191
Глава 10
КУЛЬТ РАННЕСРЕДНЕВЕКОВЫХ ПРУССОВ
Рис. 68. Ромове - центральное святилище пруссов (по: К. Харткноху, 1684 г.). C. 198.
Сведения о религиозных воззрениях эстиев, собранные в главе 3, показывают крайнюю фрагментарность наших знаний о духовной культуре населения Янтарного края на заре истории. Ясно лишь одно: лейтмотивом культа населявших этот край эстиев и венедов было жертвенное возлияние, символизировавшее неразрывную связь мира людей и мира богов. Этот аспект, являющийся единым для всех племён-наследников древних индоевропейцев, прямо и непосредственно указывает на главный смысл их религиозной идеологии: постулат о неразрывном единстве всей природы в её материальном и ментальном проявлениях. Человек в рамках этой системы объявляется неразрывной частью единого мира природы, в котором бок о бок с ним существуют иные персонажи, включая богов, повелителей (или символов) природных явлений.
Судьба оказалась милостива к прусскому культу эпохи раннего средневековья, с ним связано много больше сведений, нежели о верованиях других племён Балтии. Эти сведения можно разделить на две группы. Первую из них составляют хроники XI-XVI вв., излагавшие с разной степенью деформации свидетельства очевидцев и местные легенды, имевшие отношение к прусскому язычеству. Вполне логичен интерес к этой проблеме авторов и читателей эпохи Возрождения, покончившей в Пруссии с католицизмом. Так как на Самбии отдельные дохристианские обряды справлялись еще в XVIII в. (Crome H., 1940, S. 54), то с уверенностью можно утверждать: информация о прусских богах в текстах эпохи Возрождения заслуживает нашего внимания. Источниками второй группы являются данные археологических исследований. Последние представляют информацию о культовых церемониях пруссов и о местах их проведения - святилищах. Декоративный стиль раннесредневековых пруссов, кратко охарактеризованный в главе 8, несомненно связан с их культовыми воззрениями.
На основе средневековых записей прусских легенд известным российским языковедам В. Н. Топорову и Вяч. Вс. Иванову удалось восстановить иерархию прусских богов в следующем порядке (Иванов Вяч. Вс., Топоров В. П., 1980, с. 157, 158). Древнейшим царем богов считался Окопирмс (прусск. - "самый
192
первый"), в определенной зависимости от него (сын или младший брат?) находился Перкуно - Бог грома и молнии. Кроме них, высший слой богов составляли Потримпо (Бог молодости, цветения, источников и рек), Аутримпо (Бог моря, вместе с Потримпо восходящий к более древнему Тримпо, повелевавшему водами). Далее следует длиннобородый бог Патолло (властитель смерти, старости, подземного мира), связанный, по мнению исследователей, с более древним Бардойтом (прусск. - "бородатый"), Богом кораблей. Среди подчиненных указанной выше триаде божеств опекавшими благополучие человека считались Пергрубиус (воплощение весны), Пушкайто (владыка земли), символом которого были бузина и рябина, врачующий бог Аушаутс, Бог богатства Пильвисто. Три основных бога прусского пантеона - Перкуно, Потримпо и Патолло -были изображены на "знамени Видевута" (рис. 65), описанном в "Прусской хронике" Симоном Грунау (Grunau S., 1876, S. 77, 78). На самом деле параметры полотнища (длина 5 локтей и ширина 3 локтя - т. е. ок. 2,25 х 1,35 м) указывают скорее на его применение в качестве ритуальной завесы части святилища (Grunau S., 1876, S. 78). Сходные традиции оформления святынь известны и у поморских славян X-XI вв. (Срезненевский И., 1846, с. 45, 47). Надпись на "знамени Видевута" находит аналогии как в англо-саксонской, так и в тюркской рунических системах (Кулаков В. И., 1993в, с. 108).
