все пункты находок конского снаряжения римской эпохи в европейском Barbaricum (Wilbers-Rost S., 1994, S. 164-213). Основной задачей этого каталога был сбор максимума данных об оголовьях и их деталях для дальнейших типологизации и датирования. Предшественником С. Вильберс-Рост в деле их изучения является польский археолог Тадеуш Барановский, который изучил отдельные составляющие бронзовых оголовий и пришёл к выводу о том, что эти уникальные артефакты под кельтским и римским влиянием возникли на полуостровах Ютланд и Самбия на фазе B2 и уже оттуда распространились в Средней Европе (Baranowski Т., 1973, S. 467).
В прекрасно систематизированном каталоге С. Вильберс-Рост собраны данные о 140 случаях находок, связанных с конскими оголовьями в Barbaricum. Основными ареалами их распространения в I-IV вв. н. э. являются Южная Скандинавия (всего - 35 пунктов на Ютланде и в Швеции, из них - 8 в погребениях, в 8 пунктах обстоятельства находки неясны, 19 - места болотных/ озёрных жертвоприношений) и Юго-Восточная Балтия (полуостров Самбия и Мазурское Поозерье, всего - 49 пунктов находок). На Самбии и в её ближайшей округе, согласно каталогу С. Вильберс-Рост, известен 31 пункт находок интересующих нас артефактов, из них 10 пунктов не обладают информацией об условиях обнаружения деталей оголовий. Остальные 21 пункт являются грунтовыми могильниками, в которых 38 погребений содержат остатки конского снаряжения I-IV вв. н. э. Таким образом, в отличие от Северной Европы, здесь, в общепризнанном центре западнобалтского ареала детали конских оголовий и целые комплексы конского снаряжения обнаружены не в местах жертвоприношений, а в погребениях. Тем самым, казалось бы, безусловно подтверждается приведённый выше тезис Я. Ясканиса о конских захоронениях как ведущей черте западнобалтского погребального обряда. Разумеется, этот вывод был бы абсолютно верным в случае обнаружения в погребениях Самбии костяков коней, захороненных с всадниками и предназначавшимися для транспор-
73
тировки души в заоблачные высоты. Именно такую картину прусских верований рисует Христбургский договор 1249 г., отразивший погребальную церемонию последних язычников Янтарного края (Пашуто В. Т., 1959, с. 501). Действительно, прусская культура, начало сложения которой восходит к середине V в. н. э., характеризуется наличием в придонной части мужских захоронений (реже и только в VI в. - к западу от останков всадника) целого или фрагментированного скелета (или шкуры) коня в полном снаряжении для верховой езды.
Оказывается, на Янтарном берегу, в пределах позднейшего прусского ареала, аналогичная ситуация с конскими захоронениями в I-IV вв. отсутствует. Из собранных С. Вильберс-Рост 38 погребений, содержащих оголовья или их детали, лишь в 6 могилах представлены один или два конских костяка. Одно из погребений (в каталоге С. Вильберс-Рост отсутствует) обнаружено на могильнике Ярославское, Зеленоградского р-на (см. главу 2, пункт 95). Этот напоминающий плоский курган погребальный комплекс (погр. 1) представляет собой перекрытый двумя-тремя слоями камней выложенный из камней же круг диаметром ок. 5 м. В северной части этого круга выявлено ориентированное на север трупоположение, причём борта его могилы выложены камнями. Среди инвентаря этого воинского захоронения найдена бронзовая фибула типа AV, 125, датирующая погр. 1 фазой B2/C1 = 150-200 гг. н.э. К западу от этой могилы обнаружены зубы коня с двумя пряжками (Jankuhn H., 1939, S. 246, 247). Данный комплекс считался одним из древнейших погребений с захоронением коня в Юго-Восточной Балтии (Nowakowski W., 1996, S. 63).
Подобные "курганоподобные" каменные кладки характерны для вельбарской культуры цецельской фазы и распространяются на этапе B2/C1 из вельбарского ареала через р. Пасленку (Passarge-FluB) на восток, в землю эстиев (см. главу 2). Таким образом, ни в инвентаре, ни в обряде погр. 1 Ярославское нет ничего, что связывало бы его с местными традициями хотя бы на уровне реминисценций черт более ранней культуры западнобалтийских курганов. Как выясняется, выделенная Я. Ясканисом преемственность между обрядом этой культуры и древностей Янтарного берега римского времени не подтверждается археологическими данными (Кулаков В. И., 2000в, с. 372-389). Выяснение вопроса о справедливости этого вывода в случае с конскими погребениями, вернее, с тем их минимумом, который известен на Янтарном берегу в начале нашей эры, позволит выяснить происхождение и специфику конского снаряжения, считаемого эксклюзивной чертой древностей эстиев. Для этого составлен каталог (Приложение 1) наиболее распространённых в Barbaricum элементов оголовья. Каталог разделён на две части в соответствии с датировкой представленных в них артефактов, основанной как на обоснованных выводах С. Вильберс-Рост (Wilbers-Rost S., 1994, S. 43-68), так и на хронологии сопутствующего в комплексах инвентаря.
Вторая часть каталога содержит материалы, связанные с оголовьем типа Vimose (фаза С1), характеризующимся, в частности, присутствием бронзовых звеньев типа Z4. Более поздний, не встреченный на Самбии тип оголовий -Thorsberg (фаза C2) - отличается наличием у колец цепи ребра прочности по внутреннему диаметру. Прототипы подобной обработки деталей оголовий
74
представлены в составе инвентаря погр. б/№ могильника Солдатово, где сбруйные пряжки имеют утолщение по внутреннему диаметру рамки. По пряжке типа U, который обычно связывается с маркоманнскими древностями на территории совр. Чехии (Raddatx С., 1957, S. 25, taf. 1,1), комплекс из Солдатово относится к фазе B2. Заведомо не рядовой статус хозяина всадника подчёркивается вхождением в состав конского оголовья бронзового римского колокольчика-tintinnabula, использовавшегося "варварами"-германцами (NowakowskiW., 1994a, S. 138).
