Глава 3. Украшения из драгоценных металлов, сплавов, стекла
Таблица 1
Рисунок 4-5
Рисунок 13
Рисунок 20
Таблица 2
Рисунок 6
Рисунок 14
Рисунок 21
Таблица 3
Рисунок 7
Рисунок 15
Таблица 4
Рисунок 8-9
Рисунок 16
Таблица 5
Рисунок 10
Рисунок 17
Таблица 6
Рисунок 11
Рисунок 18
Таблица 7
Рисунок 12
Рисунок 19
Парадный женский убор
Украшения - один из важнейших археологических источников. Следуя за развитием костюма, они постоянно менялись. Это самый благодарный материал для разработки вопросов хронологии. Украшения всегда соответствуют социальному рангу их владельца, что делает их выразительным показателем социального устройства общества.
Не менее важны украшения для изучения верований и этнической принадлежности носивших их людей. По ювелирным изделиям можно судить и об общем уровне обработки цветных металлов, драгоценных камней и их заменителей, в частности стекла, в ту или иную эпоху.
Наконец, украшения могут рассказать нам о контактах с соседними народами и государствами, в том числе об обмене мастерами и техническими новшествами, о заимствованиях орнаментальных и даже эпических сюжетов. Основной источник для изучения племенных украшений Древней Руси - это курганы. Они сохранили древнейший пласт древнерусских украшений (Археология СССР: Восточные славяне в VI-XIII вв., 1982). Мы будем обращаться к ним в тех случаях, когда более поздние городские украшения обнаруживают с ними генетическую связь. Особенно это касается рядовых украшений горожан, связь которых с деревней осуществлялась постоянно.
Для изучения парадных украшений из драгоценных металлов мы располагаем уникальным источником -кладами, зарытыми в древности в землю и оставшимися в ней из-за гибели их владельцев на многие столетия. Они стали известны науке в начале XIX в., находят их и в наши дни, обычно случайно, реже - при раскопках (Царкевич В.П., Монгайт А.Л., 1967; Монгайт АЛ., 1967; Даркевич В.П., Монгайт АЛ., 1972; 1978; Якубовский В.И., 1975). Зарывали клады или, как их называли в XV-XVII вв., «поклажи» на усадьбах, иногда - в жилищах или церквах, поспешно завернутыми в ткань или помещенными в горшок. Это были ценности, долго копившиеся в семье, - монеты, слитки серебра и золота и, конечно, женские украшения, «женская кузнь». Специфика вещей, сохраняющихся в кладе, состоит именно в принадлежности их одной семье - той ячейке древнего общества, которая часто исчезает из поля зрения историка, если в его распоряжении нет сведений письменных источников.
Не менее интересен и тот факт, что в кладе нередко содержатся остатки двух, а иногда и трех стилистически различных уборов. Несомненно, что уборы эти носились женщинами одной семьи на протяжении полутора-двух столетий, переходя по наследству от матери к дочери. Поэтому ни один из источников не дает нам такого богатого материала по истории русского прикладного искусства, как клады.
С этой точки зрения их рассматривали такие исследователи, как Н.П. Кондаков и А.С. Гущин. Первое фундаментальное исследование кладов было предпринято Н.П. Кондаковым (Кондаков Н.П., 1896). В нем автор впервые отдал им должное как «продолжению курганных древностей», значение которых в его время было уже осознано. Он рассматривает богатейший материал кладов как историк искусства, превращая этот материал «из предмета любопытства в предмет знаний». В изучении древностей его прежде всего интересовали их стилистические особенности, но и вопросы возникновения на Руси тех или иных техник ювелирного дела не прошли мимо его внимания. Однако в научный обиход книга Н.П. Кондакова ввела небольшое количество кладов — всего 25. Остальные предполагалось издать во втором томе. Эту задачу выполнил уже другой исследователь -А.С. Гущин (Гущин А.С., 1936).
Если в книге Н.П. Кондакова говорилось о кладах, содержащих преимущественно перегородчатые эмали, то А.С. Гущин издал многочисленные клады с серебряными украшениями с чернью. Вопросы художественного стиля занимают и в этом исследовании ведущее место.
Под другим углом зрения рассмотрел материалы кладов Б.А. Рыбаков: в его фундаментальном исследовании «Ремесло Древней Руси» клады были использованы как важнейший источник по истории русского ремесла (Рыбаков Б.А., 1948. С. 237-244; 320-330; 374-382 и др.).