В. Н. Топоров и Вяч. Вс. Иванов отмечают, что на определенном этапе прусской истории верхний ярус языческого пантеона претерпел некоторые изменения. "Наиболее действенными принципами упорядочения пантеона оказались: космологический - Окопирмс, солнце - Звайтико, гром и молния - Перкунс, море - Аутримпс и т. п.) или смешанный, при котором космологические элементы сочетались с социально-хозяйственными" (Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н., 1980, с. 155). Не исключено, что данная трансформация культовых воззрений была связана с определенными событиями прусской истории. Выше (глава 8) высказывалось предположение о том, что обретение богом Перкуно роли главы прусского пантеона может быть связано с возрастанием роли подсечного земледелия у эстиев и пруссов.
Структура прусского пантеона отражает двоичность местного мировоззрения. Наиболее ярко это реализуется при оппозиции Потримпо-Патолло: жизнь и смерть, молодой и старый (рис. 65), зеленый и белый. Эта идея пронизывает и дальнейшие слои иерархии богов Пруссии.
Посредниками между миром богов и человеческим обществом считались, видимо, легендарные вожди пруссов Брутен и Видевут, основатели сакрализованной власти в междуречье Ногаты и Деймы. Их охранительные функции косвенно проявляются в традиции изготовления парных каменных скульптур этих вождей, ставившихся в XI-XII вв. на границах земли пруссов (рис. 10). Охрана последней тем самым препоручалась этим легендарным персонажам, являвшимся некогда представителями богов в бренном мире (Grunau S., 1876, S. 188). К данному же уровню прусской мифологии исследователи причисляют и духа Курхе, от которого земледельцы оберегали полевые злаки.
Достаточное важное место в духовном мире пруссов занимал огонь, который почитали под именем paniks (прусск. "священное пламя") (рис. 66). Еще в
193
XIX в. на некоторых городищах Пруссии в праздник летнего солнцестояния зажигались такие огни. Средневековые хронисты обращали внимание и на обряды, связывавшие пруссов с окружавшим их миром. "...Они (пруссы. - В. К.) запрещают нам (христианам. - В. К.) приближаться к их священным рощам и источникам, ибо считают, что те становятся нечистыми от приближения христиан" (Гельмольд, 1963, с. 34). "Они (пруссы. - В. К.) всю природу почитали вместо Бога (Христа. - В. К.), а именно - солнце, луну и звезды, гром, птиц, также четвероногих, вплоть до жабы. Были у них также священные леса, поля и реки, так что они не осмеливались в них рубить деревья или пахать или ловить рыбу" (Петр из Дусбурга, 1997, с. 51).
Последним промежуточным звеном между миром ирреального и человеком служили гномы, выступавшие в легендах Пруссии под именами барздуков и маркополей.
Человек также включался в комплекс сакрализованных понятий прежде всего как участник культовых действ. Первое место здесь принадлежало жрецам. Верховный служитель культа именовался Криво-Кривайтис, само облачение которого свидетельствовало о его руководящей роли в прусском обществе (рис. 67). В ведении Криво для отправления культа и для административных нужд пребывал контингент жрецов-вайдслотов (прусск. - "знающие"). Особый разряд священников (тулиссоны и лигашоны) занимался погребальными обрядами (в том числе - прославлением умерших). Вызывает интерес факт распространения прусских культовых традиций в раннесредневековой Литве, где в XIV в. также зафиксированы почитание жрецами огня, явление души умершего человека, принесение в жертву богам третьей части добытого в боях достояния. Существовала на правобережье Немана и традиция власти верховного жреца Криво-Кривайтиса (Мержинский А. Ф., 1895, с. 248). Эти аспекты связаны, видимо, с возникающей у пруссов в XII в. тенденцией к распространению своего влияния (во всяком случае, в области культа) на восток (см. главу 1).