Информация в прусской части упомянутого выше каталога позволяет с высокой долей уверенности полагать, что самыми ранними из известных к настоящему времени в Юго-Восточной Балтии погребений с конским снаряжением (захоронением коней, как и комплекс с черепом коня в Ярославском, их считать явно преждевременно) являются погр. 21 Луговское и погр. III Поваровка (рис. 21). Используя хронологическую схему У. Лунд-Хансен (Lund Hansen U., 1987, S. 39), по фибулам эти комплексы можно отнести к фазе В,b = ок. 60- 80 гг. н. э. (по С. Вильберс-Рост - B2). Таким образом, они сооружены заведомо ранее погр. I Ярославское.
Пространственное распределение на территории Barbaricum наиболее популярных среди его обитателей элементов конской упряжи фаз B1 - B2 (рис. 25) показывает скопление их в трёх регионах: междуречье Одера и Вислы (№№ 64, 61 и 71), Юго-Восточная Балтия (только на Самбии - 7 пунктов находок комплексов из 2 или 3 различных деталей оголовья), западная часть балтийского побережья (в Мекленбурге - № 45 и на о. Фюне - № 22). Наиболее ранняя позиция среди артефактов фазы В, - оголовье № 52 - находится в непосредственной близости от лимеса на Среднем Дунае, в зоне интенсивных кельто-римских контактов I в. н. э. Т. Барановский и С. Вильберс-Рост справедливо отмечали римские и кельтские истоки оголовий типа Vimose (рис. 21-24), архетипы которого представлены на карте фаз В, - B2 (рис. 25). Показательно то, что уже в эпоху эллинизма вслед за скифской и персидской традициями роскошная упряжь была отличительным знаком элитной кавалерии государств диадохов.
Кельтский материал I в. до н. э. - I в. н. э. позволяет оставить приоритет создания оголовий с бронзовым цепеобразным поводом именно за кельтами. Во всём их ареале на закате латенской эпохи распространяются бронзовые цепеобразные пояса, предвестники деталей оголовий типа Vimose. Они, как и удила с прямым и П-образным трензелями (Baranoswki Т., 1973, S. 461, 462), доживают в Западной и Центральной Европе до эпохи Августа. К I в. н. э. кельтский принцип устройства удил входит в состав снаряжения римской кавалерии. Не следует забывать, что уже с эпохи реформ Гая Мария (ок. 105 г. до н. э.) и вплоть до завоевания Дакии Траяном (101-107 гг. н. э.) союзная кавалерия Рима рекрутировались из "варваров" - кельтов и германцев (Тараторин В. В., 1999, с. 126, 132). Среди находок, сделанных в лагерях легионов I в. н. э., не последнее место занимают бронзовые детали упряжи, соответствующие ременным держателям типа Rhl (Connoly P., 1981, p. 235, 236, fig. 4) и входящие в состав оголовий, предшественников типа Vimose (условно - тип Proto-Vimose). В связи с этим можно с
75
уверенностью полагать источником оголовий типа Vimose изготовлявшийся по кельтским образцам инвентарь союзных Риму отрядов конников-ауксиллариев.
В частности, детали оголовий Proto-Vimose применялись в составе портупеи ауксиллариев-квадов, известных в погребальных древностях юго-западной Словакии. Там в комплексах, относимых по фибулам АIII,57 и умбонам щитов типа Jahn 7 (Kolnik Т., 1980, Taf. CXLII,9; CLIV,e) к фазе B2а (кон. I - нач. II в. н. э. - Godiowski К., 1992, S. 72), обнаружены аналоги ременных держателей типа Rhl.
80
Непосредственное знакомство обитателей Янтарного берега с римскими воинами и с их снаряжением произошло в начале фазы B1b (точнее - между 51 и 63 гг. н. э.) в результате стартовавшей в Карнунтуме дипломатической миссии на Самбию римского всадника Атилия Прима (Koulakov V., 2000, р. 33, 34). В результате спонтанных обменных операций римские воины охотно расставались с элементами своего снаряжения, получая за них драгоценный для обитателей Средиземноморья янтарь. Например, на могильнике Коврове, Зеленоградский р-н, найдены детали римских поясов-cinqulum и конские фалеры. В погр. 15 (фаза B2/C1), 16 (фаза B1) и 17 (фаза B1а) выявлены остатки заведомо римских оголовий с бронзовыми деталями (Tischler О., Kemke H., 1902, S. 17). При этом в погр. 15 накладки оголовья сохранили эмаль. Именно ко времени миссии Атилия Прима относится сооружение погр. 21 Луговское и погр. III Поваровка (рис. 21). Этого римского всадника сопровождал отряд воинов XV легиона (LEGIO XV APOLLINARIS)*, который ранее, при императое Клавдии был расквартирован в Саварии (Колосовская Ю. К., 1973, с. 76).