Для решения хронологических вопросов клады требовали специальной источниковедческой работы. Она была проделана Г.Ф. Корзухиной. Собранные ею сведения о 175 кладах и изучение их состава позволили разработать их хронологию и нарисовать общую картину развития русского металлического убора с X по XIII в. (Корзухина Г.Ф., 1954). Г.Ф. Корзухина поделила клады на следующие группы: 1) клады IX - начала X в.; 2) клады второй половины X - начала X-XI вв.; 3) клады XI -начала XII в.; 4) клады 70-х годов XII - 1240 г. Не случайна и их топография. Почти треть вещевых кладов найдена в Киеве, в Новгороде - ни одного. Ясно, что распределение кладов на территории Руси отражало специфику исторической обстановки в разных ее областях.
Самые ранние клады I тыс. н.э. немногочисленны: их всего 11. Г.Ф. Корзухина считает, что их появление в Левобережье Днепра связано с приходом сюда печенегов, а в Калужской, Тульской и Рязанской областях - с присоединением вятичей во времена Святослава (964—966) (рис. 4). Украшения, дошедшие до нас в составе этих кладов, просты и грубоваты. Это шейные гривны, браслеты, височные кольца, сделанные из кованой проволоки и дротов (табл. 38, 1-4, 10-11). Кованые гривны IX в. похожи на гривны VI—VIII вв., находят прототипы в древностях этого времени и браслеты, и височные кольца. Можно сказать, что украшения из кладов IX - первой половины X в. эволюционно восходят к украшениям славянских племен дофеодального периода. В них попадаются вещи, характерные для салтово-маяцкой культуры (табл. 38, 5), и для более раннего времени как позднейшая интерпретация антропоморфных фибул VI-VII вв. (табл. 38, 72). Типы украшений, найденные в этих кладах, впоследствии окажутся самой устойчивой группой древнерусских украшений, проходящей, невзирая на новейшие технологические достижения ювелирного дела, через всю историю металлического убора. Изменения в их конструкции не нарушают этого постоянства. Основная масса кладов относится ко времени со второй половины X в. по 1240 г.
Клады, зарытые со второй половины X в. до рубежа X-XI вв., сосредоточены в двух регионах: на Больший в Верхнем Поднепровье, на Смоленщине (рис. 5). Состав этих кладов примечателен. В них впервые обнаружены вещи, которые представляют собой стилистически единый металлический убор. Это серебряные бусы, лунницы, круглые подвески и нарядные серьги с бусинами. Все эти вещи изготовлены тиснением и украшены тонкой зернью (Корзухина Г.Ф., 1946. С. 45-52). Появление техники зерни сразу в таких совершенных образцах загадочно. Искусство филиграни и зерни обычно связывают с ювелирным делом Ближнего Востока. В Восточной Европе тисненые украшения с зернью известны в памятниках пастырской культуры V—VII вв. (Айбабин А.И., 1973а. С. 62—72); в литье воспроизводили украшения с зернью мастера роменско-боршевской культуры VIII—IX вв. (Ляпушкин И.И., 1958. С. 221-322). Однако тисненые украшения с крупной зернью и литые с ложной зернью были только упрощенным вариантом настоящих зерненых украшений, производившихся в придворных мастерских сасанидского Ирана (Bdlint Cs., 1978. С. 173-211). Освоить эту технику на высоком уровне смогли в Европе только с созданием феодальных государств. Впервые драгоценные изделия в технике зерни и филиграни были освоены мастерами Великой Моравии, что совпало с возникновением раннефеодального моравского государства (DekanJ., 1976. С. 158-180). После потери политической самостоятельности Моравии мастера ушли в Чехию, в Пражский град. Достижения моравских ювелиров стали общеевропейским достоянием (Поулик Й., 1985. С. 43).
В X в. техника зерни появилась в прекрасных образцах в серебряном уборе эпохи Владимира Святославича.
Самые лучшие клады с зернью найдены на Волыни в Пересопницком могильнике, в котором обнаружено погребение ювелира с инструментами для изготовления зерненых украшений (Корзухина Г.Ф., 1946. С. 45, 46). Второй регион, где были найдены клады с зернеными украшениями, располагался много севернее, в районе Гнездова, под Смоленском; отдельные клады обнаружены в Витебской, Ярославской, Полтавской областях. В Киеве вещей с зернью найдено мало. Тяготение кладов с зернью к западным районам Руси подтверждает возможную связь попавших в них вещей с ремеслом европейских стран.