Упоминавшиеся выше три разряда жрецов включали в свой состав постоянных служителей культа. Локальные по значению и проводившиеся по деревням моления еще в XVI в., как сообщает Марцин Муриниус, совершались членами земледельческой общины. "В Пруссии же, на Самбии и около Инстербурга, Рагноты и т. д. имеют свой праздник, который называется Пергруби. С нескольких деревень ссыпают солод для пива и сходятся в некий большой дом, там их Вурсхайт-чаровник, взяв большой горшок пива, воздевает его и, молясь, взывает к богу Пергрубиуса: "О, Вешпотис мусу Пергрубиус и т. д." (О, Всемогущий Боже наш Пергрубиус и т. д.). Просит, чтобы прогоняющее зиму лето вернулось, просит, чтобы дал им плодородный год..." Завершалось моление о плодородии закланием козла и окроплением его кровью всех присутствующих и, далее, весь скот в деревне (Murinius M., 1989, S. 16).
Дальнейшее рассмотрение культовых воззрений пруссов требует привлечения данных археологических исследований, связанных прежде всего с выявлением типологии святилищ. Попутно представится возможность датирования этапов развития прусских культов. Рассмотрев систему богов и разряды жрецов в порядке от старших к младшим, есть смысл проанализировать культовые дей-
194
ствия, производившиеся на святилищах, в обратном порядке, по восходящей линии. Не позднее IV в. н. э. в центре могильника Доллькайм (пос. Коврове, Зеленоградский р-н Калининградской обл.) была возведена столбовая постройка культового назначения ("храм"), предназначавшийся для отправления заупокойных ритуалов. Этот объект являлся, возможно, для коллективов венедов и эстиев, живших в окрестностях Доллькайма, точкой соприкосновения мира живых и мира духов (ср. метатезу - древнегерм. "Хаймдаль" ("радуга, мост богов") с топонимом "Далькам/Доллькайм") (Кулаков В. И., 2000д, с. 40, 41). Видимо, сходные функции, значимые для определенной общины религиозные акции производились в эпоху средневековья и даже на пороге Нового времени в предназначенном для народных сходов помещении крупных размеров. Подобные постройки зафиксированы у пруссов в конце X в. (De passione, 1861, p. 226). В рамках чествования Пушкайтиса спутникам его - барздукам -крестьяне накрывали столы с жертвенной едой в общественных гумнах (Murinius M., 1989, S. 15).
Однако очистительные действия вокруг больных членов прусских общин в их домах, по сообщению Лукаса Давида (сер. XVI в.), осуществляли уже сами жрецы-вайделоты (Mannhardt W., 1936, S. 318). Профессионально подготовленные жрецы также проводили разовые жертвоприношения, связанные с определенными случаями в общественной жизни. Так, например, в 1520 г. молитвами и закланием черного быка, кости и внутренности которого были сожжены на жертвенном костре, потомок вайделотов Вальтин Суплитт отвратил от Самбии неприятельский флот (Lucas David, 1812, S. 117). Акция производилась на морском берегу у деревни Рантау (ныне - пос. Заостровье Зеленоградского р-на). В 1980 г. в ходе работ Балтийской экспедиции здесь был обнаружен жертвенный камень размером 1,1 х 0,65 м трапециевидной в плане формы. Направленный на северо-запад (в сторону, с которой надвигались корабли Гданьска) угол камня был ограничен канавкой (Архив ИА РАН, Кулаков В. И., 1980, № 7777). Моления, видимо, адресовались богу моря Аутримпо. Подобные жертвоприношения "на случай" осуществлялись и ранее. 23 апреля 997 г. пересекший территорию заповедного леса Кунтер и могильник Ирзекапинис первый миссионер Пруссии св. Адальберт (Войцех) был повержен жрецом Сикко, возглавившим группу пруссов, и погиб, пораженный ударами семи копий. Тело миссионера, как показывает фреска 1523 г. в капелле Св. Адальберта в замке Лохштедт (ныне - пос. Лётное Зеленоградского р-на), было расчленено и отрубленная голова воздета на шест. В 1981 г. вблизи от леса Кунтер, в урочище Охсендреш Балтийская экспедиция исследовала открытое святилище в виде скопления каменных вымосток, организованных в виде округлой в плане конструкции поперечником 16 м. Там же присутствовали жертвенник и две ямы, оставленные деревом и шестом. Данный комплекс был сооружен специально для одноразового жертвоприношения. Последнее однозначно связывается с последними часами жизни св. Адальберта (Кулаков В. И., 1993г, с. 40-42). Он, видимо, был принесен в жертву духам, обитавшим в священном лесу Кунтер, причем ритуальный костер здесь не применялся.