Синхронные наиболее ранним самбийским находкам кельтско-римские оголовья в Cekan6w (№ 61) и Jezow (№ 64) обнаружены много южнее Янтарного берега, в междуречье Одера и Вислы. Располагаясь в западном ареале пшеворской культуры, для инвентаря которой подобные артефакты не свойственны, эти пункты маркируют наиболее сложный (проход по водоразделу в окружении воинственных племён) участок Янтарного пути (обозначен на рис. 25 точечным пунктиром по - Urbanczyk P., 1998, fig. 2, с дополнениями автора). Если информация об инвентаре, сопутствующем оголовьям и их деталям типов Proto-Vimose (фаза В,) и Vimose (фаза B2) на территории Польши отсутствует, то она вполне комплектна в прусском материале. Примером такого набора может являться реестр инвентаря погр. 16 могильника Коврове (ингумация под каменной кладкой): бронзовые фибулы АII,42 и АIII,61 с железными деталями, череп коня (?) с удилами, железная втульчатая пешня (навершие сохи?), два наконечника копий, пара бронзовых (?) шпор типа Ginalski B2 с декоративным кольцом у острия, сосуд-приставка (Тур Wiekau), нож, скребница, пинцет, точило, кусок янтаря, две "деревянных рукояти" и прочие предметы (Tischler О., Kemke H., 1902, S. 17). Приведённый набор железных предметов вооружения и орудий труда стандартен для остальных воинских могил Самбии фаз B1 - D2 (Витязь С. П., Кулаков В. И., Медведев А. М., 2000, с. 14, 15) и на раннем этапе этого периода включает бронзовые оголовья. Согласно данным картотеки Г. Янкуна, пешня и череп коня с удилами в погр. 16 Коврове обнаружены в стороне от каменной кладки (Wilbers-Rost S., 1994, S. 202). Это погребение, содержащее останки мужчины-воина, по фибулам и шпорам датируется этапом B1 (0-80 гг.). Как следует из приведённого описания, погр. 16 Коврове (как и остальные комплексы, отмеченные в обеих частях каталога) не имеет ни одного артефакта, который можно было бы соотнести с западнобалтскими древностями римской эпохи, известными, например, на территории Западной Литвы или в Мазурском Поозерье.
* Эту информацию любезно предоставил О. А. Тиняев
81
Особый интерес вызывают черты обряда погребений Янтарного края, содержащих оголовья типов Proto-Vimose и Vimose. Три десятилетия тому назад авторитетный (и пока единственный) исследователь погребальной обрядности эстиев римского времени Ян Ясканис априорно констатировал западнобалтское происхождение традиции биритуализма I-IV вв. н. э. в Юго-Восточной Балтии и уникальность местных кремаций в урнах типа Гребитен (Jaskanis J., 1974, S. 212, 213, 226).
На самом деле основания для констатации западнобалтской аутентичности носителей традиции биритуализма в Янтарном крае римского времени отсутствуют. В расположенном южнее пшеворском ареале появление и постепенное распространение на фазе B1 урновых кремаций с большим количеством оружия справедливо связывается с перемещениями воинских отрядов германцев с южного берега Балтики. В свою очередь, распространение в упомянутом ареале ингумаций и урновых кремаций без оружия, но с провинциально-римскими украшениями (как правило - женские погребения) интерпретируется как движение на север части маркоманнов и квадов (Niewejlowski A., 1981, S. 73). Скорее всего, это "движение" следует интерпретировать как налаживание матримониальных связей между этнически родственными общностями. Возможно, сходные этнические процессы стали причиной появления аналогичной по специфике обрядности и в Юго-Восточной Балтии.
Обращает на себя внимание сходство черт обрядности и номенклатуры инвентаря мужских кремаций в пшеворском ареале и на Самбии. Их объединяет помещение кальцинированных костей в урны с S-видным или яйцеобразным профилем (урны типа Гребитен), с хроповатой внешней поверхностью и венчиками, украшенными оттисками пальцев. Правда, в пшеворских погребениях инвентарь (два или более наконечников копий, умбон щита, нож, бритва, трапециевидное кресало) находился вне урны (Nieweglowski А., 1981, S. 84), на Самбии - в урне. Второе различие между этими группами погребений: в пшеворском ареале такие урновые кремации распространяются на фазе B2 и не доживают до финальной фазы развития пшеворской культуры, в Янтарном крае они существуют на фазах B2/C1 - D2
Важно отметить, что на Самбии специфические детали инвентаря (наконечник сохи и удила), не связанные непосредственно с оружием или деталями костюма погребённого, помещены вне пределов могилы. Так (в случае наличия информации) располагались детали конского снаряжения (при отсутствии конского костяка) в комплексах, учтённых в каталоге, таким же образом располагалась и голова коня (опутанная ремнями?) в погр. 1 Ярославское.
В кельтском материале позднего Латена и раннеримской эпохи представлен широкий спектр аналогий не только для оголовий типа Proto-Vimose, но и для материала, сопутствующего таким оголовьям на Самбии. В обязательный для кельтского воина набор оружия и орудий труда входили наконечники копий, умбоны щитов, ножи, проушные и втульчатые топоры, косы (тип "литовка"), ножницы, бритвы. Этот набор стабилен как на поселениях позднего Латена в Галлии, так и в позднекельтских древностях на территории совр. Чехии (Filip J., 1951, S. 326, Rye. 72). Кельтские мастера продолжали работать на тер-
82
ритории провинции Паннония и в первых веках нашей эры, реализуя, в частности, в элементах конской упряжи традиции своей культуры (Фиц Й., 1986, с. 271). Правда, кельтский погребальный обряд не предполагал помещение в могилы вышеупомянутых орудий труда и деталей конского снаряжения. В любом случае прототипы самбийских и ютландских оголовий фаз B2 - C1 и артефактов, сопутствующих оголовьям в могилах жителей Янтарного берега, следует искать в позднекельтских древностях к югу от Карпат. Это убедительно подтверждается расположением значительной части находок оголовий именно по Янтарному пути, который пересекал имперский лимес именно в былом кельтском ареале. Нет сомнений в том, что продукция кельтских и римских мастеров нашла сбыт и в пшеворском ареале, где воинские могилы фазы B1 и B2 содержат двулезвийные мечи, наконечники копий и дротиков-фрамей (у кельтов -гросф), умбоны щитов, шпоры, много реже - топоры, косы, ножницы, кресала (Godlowski К., 1981а, S. 81-87). Правда, выделенные К. Годлевским группы пшеворского вооружения 1-3 (фазы B1 и B2а) и 4-5 (фазы B2b и C1а) (Godlowski К., 1992, S. 72-75) лишь по номенклатуре наконечников копий и деталей щитов совпадают с синхронным материалом воинских могил Янтарного берега. По. количеству единиц весьма стандартизированного набора (см. выше) этот материал гораздо представительнее пшеворского.
