174
Глава 9
ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ ПРИЗНАКИ ЭСТИЕВ И ПРУССОВ
Рис. 57. Реконструкция внешнего вида германского воина ок. 180 г. н. э. и балтского воина 400-450 гг. н. э., обитавших на Самбии. C.177.
Рис. 58. Гуннские и балтские воины эпохи Аттилы. C.162.
Рис. 59. Реконструкция женского и мужского уборов из погр. 131 могильника Суворовo. C.178.
Рис. 60. Золотое "Кольцо из Штробьенен". C.180.
Рис. 61. Реконструкция убора знатного воина из погр. 16 могильника Ирзекапинис. C.182.
Рис. 62. Шлемы из Доллькайма (1) и Гросс-Фридрихсберга (2). C.183.
Рис. 63. Изображение на капители из замка Мальборк схватки пруссов с крестоносцами. C.185.
Рис. 64. Прусская свадьба (по Олаву Магнусу, 1565 г.). C.186.
Рис. 65. Верховные боги прусского пантеона на "знамени Видевута". C.187.
Рис. 66. Прусское жертвоприношение (по X. Г. Поделю). C.188.
Рис. 67. Шапка Криве-Кривайтиса (по печати фогта Самбии, 1327 г.). C.189.
Элементы исторической этнографии населения Янтарного края, отраженные в местной материальной культуре I-XIII вв., в специальной литературе в целом никогда не рассматривались. Одежда и украшения женщин в стране эстиев эпохи римского влияния, близкие к традициям восточных германцев, были представлены В. Гэрте в 1925 г. (Gaerte W., 1925, S. 107-211). Прусский костюм и его металлические аксессуары по данным письменных источников XVI-XVII вв. кратко показаны в книге А. Фишера (Fischer А., 1937, S. 16, 17), давно уже ставшей библиографической редкостью.
Современный уровень развития западнобалтской археологии позволяет реконструировать племенной набор украшений, принципы их ношения на одежде и ее вид. К сожалению, обстоятельства обнаружения в погребальных комплексах эстиев и пруссов, представленных преимущественно трупосожжениями, позволяет восстановить их одежду лишь в самых общих чертах.
В первых веках нашей эры женщины Самбии использовали в своём уборе от трёх до пяти фибул. Та же закономерность прослеживается в женских уборах синхронной фазы развития вельбарской культуры и соответствует набору группы Мартин 1, связанной с традицией "варварской" знати горизонта Хасслебен-Лёйна и с модой на туники (Martin M., 1995, S. 662). Позднее, с V в. н. э. у женщин Самбии, Западной и Центральной Литвы прослеживается устойчивая традиция крепления праздничного наплечного покрывала парой фибул и булавок (Волкайте-Куликаускене Р. К., 1986, с. 160). Парность наплечных украшений, характерная для западных балтов в среднем железном веке, впервые встречена на Самбии в женском погребении в уроч. Дубки ещё в I в. н. э. (Heydeck J., 1909, S. 207-216) и представляет собой очевидно архаическую автохтонную традицию. Она находит параллели в материале раннего железного века в Южной Германии в уборе группы Мартин 2, относимом ко времени ок. 400-475 гг. (Martin M., 1995, S. 671) и характеризующимся наличием комплекса нагрудных украшений, концы которых крепились к частям фибул, противоположным концам их игл. В состав этого комплекса входили янтарные и прочие бусины, а
175
также проволочные кольца со связанными узлом концами. Парность фибул в этом уборе указывает на использование женщинами германских и балтских племён одежды типа пеплос. Её края скреплялись на плечах одинаковыми фибулами. Сам набор фибул I - нач. V в. в междуречье Ногаты и Немана в целом не выходит за пределы комплекса соответствующих предметов в германских древностях. Судя по раскопкам могильника "Гора Великанов", в середине V в. группа кальцинированных останков женщины обычно покрывалась ее платьем лицевой стороной вниз. Именно так лежат в ряде комплексов пластинчатые фибулы этого времени или застежки группы AVI. Небольшие размеры данных украшений и расстояние между ними, не превышающее в могиле 25 см, позволяют трактовать их как принадлежность нательной одежды ("туника") и как индикатор женских погребений вообще. Убор женщины Самбии на рубеже античности и эпохи переселения народов был близок женскому убранству носителей вельбарской культуры любовидзской фазы. Он представлял собой преимущественно шерстяную, сшитую