195
В связи с осквернением, причиненным ногами христианина, была приостановлена деятельность святилища, расположенного рядом с Кунтером могильника Ирзекапинис (прусск. - "могилы гребцов"). Это святилище представляло собой открытую площадку размером 7 х 4 м, окруженную со всех сторон погребениями. В юго-западной части вскрытого раскопками 1977 г. святилища находились ямка от столба (идола?) и жертвенный камень. Другой валун, обработанный в виде дома с двускатной крышей, был врыт в грунт в северо-западной части площадки. Знак в виде трехлопастного креста (символ Перкуно), выбитый на камне, был нарочито испорчен (Кулаков В. И., 19806, с. 90). Рядом с валуном найдена яма с остатками сгоревшей органики, перекрытой сосудом (последняя жертва на святилище). Сделанный на гончарном кругу горшок с линейным орнаментом датируется концом X в. После "закрытия" святилища, оскверненного св. Адальбертом, был перепланирован весь могильник, просуществовавший до рубежа XI-XII вв. Подобные культовые площадки в различных вариантах существовали при могильниках пруссов с первых веков нашей эры вплоть до развитого средневековья (GusakovM. G., KulakovW. I., 1991, S. 166-168) и были предназначены, как и упоминавшийся выше "храм" в Доллькайме, для осуществления заупокойных церемоний. Это явствует из представленного Симоном Грунау описания прусских обрядов, связанных прежде всего с захоронениями знати: "Такая же тройная градация, какая была у них (пруссов. - В. К.) при жизни, существовала и в погребениях. Первое сословие - простой народ, и их сваливали в любую яму и засыпали. Другое - зупа-ны, которые были менее (королей. - В. К.) благородные. Для них вырывалась яма рядом с их двором, их одевали в то платье, в котором они имели обыкновение молиться богам, и давали им денег как средство к пропитанию (в ином мире. - В. К.), подводили к ним лошадь, клали (в могилу. - В. К.) их лучших охотничьих собак в ошейниках с тем, чтобы они и там имели то, на чем скакать и с чем охотиться. Однако был и король, то есть князь. Собирались благородные вайдслоты и сжигали его, а пепел клали в новый ковер, а ковер погребали под их дворами, то есть укреплениями на горе, которые ныне находят. И так в этих горах делают нечто, а потом четыре недели подряд собираются у могилы люди и там скорбят, и дарят каждому то, что он пожелает (в память) души усопшего" (Кулаков В. И., 1990, с. 188). Упомянутые последними действия явно проводились на специально устроенных при могильниках культовых площадках, связанных с культом поминовения. Моления на них возносились духам умерших и владыке мира иного Патолло и сопровождались огненными очистительными ритуалами (Смирнова М. Е., 2001, с. 172). Владыке мёртвых были адресованы молитвы, сопровождавшие проводимые тулиссонами и пигашонами акции трупосожжения. Именно тогда являлись души умерших. Акции происходили в стороне от могильников, в особо обозначенных местах сожжения (Кулаков В. И., 1990а, с. 19). Непосредственно перед ними в IX-XVI вв. (Fischer А., 1937, S. 23, 24) происходили ритуальные скачки всадников из состава рода или дружины. С культовыми объектами, располагавшимися у могильников и имевшими в раннем средневековье жесткие нормативы конструкции, были связаны действия, осуществлявшиеся жрецами для определения ориен-
196
тировки совершаемых погребений (Смирнова М. Е., 2001, с. 172). Эта функция прусских святилищ находит аналогии в литовском материале римского времени. Там прослежена прямая связь между ориентировкой погребений, полом погребенных и временем устройства могилы (Йовайша Э., 1989, с. 104).