Изучая события, происходившие в Barbaricum на рубеже эр, Марк Борисович Щукин высказал предположение о том, что с появлением на территории совр. Чехии в 6-9 гг. н. э. маркоманнов начинается кельто-германская культурная диффузия (Щукин М. Б., 1994, с. 191). Учитывая всю дискуссионность гипотез, высказанных петроградским коллегой о судьбах германских и прочих племён в эпоху Октавиана Августа, следует признать достаточную логичность его вывода о том, что в рамках "державы" Маробода кельтские мастера могли стремиться распространять свои "романизированные" изделия далеко на север по Янтарному пути, связывавшему Самбию и Аквилею (Щукин М. Б., 1994, с. 194, 195). Только при их содействии по речным долинам могли продвигаться караваны, в обмен на янтарь доставлявшие жителям балтийских берегов изделия в стиле opus interrasile, монеты и провинциально-римские фибулы. Отразившиеся в конских оголовьях типа Proto-Vimose и сопутствующему им в погребениях эстиев фазы В, параллели инвентарю кельтские традиции прямо указывают на этно-культурную принадлежность их авторов. Той же самой точки зрения, но уже применительно к ранним вельбарским древностям, придерживался Р. Волонгевич (Wolagiewicz R., 1981a, S. 151).
Перемены в этнической ситуации, происшедшие благодаря распространявшемуся по Янтарному пути кельтскому влиянию в интересующем нас регионе, фиксируются письменными источниками. Если для первой половины I в. н. э. Тацит помещает эстиев, западнобалтская принадлежность которых пока не вызывает сомнений, на Самбии и к востоку от неё (Nowakowski W., 1990, Ryc. 1), то для периода между 50-170 гг., согласно Птолемею, земли между реками Ouistulas (Висла), Kronos (Свежая или Преголя), Roudon и Tourountos (Гильге и Неман?) заселялись венедами и вельтами (велиты или кельты?), эстии передвинулись в северо-восточном направлении от Самбии (Ellegard Е.,
83
1987, р. 14, 15). Таким образом, происшедшая в результате миссии Атилия Прима стабилизация Янтарного пути открыла янтароносную Самбию для этно-культурного импульса с юга, в том числе - из былого кельтского ареала. Яркими показателями этого импульса являются находки по Янтарному пути и на Самбии конских бронзовых оголовий и сопутствующего инвентаря кельтского облика. Правда, принципы их расположения в погребениях (как ингумациях, так и кремациях) далеки от кельтских обрядовых норм.
Этот феномен, до сих пор воспринимающийся археологами как свидетельство черт исторической этнографии эстиев, находит объяснение на западных рубежах Barbaricum. Укрепление рейнского лимеса в I в. н. э. вынудило римское командование шире привлекать в качестве пеших федератов - легковооружённых велитов и ауксиллариев - кельтов и германцев. В результате на местных могильниках левобережья Нижнего Рейна появились многочисленные погребения, совершённые по местному обряду и при этом заполненные предметами римского вооружения и снаряжения. Предполагается, что эти погребения содержат останки "варварских" воинов из возникших после военной реформы Августа полурегулярных (iuventus) и профессиональных (alae, turmae, cohortes) формирований, рекрутировавшихся из аборигенов. Осенённые римскими орлами, исполненные сознания высокой чести служить под водительством императора, эти "варвары" считали своим долгом сопровождать в иной мир погибших соратников дарованным им римлянами оружием и снаряжением (Waurick G., 1994, S. 23-25).