из двух частей тунику (женские погребения в обеих культурах традиционно сопровождаются глиняными пряслицами и железными иглами - атрибутами домашнего рукоделия), на плечах соединявшуюся парой симметрично расположенных фибул, крепившихся иглами вверх. Нередко на Самбии между фибулами находятся стеклянные или бронзовые бусины, в количестве не более трех висевшие на соединявшем фибулы шнурке. Это отличается от вельбарского женского набора, где пространство между фибулами заполнялось шейным ожерельем из стеклянных или янтарных бусин. Если в орнаментике женских фибул и иных украшений II-IV вв. на Самбии превалируют вельбарские элементы, то в гораздо менее богатых по убранству женских наборах V в. отмечены на деталях поясов редкие декоративные чеканные детали в стиле Sosdala. Пояса, стягивавшие "туники", в V-VI вв. обычно снабжались пряжками небольших размеров без обоймиц. О наличии янтарных ожерелий V-VII вв. можно лишь предполагать по представленности заупокойных даров в виде янтарных бусин и их заготовок, сыпавшихся на могилу после завершения акта погребения. Шейные тордированные гривны диаметром от 8 до 10 см с крючком и петлей с конца V в. становятся традиционным атрибутом прусских женщин. Сходные с ними по виду кольца меньшего диаметра (диам. от 3<5 до 8 см), вероятно, могли служить височными кольцами (или являться вотивными гривнами в женских могилах). Они сменили аналогичные по принадлежности кольца из дрота круглого сечения с линейным орнаментом у его концов.
Перечисленные выше новации в материальной культуре Янтарного края эпохи переселения народов впервые за пять протекших с начала нашей эры веков выделяют зарождающиеся прусские древности в многоликом массиве германских древностей восточной части Barbaricum. До этого времени лишь отдельные находки пластинчатых браслетов, булавок с кольцевыми или цилиндрическими навершями и перекладчатые "мазурские фибулы" - дериваты застёжек AIV,92 (Кулаков В. И., 20016, рис. 2) указывали на присутствие в ареале эстиев отдельных западнобалтских этно-культурных элементов, весьма редких в массе заполонивших в римское время Янтарный край групп германцев. Об-
176
лик воинов Самбии того времени практически не отличается от вида членов германских дружин берегов Рейна (рис. 57, слева). Однако в середине V в. вещевой комплекс, свойственный не только ранним пруссам, но и, возможно, видивариям, значительно отличается по своему боевому оснащению от убора воинов-германцев, принимавших участие в гуннских войнах (рис. 57, справа). Сражавшиеся в одних рядах вместе с ними эстии, будучи воинами "второй линии атаки", использовали перевязь типа balteus Vidgiriai и крепившийся к ней нож-кинжал (рис. 58), которые были уникальны для тогдашнего Barbaricum (Кулаков В. И., Скворцов К. Н., 2000, с. 46, 47).
Бывшие в употреблении с III в. н. э. спиралевидные бронзовые перстни в женском уборе с середины V в. становятся редки. К VII в. все упоминавшиеся выше компоненты костюма прусских женщин, восходящие к артефактам эпохи римского влияния, выходят из употребления. К сожалению, ритуал пруссов этого времени, включавший традицию сожжения покойного в полном уборе или оставление несожженными украшений, изготовленных специально для погребения и не имевших конструктивных возможностей для реального ношения, не дает перспективы для досконального воссоздания женского костюма. Тем не менее следует признать его этнографической особенностью, кроме схемы расположения отдельных нагрудных украшений (рис. 59), тордированные гривну и височное кольцо. При этом выходят из употребления ожерелья, крепившиеся к фибулам. Интересно, что все женские фибулы V-VII вв., кроме "звериноголовых" застежек, имеют местные прототипы, восходящие к фибулам типа Durat6n, сформировавшиеся на юго-западной окраине ареала видивариев и ранних пруссов в середине V в. (рис. 32, 13). В современной науке утвердилось справедливое мнение о влиянии, оказанном убором прусских женщин в V - начале VI в. на соответствующие детали материальной культуры юго-восточной Швеции (Tyszyriska M., 1986, S. 180-182).