Открытые культовые площадки на могильниках пруссов были связаны, кроме всего прочего, с отдельными моментами ритуала (подготовка и осуществление конских захоронений). На данных площадках в целом концентрировалась вся культовая деятельность на кладбище. Судя по находкам отдельных камней на святилище Ирзекапинис, следует предполагать, что перед тем, как быть повергнутыми в могилу, камни собирались на площадке. Они служили не только для отделения по верхнему уровню могилы мира живых от царства мертвых. Участие людей в действиях над могилой, как показывают данные местной этнографии XIX в., способствовало получению ими некоей сакральной силы (Gaerte W., 1956, S. 8-70).
Аналогичные задачи и сходную с площадками при могильниках конструкцию имели открытые святилища пруссов. Данные объекты имели в плане округлые очертания. Одно из них, обнаруженное в лесу у пос. Длуги Конт (южная оконечность воеводства Сувалки, Польша), судя по сохранности остатков центрального на святилище дуба, датировалось XV-XVI вв. Календарные обряды, исполнявшиеся здесь вайделотами, имели целью не только служение богам земледельческих культов (Патримпо, Курхо и др.), но и выяснение сроков проведения полевых работ для прусских общинников. Эта традиция на берегах Балтики и в Восточной Европе существовала с начала I тысячелетия н. э. (Gusakov M. G., Kulakov W. I., 1991, S. 188, 189).
Следующим разрядом прусских святилищ являются расположенные на возвышенностях и окруженные нередко кольцевым валом городища типа Alkhugel (прусск. - нем. "Священный/чистый холм" (рис. 36,Б). Данные объекты представлены в прусском материале в виде двух групп. Как справедливо считал Эд. Штурме, при диаметре городища более 60 м оно являлось местом периодического проведения культовых церемоний и было отнесено к группе 1. Городища с кольцевидным в плане валом поперечником не более 60 м (группа 2) являлись местом проведения народных собраний (Sturms Ed., 1938, S. 125) каждой прусской волости. На святилищах обеих групп, вернее - на их валах производились жертвоприношения в специальных ямах (Engel С., 1932b, S. 53, 54). Данные позднего фольклора Самбии позволяют предположить, что именно здесь, на возвышенных точках местности приносились древними жрецами и человеческие жертвы. Юные прусские пастухи еще в XIX - начале XX в. пели на холмах песню со следующими словами: "Утренняя звезда, утренняя звезда, освети мою раннюю смерть. Скоро зазвучат трубы, должен я оставить свою жизнь, я и другой парень" (Gregorovius P., 1956, S. 23). Использование пруссами при жертвоприношениях труб типа трембит было на памяти обитателей Герцогства Пруссии (Murinius M., 1989, S. 16), соответствующие ритуальные музыкальные инструменты известны в литовской этнографии.
На таких святилищах "уходили" к прусским богам и христиане, выбиравшиеся среди захваченных в плен крестоносцев при помощи жребия. Они сжи-
197
гались на жертвенном костре верхом, в полном снаряжении. Примером этого служит жертвоприношение, совершенное в 1261 г. Геркусом Манто после победы в битве при Покарвисе (Петр из Дусбурга, 1997, с. 93). Данная акция соответствует культовым обычаям пруссов: "После победы они (пруссы. - В. К.) приносили жертву своим богам и от всего того, что досталось им победой, третью часть приносили упомянутому Криве, который это сжигал" (Петр из Дусбурга, 1997, с. 52). Пока остается неясным, производились ли такие жертвоприношения в культовых центрах каждой прусской земли, или же - только на центральном святилище Ромове-Рикойто, своим основанием в середине V в. обязанном видивариям (см. главу 5).