Такая же ситуация, видимо, реализовалась и на Янтарном берегу в начале нашей эры. В самом деле, инвентарь погребений с элементами конского снаряжения содержит полную экипировку кавалериста из "варварской" конной алы. С эпохи Цезаря такие всадники именовались desultores (лат. "соскакивающие" - ранний аналог драгун). Каждый из них сопровождался легковооружённым воином-велитом. При необходимости эти бойцы пополняли ряды пеших римских auxiliaries. Правда, вряд ли стоит всех погребённых на могильниках Самбии воинов-всадников считать ветеранами, ранее служившими на далёком лимесе и вернувшимися к родным пенатам. Скорее всего, обладатели коней в роскошных бронзовых оголовьях входили в состав подчинявшегося одному из расквартированных на Нижнедунайском лимесе легионов кавалерийского подразделения - алы (ок. 250 чел.). Её "варварский" состав (условно - "Самбийская ала" или СА) мог быть расквартирован после миссии Атилия Прима на Самбии и призван был обеспечивать как безопасность янтарных приисков, так и спокойное продвижение караванов по Янтарному пути. Только при таком решении проблемы начальной фазы существования на Янтарном берегу конских оголовий типа Proto-Vimose можно объяснить их кельто-римское происхождение, компактность их обнаружения по линии Янтарного пути и на Самбии, невиданный для Barbaricum стандарт инвентаря в погребениях всадников. Номенклатура артефактов (рис. 24) характеризует все потребности конного воителя: приспособленное к удару в конном и пешем бою копьё, дротик для дальнего броска, необходимые в ближней схватке втульчатый или проушной топор и тяжёлый боевой нож; для ухода за конём предназначены скребница и
84
ножницы, за оружием - оселок; добывание пищи обеспечивалось редкими в погребениях конусообразными наконечниками сох (их могли заменять втульчатые топоры группы "широкие кельты", в белорусском материале относимые к раннелатенскму "импорту", известному в ареале культуры штрихованной керамики уже в I в. до н. э.) и косами-"литовками". На реализацию всадниками Янтарного берега системы подсечно-огневого земледелия указывает присутствие в погребениях кресала, втульчатого узколезвийного топора и ножа с горбатой спинкой (Krummesser). Топор применялся для проведения подсеки и при этом мог служить наральником для сохи, ножом срубали сучья с деревьев, кресалом (правда, их находки в массе характерны для фазы C1) добывался огонь для очистки от поваленных зарослей участка для будущей распашки. Значительная часть перечисленных действий была связана с конём, верным спутником воина-всадника. Поэтому присутствие его оголовья (в ряде случаев - в урне вместе с остальным инвентарём) вполне естественно среди остальных компонентов инвентаря воинов "Самбийской алы". Все перечисленные выше артефакты (в том числе - оголовья) благодаря своей комплектности не могут считаться результатом торговли эстиев с Римом: воинское снаряжение не поставлялось "варварам", да ещё в полной боевой комплектации.
Состав инвентаря самбийских всадников фаз B1 и B2 позволяет реконструировать принципы их тактики. Главной их функцией предполагается охрана янтарных месторождений и самого Янтарного пути, движение по которому занимало от Карнунтума на Дунае до Самбии в I-IV вв. н. э. около 7 недель (Wielowiejski J., 1980, S. 129). Кроме функции верхового конвоя, воины "Самбийской алы" были подготовлены для отражения внезапных нападений на янтарные караваны, следовавшие по рекам или (что предпочтительней) пешим путём по их долинам и по водоразделам. Как показывает инвентарь погребений с оголовьями, их владельцы обеспечивали дальнее сдерживание противника при помощи копий и дротиков, при этом полностью соответствуя тактике скандинавских конников римского времени (Engstrom J., 1992, р. 48). При отсутствии длинных мечей, которыми в начале нашей эры пользовались в Европе лишь кельтские кавалеристы, воины Самбии ближний бой вели топорами и боевыми ножами. При этом desultores-auxillaries превращались в пехотинцев. Воин привязывал коня при помощи бронзовой подковообразной дуги (рис. 21,7), располагавшейся под нижней челюстью коня (известны лишь на Самбии и в Ирландии). Антипатия самбийских всадников к длинным клинкам ярко охарактеризована в погр. 34 Хрустальное спатой (рис. 23,а), укороченной до параметра гладиуса, оружия пешего легионера
Таков вариант решения проблемы состава вооружения обитателей Самбии I-IV вв., поставившей в тупик В. Новаковского. Польский коллега пришёл к неверному выводу о ведущей роли в комплексе снаряжения эстиев топора (Nowakowski W., 1994b, S. 387-389), который Тацит якобы обозначил термином fustis (лат. "дубина", излюбленное германцами и позднейшими пруссами метательное оружие). На самом деле топор у воинов СА предназначался прежде всего для хозяйственных функций, основным видом оружия являлось копьё.
85
Детали престижного конского снаряжения, как и остальной воинский инвентарь, были призваны обозначать в мире ином высокий социальный статус погребённого. Сакральный смысл погребального инвентаря как манифестации миру богов, послания живых своим предкам, передаваемого через погребённого "посланца" (см. главу 3), вполне сопоставим с феноменом жертвы, того же послания богам и пращурам. Правда, в последнем случае овеществлённая манифестация передаётся не с бездыханным "посланцем", а прямо "пересылается" божеству в определённых, связанных с водой (ворота в иной мир) местах (озёра и реки), предназначенных сугубо для жертвоприношений.
Как показывает опыт изучения "княжеских погребений" Barbaricum, правители родов, племён или дружин римского времени погребались с инвентарём, показывавшим высокий социальный статус умершего. В состав этого инвентаря входили и кони с полным снаряжением, считавшиеся (как и в позднейшей прусской культуре) обозначением пути в мир иной (Steuer H., 1998а, S. 170, 171). Эта черта характеризует погребения вождей в группах Lubsow и Hassleben-Leuna, характерных в I-II и в III-IV вв. н. э. для севера континентальной Германии. Для воинов германской дружины, обязанных сопровождать своего вождя в бою и восседать вместе с ним за пиршественным столом (схема жизни павших на поле битвы героев-эйнхериев в Вальхалле, отражённая в "Старшей Эдде"), присутствие коня в погребении не предполагалось (Steuer H., 1998b, S. 550). В соответствии со сказанным выше следует интерпретировать социальный статус индивидуумов, в погребениях которых были обнаружены детали конского снаряжения. Как показывает каталог, из 8 погребений с оголовьями в Скандинавии фаз C1 - C2, времени резкого изменения в Barbaricum ареалов оголовий, лишь 3 содержат конские останки (в одном случае - два коня) и могут быть соотнесены с "княжескими" захоронениями. Сходная пропорция, реализуемая на Самбии (из 38 могил с оголовьями по каталогу лишь в 6 из них выявлены конские кости), также позволяет сделать вывод о принадлежности большинства исследованных комплексов профессиональным воинам, но не "вождям" или рядовым членам общества (как позднее в прусской культуре). В "княжеских погребениях" ареала эстиев (см. главу 2) останки коней не встречены. Исключением является погр. [I] Изобильное.