Костюм мужчины-прусса эпохи Великого переселения народов, в отличие от женского, включал одну фибулу крупных размеров, явно предназначавшуюся для скрепления на плече плаща. В погребениях данные фибулы никогда не заменялись ритуальными имитациями и представлены следующими типами: фибулы с рифленой спинкой (середина IV - середина V в.) (Bitner-Wroblewska А., 1992, S. 32-34), со звездчатой ножкой (вторая-третья четверти V в.), арбалетовидные фибулы с поперечными расширениями на ножке (конец V - начало VIII в.), круглые фибулы с орнаментом в виде концентрически расположенных полос, составленных из окружностей (VII - начало VIII в.). Все вышеперечисленные фибулы, в особенности - круглые, являются этнографическими признаками мужчин-пруссов в V - начале VIII в. Если мужские фибулы развивались достаточно автохтонно, то воинские поясные наборы пруссов имеют иноэтничные прототипы. Эти наборы включают в середине V в. детали, ставшие интернациональными в центрально-европейском регионе для начала эпохи переселения народов. В VII в. прусский пояс претерпевает изменения, связанные с влиянием традиций мазурской культурной группы, и к началу VIII в. приобретает значительное число металлических накладок (часто -с прорезным орнаментом, восходящим по деталям и общей композиции к про-
178
винциально-римским портупеям Паннонии) (Кулаков В. И., 1997в, с. 59, 60). Ножны однолезвийного меча, который наклонно подвешивался к прусскому поясу, украшены с учетом германских и аварских традиций. Сюда же подвешивался вертикально нож в деревянных ножнах (Кулаков В. И., Скворцов К. Н., 1999, рис. 11,4,6).
В мужской убор пруссов V - начала VIII в. входят также гривна (не всегда тордированная), спиральный перстень (до начала VIII в.), стеклянная или янтарная бусина крупных размеров. Последняя служила подвеской-амулетом к ножу, выполнявшей практическую роль темляка. Аналогичный факт зафикси-
179
рован у мечей меровингского времени в Германии. В результате указанных выше иноэтничных влияний, среди которых не последнее место занимали импульсы из западной части Мазурского Поозерья, к концу эпохи переселения народов женский и мужской костюм населения земли пруссов в композиционном отношении вряд ли отличался от убранства синхронных "варварских" племен Центральной Европы, разнясь с ним в деталях.
Древнейшими изображениями внешнего вида пруссов являются фигуры на знаменитом "Кольце из Штробьенен" (рис. 60), найденном в 1798 г. при распашке поверхности поселения близ пос. Куликово и созданном аварским зла-
181
токузнецом на рубеже VII-VIII вв. (Кулаков В. И., 1991, с. 139). По изображениям на золотом "Кольце" одежда прусских всадников, волосы которых стянуты матерчатой (?) лентой, а на шеи возложены гривны, представляет собой рубаху, заправленную в короткие штаны, перетянутые в талии поясом. Ноги пруссов обуты в короткие сапоги, напоминающие славянские "постолы", от которых ноги зигзагообразно обмотаны по направлению к коленям кожаными (?) полосами. Эта одежда, как, впрочем, и вооружение (короткий однолезвийный меч без перекрестия и маленький круглый легкий щит), не отличаются от убора расположенных рядом на "Кольце" авар. Единственное, что различает облик этих воинов, - наличие в причёске авар характерной пары косиц. Вертикальные полосы на их кафтанах трактуются как показ древними художниками изготовления одежды из простеганной плотной ткани. Возможен и другой вывод, во всяком случае - для пруссов и авар "Кольца из Штробьенен". В изображениях римских и лангобардских воинов VII в. их одежда также покрыта вертикальными полосами (Menghin W., 1988, Abb. 59, 60), явно обозначающими складки ткани. Не исключено, что и аварский мастер "Кольца" также пытался передать аналогичные складки на одеждах своих персонажей, не обладая при этом умением позднеантичных торевтов. Во всяком случае, свисающие верхние части рубах воинов на "Кольце" местами перекрывают их пояса. Это возможно лишь в случае изготовления этих рубах из тонкой ткани. Близкий принцип изображения одежды тюркских всадников представлен и на позднейших изображениях - на сосуде из клада в Наги Сент-Миклош.