Этот единый для всех пруссов культовый центр, в принципе по своей конструкции близкий первой группе городищ типа Alkhugel, представлен в Пруссии дважды. Древнейшее святилище, возникшее в V в. н. э., и сопоставимое с центром культовой и административной власти Брутена и Видевута - Рикойто (прусск. - "местопребывание господ") (Buga К., 1958, р. 160), располагалось в пределах древнейшего в земле пруссов дружинного региона на побережье Натангии у совр. пос. Липовка (Багратионовский р-н). Грандиозные размеры площадки городища (205 х 182 м) и его вала, отсутствие на городище культурных напластований (лишь предматериковый слой грунта сохранил следы довольно мощного прокала) выделяют его из ряда остальных прусских городищ. Еще более внушительны размеры у второго святилища в урочище Шлоссберг (ныне - пос. Бочаги Черняховского р-на). Оба эти объекта, кроме их размеров, объединяет расположение в излучинах .рек. Так же представлено в книге К. Харткноха Ромове по описанию Симона Грунау (рис. 68). Видимо, перенесение Ромове с запада, от беспокойной польской границы на восток, в Надравию, было связано с происходившими в начале XI в. походами Болеслава Храброго, предпринятыми в отмщение за гибель Св. Адальберта и направленными прежде всего против прусского язычества. Правда, местные легенды связывают уничтожение Ромове в Натангии с польским набегом времен Лешка Старого (IX в.)(Voigt J., 1827,5.78).
В центре святилища Ромове, судя по тексту Симона Грунау, рос вечнозеленый (!) дуб, среди ветвей которого находились изображения богов Перкуно с пламевидными волосами, Потримпо с венком из злаков на голове и Патолло (рис. 65, 68). Древо, под которым горел постоянно поддерживавшийся жившими поблизости вайделотами священный огонь, на расстоянии одного шага было окружено шестами с растянутыми между ними полотнищами. Видимо, одно из них, описание которого находилось в недошедших до нашего времени текстах епископа Христиана (середина XIII в.) и было приведено Симоном Грунау под видом "знамени Видевута", упоминавшегося выше (рис. 65). За священную занавесь могли заходить лишь сам Криво-Кривайтис и особо приближенные вайделоты для проведения особо важных обрядов. В рамках соответствующих культовых церемоний богу Перкуно был посвящен негасимый огонь, Потримпо - змея, пьющая молоко из большого сосуда, Патолло - черепа человека (см. главу 3), коня и быка (Grunau S., 1876, S. 78). При молениях, вне всяких сомнений, производились возлияния священных напитков прус-
198
сов - молока и меда (во всяком случае - последнего). В орденское время их заменило пиво. Моления проводились как в рамках периодических народных праздников (календарных), так и в экстраординарных случаях (угроза войн, стихийные бедствия).
Несмотря на перенос Ромове в Надравию, где его и отметил в начале XIV в. Петр из Дусбурга, поклонение священному дубу сохранилось и близ древнейшего Ромове, на месте последующего города Хайлигенбайль. Уничтоженное вармийским епископом Ансельмом в 1301 г. местное святилище с дубом именовалось Schwentomest, т. е. - "священный город" (см. главу 5).
Глубинная связь растущего на возвышенности (холме, горе) дуба с богом-громовержцем "легко объясняется древнейшими представлениями о "молнии", поражающей дубы на вершинах гор. Такие представления должны были отражать постоянно наблюдаемые явления в высокогорных районах обитания древних индоевропейских племен" (Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс., 1984,
199
с. 615), легшие в основу культовых представлений народов прошлого. Во II тысячелетии до н. э. далёкие предки пруссов - племена шнуровой керамики - принесли эти культовые традиции в Балтию.