На рубеже II-III вв. н. э., как и в начале I тысячелетия н. э., находки наиболее распространённых элементов конских оголовий представлены в трёх группах (рис. 26), более аморфных по своим очертаниям, нежели на фазах B1 -B2 (рис. 25). Имеется в виду прежде всего территория совр. Венгрии, где условия находок оголовий (№ 01, 138-140) и даже их привязка к памятнику археологии неизвестны. С большой долей осторожности можно полагать, что эти находки приурочены к бассейну Верхней Тисы, разделявшему с рубежа II-III вв. сарматский и квадский племенные ареалы. Возможно, находки оголовий, связанные с деятельностью конных отрядов, указывают на нестабильную ситуацию, сложившуюся после Маркоманнских войн. В эту эпоху находки на Янтарном пути отсутствуют, отдельные оголовья встречены к востоку и западу от его трассы, нарушенной в южной её части ударами маркоманнов (166/167 и 170 гг.), направленными на Карнунтум и далее по имперской дороге в направ-
87
лении Аквилеи. Видимо, привлечённые ходившими среди "варваров" легендами о богатстве южных истоков Янтарного пути, былые выходцы из Скандинавии решили получить всё это богатство сразу и без обменных операций. Передвижение германских и римских воинских отрядов в процессе неудачных для "варваров" Маркоманнских войн стимулировало распространение в Центральной и Северной Европе целого ряда артефактов, характерных ещё для фазы B2 (Godlowski К., 1994а, S. 118). Этот вывод применим и к оголовьям типа Vimose.
Удар маркоманнов и ответное продвижение римских войск на север по долине р. Моравы вплоть до Pfibice привели к прекращению деятельности Янтарного пути. В соответствии с этим фактом утратили смысл действия "Самбийской алы", которая, дислоцируясь на Янтарном берегу в период с сер. I по вторую треть II в. н. э., осуществляла конвойные операции, сопровождая торговые караваны по линии Висла - Верхний Одер - Морава. Этот вывод подтверждает отсутствие находок конских оголовий типа Vimose по означенной линии. Венгерские находки, отмеченные на рис. 26 и довольно слабо датируемые, могут являться следами деятельности как "Самбийской алы", вернувшейся к месту своей прежней дислокации, так и другого кавалерийского подразделения федератов на службе Рима. На самой Самбии, причём - лишь в её западной части, фланкируя с востока янтарные прииски, отмечены четыре пункта находок оголовий (рис. 26, врезка). Среди них раннее оголовье "а" из погр. III в По-варовке (рис. 21, 6-9) является "трофеем", попавшим в могилу периода C1, а комплекс в Куликово (рис. 24) содержит прямое указание (редкая в античной нумизматике бронзовая монета Луциллы) на Маркоманнские войны как на свой terminus post quem. Информация о наличии конских костей в этих самбийских комплексах отсутствует.
Конских захоронений нет и в пунктах находок оголовий типа Vimose фаз C1 - C2, в несравненно большем числе представленных в восточной Дании, нежели чем на фазах B1 - B2(рис. 26). Эта обратная взаимосвязь между самбийскими и датскими находками оголовий закономерна.
Опираясь на убедительную типологическую и хронологическую базу, С. Вильберс-Рост доказала факт генезиса оголовий типа Vimose на Самбии. Как ранее фибулы типа AIII, 57-61, так и эти оголовья в большом количестве в конце II в. н. э. оказываются на восточном побережье Дании, преимущественно - в болотных/озёрных местах жертвоприношения (Wilbers-Rost S., 1994, S. 101, 102, 107). Правда, как и многие скандинавские исследователи, С. Вильберс-Рост считает этот феномен результатом масштабной торговли, развившейся между обитателями противоположных берегов Балтики. Однако неопровержимо доказано то, что оружие и предметы конского снаряжения, в изобилии представленные в местах жертвоприношений в геомантическом центре германского ареала (Подосинов А. В., 1999, с. 344) - на Ютланде и на островах Фюне и Зеланд, - добыча германских дружин, полученная ими в дальних походах. Особо масштабные жертвоприношения воинской добычи совершаются на озёрных святилищах Дании во II-III вв. н. э., т. е. непосредственно после Маркоманнских войн. Эти культовые акты были призваны подчеркнуть факт воинского величия, идентичности ранних германских дружин (Muller-Wille M.,
88
1999, S. 63, Abb. 72). Вполне определённо оголовья типа Vimose также стали для северян военной добычей, полученной ими на Самбии.
Этот набег мог являться следствием резкого ослабления римских позиций на Янтарном берегу в результате Маркоманнских войн. "Самбийская ала" была отозвана или отрезана от Дунайского лимеса. Подобно маркоманнам на южном отрезке Янтарного пути, отряд германцев (возможно - из восточного Ютланда) обрушился на Самбию с целью грабежа и установления контроля над янтарными месторождениями. Судя по многочисленным находкам на островах запада Балтики инвентаря, ранее характерного для Самбии (не только оголовья, но и втульчатые топоры - Thomsen P. О., 1993, р. 26, fig. 5), эта военная операция увенчалась успехом. Более того, можно предполагать о переселении на Самбию значительного числа жителей датских островов, что отразилось на материале местных могильников (Витязь С. П., Кулаков В. И., Медведев А. М.,
2000, с. 12). Они принесли с собой традиции урновых (урны - с хроповатой поверхностью) и безурновых трупосожжений, сопровождавшихся сосудами-приставками Тур Dollkeim, оружием (группа погребений Godlowski 6 - Godlowski К., 1992, S. 74) и конским снаряжением (в том числе - упрощённый вариант оголовий типа Vimose, уже без бронзовых деталей), обычай сооружения "княжеских погребений", каменных кругов и "стел". В пшеворском ареале распространение аналогичных черт обрядности (правда - без конского снаряжения) произошло ранее, на фазе B2 и связывается с передвижениями с севера и запада новых групп германцев (NiewQg-lowski A., 1981, S. 91). Однако если эти традиции не утвердились надолго среди носителей пшеворской культуры, то обычаи германских пришельцев на Самбии сохранялись вплоть до первой половины V в. н. э.