Прусская археология практически не дает никакой информации о женском уборе VIII-XIII вв. Это связано в первую очередь с традицией кремирования женщины в полном облачении на костре с высокой температурой горения вместе с умершим мужчиной. Лишь в погребальном материале XI в. известны оплавленные стеклянные бусины, фрагментированные головные венчики из бронзовых пластин или из кожаной (?) ленты с серебряными накладками. Исключение составляют богатые вещами комплексы женщин-готландок в Трусо и на Каупе. Однако традиции их костюма не нашли продолжения в уборе прусских женщин.
Мужской убор пруссов достаточно легко восстановим уже с середины X в. Как правило, детали мужского костюма с этого времени помещались в могилу необожженными. В первую очередь к ним относились одиночные подковообразные фибулы крупных размеров с завернутыми или ромбическими окончаниями дуги. В начале XI в. на смену им приходят нередко покрывавшиеся серебром бронзовые фибулы "куршского" типа. Последние, в свою очередь, в XII в. заменяются подковообразными фибулами с тордированным корпусом (Кулаков В. И., 1990а, с. 24, 25). Они, как и в погребениях ламатов и скальвов, представлены в прусских комплексах при одном костяке несколькими экземплярами. В данном случае они скрепляли ворот кафтана. Более ранние одиночные фибулы соединяли на плече воина (как и в V-VIII вв.) концы его плаща, под которым находилась рубаха. Ее ворот застегивался на одну небольшую бронзовую пуговицу.
Пояса прусского воина X-XI вв. скреплялись более массивными относительно находок предыдущего времени бронзовыми пряжками преимущественно
183
лировидной формы. Судя по находкам на могильнике Ирзекапинис, ремни поясов X в. нередко украшались бронзовыми или серебряными накладками с ориентализированным декором. Последние характерны для эпохи викингов во всем бассейне Балтии. Пояс часто крепил портупею меча. Внешний облик воина прусской дружины X в. (рис. 61), в состав которой входили представители различных народов балтийского побережья, вряд ли отличался от реконструированного по материалам могильника Бирки убора викинга. Интересно, что пышные шаровары со складками, так наглядно представленные на надгробиях о. Готланд XI в., явно восходят к упоминавшимся выше прусской и аварской традициям костюма рубежа VII-VIII вв., представленных на "Кольце из Штробьенен". Черты костюма викингов доживают в уборе императорских телохранителей Византии практически до 1453 г., в снаряжении русских великокняжеских и царских телохранителей - рынд - до эпохи Петра Великого включительно.
Форма и орнамент оружия пруссов XI в. (последний имел явно сакральное значение) так же плотно связаны с миром северных воинов, как и наборы наступательного и оборонительного оружия. Снаряжение знатного дружинника-прусса, кроме весьма редких конических шлемов из отдельных железных полос с бронзовым орнаментом (рис. 62), имевших восточноевропейское происхождение (La Baume W., 1940b, S. 86) и кольчуг, дополнялось круглым (рис. 10,2), а с конца X в. - миндалевидным деревянным щитом. Правда, прямых археологических свидетельств о щитах пруссов VIII-XI вв. в археологическом материале (кроме подкурганных погребений Каупа) нет, приведенное выше мнение основано на данных памятников изобразительного искусства (La Baume W., 1941b, S. 12).
184
В XI-XII вв., как показывают изображения на Гнезненских вратах, убор пруссов составляет длинная полотняная рубаха с манжетами (faldones Адама Бременского), перехваченная поясом, узкие штаны (высокие сапоги?). Прусские священники, судя по изображению на вратах жреца Сикко, ходили босыми. В. Ла Бом считал, что описанный облик пруссов смоделирован автором Гнезненских врат на основе центральноевропейской одежды XII в. (La Baume W., 1942, S. 43). Правда, пруссы по внешнему виду значительно отличаются на Гнезненских рельефах от дружинников польского короля Болеслава I, напоминая скорее по своему виду среднеевропейских (прежде всего - саксонских) легковооруженных воинов XI в.