Соответственно раннесредневековыми пруссами сакрализовались отдельные леса и другие угодья, что было отмечено вслед за Адамом Бременским (после 1068 г.) Гельмольдом (1170 г.): "...Хотя в остальном у них (пруссов. - В. К.) все одинаково с нами, но, наверное, и сегодня еще они запрещают нам подходить к их священным рощам и источникам..." (Гельмольд, 1963, с. 34). Один из таких лесов по сей день занимает территорию поселения и могильника Кауп, другой частично сохранился на северо-западе Самбии (Брюстерорт).
Кроме священных лесов и источников, культовые объекты искусственного происхождения, перечисленные выше, также, разумеется, были полностью табуированы. Наиболее ярко это видно на примере пояса святилищ, окружавшего экстерриториальный ввиду своей специфики торгово-ремесленный пункт Кауп в IX-X вв., окружённый синхронными прусскими святилищами и могильниками (Кулаков В. И., 1996б, рис. 5). Пересечение этого "священного пояса", как видно из завершения миссии св. Адальберта, было делом небезопасным. Неукоснительное соблюдение прусскими воинами охранительных функций против осквернения присутствием чужеземцев своих священных пределов видно из сообщения Ибрагима ибн Якуба (965 г.): "Жилища Брусов у окружающего моря. И они имеют особый язык, не знают языков соседних им народов; и славятся они храбростью: когда приходит к ним (неприятельское - прим, переводчика) войско, то никто из них не ждет, чтобы к нему присоединился его товарищ, а выступает, не заботясь ни о ком, и рубит своим мечом, пока не умрет" (Вестенберг Ф., 1903, с. 146).
Итак, на основе письменных и археологических источников удалось очертить круг религиозных представлений раннесредневековых пруссов. Сложение этих представлений началось на заре прусской культуры - в V-VI вв. н. э. с использованием глубинных культовых воззрений многих предшествующих поколений обитателей Янтарного берега. Динамика формирования прусской раннесредневековой идеологии опосредованно отражена на примере мутаций погребального обряда в кон. V - первой пол. VI в. Распределение на хронологической шкале (см. приложение 4) черт обрядности от урнового захоронения через в принципе близкое по смыслу группирование костей к рассеянным над костяком (шкурой коня) кальцинированным останкам погребенного явно связано с культовыми аспектами. Возможно, здесь отражен процесс осознания пруссами места человека в мироздании, его путь после земной смерти.
Культовые воззрения пруссов в виде языческих рудиментов народной культуры жили в Пруссии минимум до XVIII в. и сохранились в легендах и песнях XIX -начала XX в. Окончательное сложение системы прусских верований как в идеологическом (строгое ранжирование богов), так и в общественно-административном отношении можно, учитывая момент возникновения различных разрядов святилищ, отнести к XI-XIII вв. По степени жесткой культовой регламентации жизни и значительной роли жречества в общественной деятельности культ пруссов наиболее близок традициям кельтских друидов конца I тысячелетия до н. э.
200
Объединенное с верованиями остальных балтских народов культом Перкуно, огня и змей, прусское язычество представляется среди традиций балтов наиболее усложненным и самодовлеющим, претворенным в сложную понятийную систему. Вера в загробную жизнь согласно уровню социального положения на земле (Krollman С., 1927, S. 8), близкая индуистской системе "варн", распределявшую людей по социальным категориям "жрец", "воин", "земледелец", "раб", усложнялась идеей метемпсихоза. Последняя заключалась в констатации возрождения человеческого духа в новом теле в соответствии с требуемым исполнением культовых аспектов. Нивелировка погребальной обрядности пруссов в VIII-IX и XII-XIII вв. показывает периоды торжества этой идеи в сознании пруссов. В то время, видимо, не придавалось особого значения месту, занимаемому индивидуумом в бренной жизни, предпочтение отдавалось его благочестию. В связи с этим практически все члены прусского общества погребались по единому обряду (безынвентарное трупосожжение или трупоположе-ние с сосудом и ножом). В XIII-XIV вв. верившие в идею метемпсихоза пруссы ввиду внезапного усложнения жизненной ситуации без колебания кончали жизнь самоубийством, надеясь на лучшую долю в новом рождении.