Распространение в III в. н. э. погребений с указанными признаками к югу от Самбии, в Мазурском Поозерье, также богатом янтарными месторождениями, показывает тенденцию пришельцев расширить зону своего контроля в Юго-Восточной Балтии. Правда, в указанном ареале судинов/судавов снаряжение для верховой езды (в том числе - местные формы оголовий), как правило, обязательно кореллируется на могильниках с захоронениями коней (Jaskanis J., 1968, S. 90). Наличие в данной части Балтии рудиментов местной обрядности (прежде всего - сохранение курганной традиции) не вызывает сомнений в сохранении здесь западнобалтской этно-культурной идентичности.
Рассмотрение генезиса и распространения оголовий типа Vimose в Юго-Восточной Балтии римского времени позволяет сделать следующие выводы:
А. Погребения с деталями или с полным комплексом конского снаряжения (имеются в виду лишь комплексы с вполне достаточной информацией об инвентаре и обряде) на фазах B1 - B2 известны на территории Юго-Восточной Балтии лишь в пределах Самбии (рис. 27) в количестве 21 единицы, частично вошедшие в представленный выше каталог. Из них 6 погребений содержат конский костяк, в трёх случаях выявлены остатки конского черепа. Лишь на могильнике Заречье конский скелет встречен с оголовьем типа Vimose. Скопления погребений данной группы на Самбии тяготеют к янтарным месторождениям и/или обозначают естественные границы полуострова (рис. 27). Таким
89
образом подтверждается высказанное выше предположение о дислокации на Янтарном берегу в пределах ок. 63-67 - 167-180 гг. некоего кавалерийского подразделения ("Самбийская ала"), осуществлявшего контроль Рима над самыми обширными в мире янтарными месторождениями. Скопления комплексов с останками всадников убедительно указывают места расположения входивших в СА небольших групп всадников (на западе полуострова - у основных месторождений, на севере полуострова - у наиболее удобной для торговых парусных судов гавани восточнее совр. мыса Гвардейский - Rantauer Spitze). Этно-культурный состав СА, явно включавший "варваров"-ауксиллариев, однозначно определить сложно. Не исключено то, что некую (значительную?) часть "алы" составляли романизированные кельты, ранее обитавшие на левом берегу Дуная (совр. Венгрия). Постоянно расквартированные на Самбии, конники-desultores и сопутствующие им пехотинцы по необходимости составляли конвои при янтарных караванах. Часть ветеранов СА, набранная (что вполне естественно) из аборигенов, после окончания службы возвращалась в родные селения и в конце концов погребалась на местных кладбищах. Особые черты обрядности (полная представленность в могиле элементов воинского снаряжения), использовавшейся при их захоронении, близки ритуалам, осуществлявшимся в это время кельтами-федератами Рима на рейнском лимесе. В обоих случаях участники погребальной церемонии при сооружении погребения, общей функцией которого всегда и всюду является "обеспечение посмертного существования" (Смирнов Ю. А., 1997, с. 39), составом инвентаря свидетельствовали высокое и почётное звание погребённого, являвшегося воином Великого Рима.
Б. События Маркоманнских войн (166-180 гг.) прервали деятельность Янтарного пути и сделали невозможным дальнейшее пребывание "Самбийской алы" на Янтарном берегу. Привлечённые богатствами Янтарного пути, германские дружины сокрушили не только его южную оконечность, но и, видимо, осуществили успешную операцию в его истоках - на Самбии. На количестве известных здесь погребений всадников (28 погребений, не все из которых вошли в каталог С. Вильберс-Рост, из них 11 могил содержат скелет коня, в трёх могилах найдены конские черепа - рис. 28) это не отражается. Правда, на памятниках Балтии резко уменьшается число оголовий типа Vimose, напротив, они в массе оказываются на озёрных святилищах островов Фине и Зеланд (Kulakov V. I., 2001, S. 55) и повергаются в качестве жертв в реки севера материковой Германии. Возможно, это - добыча, полученная германцами на Янтарном берегу при разгроме остатков "Самбийской алы". Пришельцы на земле венедов и вельтов принимают обычаи своих недавних противников и по-прежнему несут охрану янтарных приисков, но не для Рима, а для своей выгоды. Вскоре из погребений аллохтонов исчезают роскошные оголовья, на фазе С былой широкий спектр инвентаря сокращается до копья, боевого ножа, втульчатого топора, косы и кресала - минимального воинского и хозяйственного набора. При этом, пытаясь освоить земли к востоку от Самбии (в поисках рынков сбыта янтаря или поисков новых его месторождений), германцы выходят к слиянию рек Инструч, Анграпа и Писса, оставляя и там конские захоронения (рис. 28, №№ 17, 181). Здесь этот престижный обряд перенимает местное за-
91
паднобалтское население, что соответствует распространённой в Barbaricum норме заимствования обычаев славных своими подвигами племён. "Германцы выше всего ценили свою собственную самобытность, свои исконные нравы: если и подражали кому, то только пользующимся большей славой" (Буданова В. П., 2000, с. 111). В их среде, в восточной части Мазурского Поозерья (рис. 28) конские захоронения (их обряд и набор весьма близки самбийским нормам) существуют до V в. н. э.