Если внешний вид прусских ополченцев-общинников и жрецов XII в. к настоящему времени реконструируется достаточно условно, то относительно материала XIII в. картина гораздо яснее. Основным источником в данном случае являются рельефы на капители колонны из орденского замка Мариенбург (ныне -- Мальборк Варминьско-Мазурского воеводства Польши). На ней изображена схватка между крестоносцами и пруссами на завершающем этапе борьбы последних за независимость. В левой части рисунка развертки изображения (рис. 63) показаны сражающиеся с врагом мечом и дротиками два тяжеловооруженных прусских нобиля. Их тела покрыты до пояса составленными из металлических полос (армиллярными) доспехами, надетыми на рубахи типа faldona. Головы нобилей венчают конические шлемы, чья форма известна в синхронных древностях куршей. Снаряжение, оружие и доспехи тяжеловооруженных прусских нобилей весьма близки соответствующему материалу из древностей Полоцкого княжества конца XII-XIII вв. (Ласкавы Г. В., 1992, рис. 4), что еще раз подтверждает плотные связи, установившиеся между землей пруссов и жителями Верхнего Понеманья, формировавшиеся на основе торговых и этно-культурных контактов. Стоящего нобиля защищает также надетый на левую руку щит с вертикальной профилировкой и косо расположенными металлическими накладками. В Орденской Пруссии такие щиты, известные в Европе как "павеза", получили название "Prusche Schilde" (т. е. - "прусский щит") (Nowakowski А., 1980, S. 103). Центр прорисовки занимает стреляющий из короткого, сложносоставного (?) лука бородатый и длинноволосый прусс. Лучник одет в длиннополый кафтан с полукруглыми полами, запахнутый направо и перехваченный в талии поясом. Ввиду плохой сохранности известняковой капители трудно судить о деталях одежды пруссов и их обуви. Последняя, скорое всего, представляла собой традиционные для балтской средневековой этнографии мягкие сапоги. Однако ясно главное: к концу XIII в. пруссы в своей одежде переходят от легких рубах к явно шерстяным кафтанам. Это связано в первую очередь с похолодавшим к этому времени климатом Пруссии и повышением здесь степени влажности (Gross H., 1936, S. 83). Такие же кафтаны изображены на стоящих по сторонам воспроизведенного в середине XVI в. легендарного герба пруссов князьях Брутене и Видевуте (Кулаков В. И., 19936, рис. 4) и на легендарном "знамени Видевута" (рис. 65). Источники XVI в. фиксируют зимнюю одежду пруссов в виде уже ставшего традиционным схваченного поясом шерстяного кафтана с воротником (рис. 64), узких
185
штанов (lagno), к которым крепились обмотками короткие кожаные сапоги (kuppe) и шапки с отворотами. Кафтаны, сшитые из выкрашенной естественными красками в синий (индиго) цвет шерсти, служили и праздничной одеждой общинников, и одеянием жрецов-сембов, ходивших, как и в XII в., босиком (рис. 20). Жреческий кафтан, отороченный белой тесьмой, на груди украшался двумя белыми шнурами и застегивался на три пуговицы. Свою одежду, по низу отороченную шкурой жертвенного животного (черный козел), священнослужители низшего ранга - вайделоты - подпоясывали белым поясом с металлической пряжкой. Замещавший их при жертвоприношениях в XV-XVI вв. Вурсхайт (рис. 66) (сельский староста) также, видимо, имел право на данный наряд. Следующий ранг жрецов - судьи имели посох-кривуле с одним кон-
186
цом, который посылался по деревням для сбора общинников на народное собрание. Видимо, из этих судей составлялась "госпбда". Высший глава жречества в XIII в. - Криво-Кривайтис - одевался в белые (полотняные?) одежды, лишенные каких-либо украшений, в талии перехваченные 49 раз белым поясом. Голову верховного жреца, украшала остроконечная шапка (рис. 67) с золотым шаром на конце, усыпанном драгоценными камнями (янтарём?). На правом плече Криво носил перевязь с шитым (?) изображением бога Перкуно. Жрец опирался на посох с тремя изогнутыми концами (рис. 66). Второй после Криво персонаж в местном языческом коллективе - Эварт-Криве обертывал свой стан белым поясом семикратно и опирался на посох с двумя концами (Брянцев П. Д., 1889, с. 26, 27). К сожалению, этот жреческий ранг наименее известен в прусской истории.