Однако нигде нет украшений, совершенно идентичных найденным в русских кладах. Представляется несомненным, что ювелирами Руси был воспринят прием зернения и имитирующего зернь тиснения, а типы украшений, при изготовлении которых он использовался, отражая общеевропейские вкусы, несли на себе черты местного своеобразия.
В результате был создан стилистически цельный убор, поражающий своей красотой и изяществом. В него входили серьги с ажурной бахромой и зерненой подвеской (табл. 39,20, 21), бусы, спаянные из отдельных частей, со сложным зерненым орнаментом (табл. 39,11,12), круглые подвески с зернью и великолепные зерненые лунницы (табл. 39, 10, 11, 3, 6, Т). Его дополняли зерненые перстни и пуговицы (табл. 39,25,5, 8). Все эти вещи составляли парадный женский убор, носившийся, очевидно, двумя-тремя поколениями женщин в короткий промежуток времени от второй половины X в. до первых десятилетий XI в.
Его стилистическая однородность и отсутствие ощутимой эволюции в каждой категории составлявших этот убор украшений позволяет предполагать создание его в мастерских одного-двух поколений ювелиров. Это был первый высокохудожественный убор, изготовленный в княжеских мастерских. Только мастерским такого высокого социального ранга было под силу освоить новую сложную технику. Тут были и драгоценное сырье, и лучшие местные и иностранные мастера. Здесь, вероятно, начали чеканить первые русские монеты. Так сложившееся раннефеодальное государство распоряжалось тем запасом драгоценных металлов, который составлял его казну.
Наряду с этим в кладах сохранялись вещи и более древние - кованые гривны и браслеты, составлявшие специфику кладов более раннего времени. Однако и эти простые украшения претерпевают изменения: появляются браслеты, свитые из двух толстых проволок, витые и плетеные гривны-украшения, интерес к которым сохраняется и двумя столетиями позже.
Клады X - рубежа XI-XII вв. богаты монетами. В большинстве случаев это саманидские дирхемы, самые поздние из которых относятся к 60-м годам X в. Количество их в кладе иногда достигает нескольких тысяч. Появляются и византийские монеты X в., и западноевропейские монеты X - начала XI в. В одном кладе представлены русские монеты Владимира и Ярослава. Встречаются и серебряные слитки неустановившегося веса.
В кладах Смоленщины находят скандинавские украшения. Однако знакомство с ними не имело ощутимого влияния на древнерусских ювелиров. Во всяком случае, подражаний им в кладах нет, но в городских культурных слоях X-XI вв. гибридные украшения, подражающие скандинавским, известны (Седова М.В., 1981. С. 185). В целом русское ювелирное дело эпохи раннефеодальной монархии предстает вполне сложившимся и достаточно самостоятельным.
В следующую группу кладов Г.Ф. Корзухина включает клады, зарытые в XI - на рубеже XI-XII вв. Они четко выделяются по обильному нумизматическому материалу, для которого характерно наличие рубленых монет и резкое увеличение числа монет западноевропейской чеканки. Любопытна и их топография (рис. 6).
Половина кладов этого периода зарыта на землях Полоцкого княжества и на Новгородчине, там, где кладов до XI в. и более позднего времени нет. Объясняется это начавшейся борьбой за самостоятельность Новгорода. Действовали и другие причины: частые антихристианские восстания смердов и изнурительные усобицы князей. В Среднем Поднепровье к двум последним факторам присоединялась постоянная угроза набегов кочевников-половцев.
Вещевой состав кладов XI в. разнообразен и не дает такого единого комплекса вещей, как зерневой убор предшествующего времени. Часто входящие в них украшения разрублены на части, перелиты в слитки. Это объясняется острой нехваткой серебра в связи с прекращением ввоза монет с Востока на рубеже X-XI столетий. На куски рубили шейные гривны, браслеты, старинные украшения - лунницы и медальоны с зернью. На отдельных вещах и фрагментах разрубленных украшений встречается новый прием декора - орнамент, выбитый пуансоном (табл. 40,1, 8,9,10). Он украшает кольцевые пряжки, шейные гривны, ромбощитковые височные кольца (табл. 41). Эти вещи составляют стилистически единый убор, характерный для северо-запада Руси. Типологически он связан с украшениями дофеодального периода. Его характеризуют тяжелые кованые и литые украшения, далекие от изысканных вещей с зернью.