В IV книге "Польской хроники" Винцента Кадлубека, написанной им в конце XII или на рубеже XII-XII вв., повествуя о походе Казимира на ятвягов в 1192/93 гг., автор так описывает обычаи западных балтов, называя их "гетами": "...у всех гетов существует общее заблуждение, заключающееся в том, что души после разлучения с телом переходят в тела вновь родившихся (людей), а некоторые даже в тела зверей и становятся зверями" (Щавелева Н. И., 1990, с. 109). Правда, адепты этого религиозного течения имелись прежде всего среди общинников, ибо знать продолжали, как показано выше, и в XIII в. погребать с атрибутами, соответствовавшими ее положению при жизни. Тем самым элита средневековых пруссов повторяла обычаи обитателей Янтарного края римской эпохи, явно предпочитавших сохранять свою индивидуальность и в мире ином.
Духовной власти Криво, обладавшим возможностью проследить каждый шаг умершего, подчинялись "...литвины и прочие народы земли Ливонской" (Петр из Дусбурга, 1997, с. 51, 52). Этому способствовали, разумеется, в значительной мере победы прусского оружия, распространившие в сер. XII в. власть Криво далеко за пределы Самбии и Натангии ("Великая хроника", 1987, с. 113). Прусское язычество, сохранившее глубинные корни индоевропейских верований, по уровню своей структуры было наиболее законченным в Балтии. Это, несомненно, не могло не повлиять на создание в соседней Литве в 1251-1253 гг. основ единственного в раннесредневековой Европе языческого государства.
Правда, в отличие от прусской "конфедерации", управлявшейся Криво и жрецами, что заранее обрекло это протогосударственное образование на поражение в борьбе с Орденом, Литва с самого начала имела мирского правителя. Пруссы, создав иерархическую систему богов, отражавшую во многом ситуацию в обществе Пруссии и сковавшую повседневную жизнь народа религиозными правилами, зашли в своем социальном развитии в тупик. Их пример послужил хорошим уроком для соседних балтских племен. Полное подчинение жизни обще-
201
ства служению идеологии в практическом смысле приводит к исторической трагедии. Яркий тому пример - судьба пруссов в раннем средневековье.
Своеобразным эпилогом прусскому язычеству и эпитафией жрецам-вайделотам звучат слова старого прусса, зафиксированные в записях священника М. Преториуса, собиравшего в 1664-1685 гг. народные предания на северо-востоке Пруссии. "Один старый надрав из деревни Штригенен (ныне - рядом с пос. Загорское Черняховского р-на) рассказывал, что он происходит из особой семьи... Он говорил, что один из его предшественников был много веков назад здесь, в Пруссии (в звании) Криво, то есть высшим жрецом. Он соединял в себе все великолепные способности, которыми нынешние вайделоты владеют лишь в раздельности. Эти волшебные силы своего предка всегда воссоздаются лишь в наследующих ему сыне или внуке. Однако, к сожалению, обычным является то, что (эти силы) у них раз от разу уменьшаются, и у него эта сила почти полностью погасла, молвил он печально. Раньше он пытался, особенно часто в молодости, сделать усилие для возрождения старого искусства волшебства. Однако сила праотца ушла и потеряна. Вновь научиться этим знаниям невозможно. Все это является знаком затухания его народа. Все его дети умерли до него неженатыми, так что ему некому передать наследие отцов. Он пуст как полый орех и опустошен. Единственное, что можно констатировать: он - последний из некогда столь великого рода. Этим (он) кончил свою историю..." (Podehl H. С., 1985, S. 22). Данными печальными строками можно завершить и описание языческих верований раннесредневековых пруссов.
|
|