Летняя рабочая одежда пруссов XVI-XVII вв., возможно - с XIII в., заключалась в довольно короткой рубахе у мужчин и у женщин - в длинном полотняном платье (northe, nortue). Если последние передвигались летом босыми, то мужчины пользовались кожаными (лубяными?) обмотками. Те и другие члены прусского общества позднего средневековья покрывали свое тело связанными углами на плече платками или плащами (pelkis). Такое крепление верхней одежды было, видимо, в ходу с XV в., фибулы и пряжки там редки.
Единственное, что хотя бы внешне объединяет одежду пруссов позднего средневековья и эпохи викингов, - шнуры, нашитые у разреза кафтана. Правда, это сходство может быть изоморфным.
188
В основном же прусский убор, во всяком случае - мужской, в орденское время напоминает позднесредневековую одежду славян Поморья. Не исключено, что это является следствием прусско-западнославянских контактов, длившихся с XI в.
К XIII в. меняются как одежда, так и остальные черты внешнего вида пруссов. Мужчины начинают носить не только усы, но и бороды. На каменных изваяниях Пруссии бороды начинают изображаться уже с рубежа XI-XII вв. (рис. 10). Женщины меняют весь стиль своей бижутерии: их шеи украшаются витыми из нескольких дротов гривнами, на запястьях появляются пластинчатые браслеты, на пальцах - перстни (рубчатые - с XI в., пластинчатые - с конца XII в.). Однако
189
по-прежнему в этом уборе сохраняется акцент на украшение шеи, характерный для балтов. Как уже неоднократно указывалось выше, в XII-XIII вв. в западнобалтском ареале происходят центростремительные процессы. В сфере украшений и, видимо, одежды также вырабатываются общие направления (KulakovV., 1997, S. 161). Правда, своим покроем и цветовой гаммой наряды поселянок левого и правого берегов р. Неман несколько разнились еще в начале XIX в. Прусские традиции в народной одежде доживают практически до нашего времени.
Таким образом, контуры исторической этнографии населения Янтарного края на протяжении почти полутора тысяч лет перед захватом Юго-Восточной Балтии Тевтонским орденом можно обозначить следующим образом:
1. В эпоху римского влияния население изучаемого региона не обладает этнографическими чертами, которые могли бы резко отделить его от массива германских племён, населявших восточную часть Barbaricum. Черты балтской эт-
190
нографии у венедов и эстиев в ареале СНГ отсутствуют. Исключение составляют отдельные артефакты (прежде всего - "мазурские фибулы"), представленность которых на Самбии и в её округе указывает на то, что отдельные группы западных балтов продолжали жить на земле своих предков в окружении разноплеменных пришельцев.
2. С середины V в. население формирующейся прусской культуры обретает этнографические черты сугубо балтского характера. Среди них - стандартизация убора, чёткая последовательность в создании реплик ограниченного набора деталей костюма и бижутерии, сложение комплекса предметов, характерных только для пруссов. Дополнительно эти черты прусской этнографии акцентируются формированием эксклюзивного для Балтии местного погребального обряда в виде двухъярусного погребения. Правда, до сих пор до конца не ясно, какая группа балтского населения приступила к созданию на Янтарном берегу прусской культуры. В главе 4 на примере мутации конских захоронений в Юго-Восточной Балтии высказано предположение о том, что сложение культуры пруссов стало результатом миграции на запад, на освободившуюся от германцев Самбию, части судавов. Вместе с видивариями, увлечёнными идеей контроля над северной частью Великого Янтарного пути, бывшие восточные соседи эстиев могли создать прусскую культуру, гарант стабильности в Янтарном крае. Правда, эта гипотеза нуждается в серьёзной проверке на основе сравнения позднего судавского материала и комплексов прусской культуры на ранней фазе её развития.
3. В эпоху викингов черты исторической этнографии пруссов практически полностью нам неизвестны. Захваченные движением викингов, жители Янтарного края мало чем отличаются по своему внешнему виду от дружинников на широких пространствах Северной и Восточной Европы. Лишь особые культовые отношения к коню, проявлявшиеся, в частности, в создании комплекса его специфического погребального убранства, свидетельствуют о сохранении в IX-XII вв. индивидуальности исторической этнографии пруссов.
4. С XII в. и фактически до сложения Королевства Пруссии западные балты проявляют тенденцию к унификации своих этнографических признаков. Базовой причиной этого феномена является начало процесса сложения единого балтского государства, внезапно прерванного орденской агрессией.
|