В. Наиболее сложной является проблема выяснения этно-культурных истоков традиции помещения конских останков в могилы обитателей Янтарного края позднеримского времени. Эта традиция с фазы С стала ведущим признаком западнобалтских древностей сначала на Восточных Мазурах, позднее, с фазы D3 - на Самбии. Сюда обряд конских захоронений возвращается в результате "балтской реконкисты" Янтарного берега, производившейся, видимо, населением Восточных Мазур и спровоцированной оттоком прежнего населения Самбии на юг для участия в гуннских войнах. Признаком этой "реконкисты" в начале VI в. н. э. является распространение на Янтарном берегу конских захоронений к западу от могилы всадника и биконических сосудов подтипа 1.2 (Кулаков В. И., 1994б, с. 42), ранее характерных исключительно для сувалкийской группы западнобалтской культуры (Okulicz J., 1973, S. 415, 416, Rye. 200,e,hj).
В I в. до н. э. - II в. н. э. на поселениях и в местах жертвоприношений северо-германских племён известны места сокрытия конских туш и их частей, справедливо интерпретируемые как жертвоприношения (Muller-Wille M., 1970/ 1971, S. 231-233). Особое культовое отношение германцев к коням для фазы В,а общеизвестно (Тацит, 1969, с. 357, 358). Со II в. н. э. появляется воинская традиция конских жертвоприношений. Орозий в Historiae adversum Paganus подробно описал эти культовые акты, в ходе которых германцы (по контексту - тевтоны и кимвры) "...швыряли в реку золото и серебро, кромсали на куски воинские доспехи, срывали упряжь с лошадей..." (Пенник Н., Джонс П., 2000, с. 213). Именно так выглядят результаты таких жертвоприношений, обнаруженные в Vimose, Nidam, Kragehus, Ejsbol, Thorsbierg, являвшиеся не только свидетельствами почитания богов, но и символами авторитета вождей-жертвователей. В этих местах жертвоприношений конским скелетам сопутствует не
93
только снаряжение для верховой езды, но и оружие наряду с пиршественными сосудами. Этот набор инвентаря (+ кони), по своему составу явно предназначался не столько богам, сколько воинам, ушедшим в "Царство павших" -Вальхаллу. Видимо, объективные обстоятельства не позволили оставшимся в живых их соратникам поместить этот инвентарь в могилы своих павших вдали от легендарной прародины собратьев по оружию. Одиночные воинские (но не княжеские) погребения, содержащие конский костяк и оружие, известны на фазах C1 - D1 в ареалах маркоманнов (Preidel H., 1937, S. 590, Taf. 234,1; Muller-Wille M., 1970/1971, S. 227) и квадов (Эрдели И., 1986, с. 290). Как было показано выше, именно через них (скорее - вместе с ними) на фазах B1 - B2 на Самбию проникла традиция оголовья типа Proto-Vimose. Очевидно, идея помещения конского костяка или черепа коня в могилу воина как манифестации его рода занятий и социального положения имеет древнегерманское происхождение и появилась в Европе до начала широких контактов с кочевым миром, которые впоследствии лишь упрочили эту автохтонную традицию. В погребениях маркоманнов, квадов, "венедов и вельтов" Самбии останки коня следует интерпретировать как элемент дополнительной (некрологической) структуры, связанной с актом жертвоприношения (Смирнов Ю. А., 1997, с. 76) и/или как особую форму инвентаря (прежде всего - в случае обнаружения оголовья без конских останков) статусного характера. Расположение погребений с конями фаз B1 - B2 (рис. 9) именно на границах Самбии, которые, как и германские места жертвоприношений, были приурочены к воде, особо подчёркивает сакральный характер этих комплексов. Набор элементов воинских жертвоприношений в восточной Дании, при отсутствии тел самих воинов неотличимый от инвентаря кенотафа, в целом соответствует набору инвентаря воинских погребений Самбии фаз B2/C1 - C1 Однако особые условия жертвенной акции в свете всего сказанного выше позволяют интерпретировать означенные акции не только (быть может - не столько) как жертвенные, сколько как создание феномена кенотафов (тела умерших отсутствуют, инвентарь, адекватный погребальному, "посылается" душам умерших героев в Валгаллу, но уже не через могилу, а через глубины вод). Таким образом, присутствие конских кос-
94
тяков на могильниках Самбии следует трактовать не как знак пути умершего в мир иной, а как принадлежность воина в заоблачных чертогах Владыки Павших - Водана/Одина, то есть - как субъект жертвоприношения в соответствии с древнегерманскими культовыми традициями.
На фазе C2 обычай ранних германских дружин перенимается западными балтами и активируется в начальной стадии формирования прусской культуры. На фазе D3 костяк коня занимает постоянное для прусской культуры место в нижнем ярусе могилы. Конь, должным образом взнузданный и даже своей позой (спина готова принять всадника, голова вытянута вперёд и вверх) показывающий готовность к долгому пути в заоблачные дали, уже не является жертвой погибшему воину, а представляет собой хтонический образ пути духа умершего. Воспринятый участниками "балтской реконкисты" древнегерманский обряд переосмысливается и становится неотъемлемой чертой прусской духовной культуры. Таким же образом среди раннесредневековых восточных славян распространяется ранее им несвойственный курганный обряд, позднее сменяемый абсолютно чуждым славянству христианским обрядом ингумации в гробу с западной ориентировкой. Ныне эти обряды по праву входят в состав набора признаков исторической и современной славянской этнографии.
|