В кладах Поднепровья этого периода тоже нет тонких ювелирных изделий. Их заменяют массивные золотые кованые браслеты, гривны, плетеные из тонкой проволоки, полые и витые из нескольких пар дротов. Гривны оказываются в это время самым распространенным украшением, не случайно упоминания о них попали и в исландские саги, и на страницы летописи. Популярны гривны и браслеты и у соседей и вечных врагов Руси -половцев, о чем говорят не только погребальные древности, но и монументальная половецкая скульптура -«каменные бабы» (Плетнева С.А., 1974).
Как и на северо-западе, в украшениях Поднепровья XI в. чувствуется традиционная связь с украшениями дофеодального времени.
В целом ювелирное дело эпохи Ярослава Мудрого выглядит несколько суровым и скромным по применявшимся в нем декоративным и технологическим приемам. Оно близко, судя по кладам, ювелирному делу предшествующего периода и с точки зрения историко-культурных связей. Сохраняются контакты с Западом, что сказывается и в наличии скандинавских украшений, и в возросшем количестве западноевропейских монет. Это вполне понятно при оживленных культурных и династических связях с Западом, с правящими домами европейских государств.
Ювелиры эпохи Ярослава еще держались старых традиций и только готовились к тому рывку, который составит им славу в недалеком будущем. Рывок этот уже начинал ощущаться: появлялись новые приемы орнаментации. Так, на традиционные украшения - витые браслеты - стали наносить чернение по гравировке (табл. 40,5, 6). На накладных наконечниках этих браслетов грубой гравировкой изображали крин или его половины, заполненные чернью. Из сложной техники чернения мастера, делавшие браслеты, знали пока только сам рецепт ее изготовления. Такое же примитивное применение черни на предметах из кладов демонстрирует серебряная накладка из клада 1913 г. в Спанке (табл. 40, 17).
Последнюю группу кладов составляют клады, зарытые между 70-ми годами XII в. и 1240 г. В нее входят две трети всех русских кладов. Топография их совершенно иная (рис. 7). Абсолютное большинство кладов найдено в южных областях Руси, а половина - в самом Киеве. Причиной их появления в это время было вторжение та-таро-монголов. По кладам прослеживаются пути набегов завоевателей с 1236 г., когда они «поплениша всю землю Болгарскую», до 1240 г., когда «приде Батый к Киеву».
Часть кладов этой группы могла быть зарыта и ранее, в конце XII в., во время ожесточенной борьбы князей за Киев и участившимися княжескими распрями набегами половцев. По составу их невозможно отделить от кладов, связанных с ордынским вторжением.
Клады этой группы отражают самые высокие достижения Руси в области ювелирного дела. Если не считать ранних скромных опытов чернения, они появляются почти внезапно. С древними традиционными украшениями из состава этих кладов можно сопоставить только витые перстни, гривны и браслеты, а с освоенными в недалеком прошлом технологическими приемами — только искусную зернь, но наносимую на украшения другого облика. Они поражают воображение необыкновенной по разнообразию приемов гравировкой, чернью, тонкой сканью и сложнейшей перегородчатой эмалью. За всеми этими техниками стоит создание стилистических единых уборов, состоящих из конструктивно новых украшений.
Поскольку слитки, которыми широко пользовались в XII-XIII вв. датированы недостаточно хорошо, а монет в кладах мало, единственно достоверными признаком для относительной хронологии кладов этой группы оказываются стилистические признаки содержащихся в них украшений.
Украшения эти принадлежат к двум различным уборам - золотому с перегородчатой эмалью и серебряному с чернью.
Перегородчатая эмаль - техника, совершенно новая для Руси. Новым оказался и убор, который она украшала. В уборе предшествующего времени ему мало параллелей. Колты - полые височные подвески - в XI в. совсем неизвестны. То же можно сказать и о ряснах - цепях из круглых или квадрофолийных бляшек, составлявших вместе с колтами нарядный головной убор. Он хорошо известен по монетам, мозаикам и другим видам искусства Византии, откуда он был занесен в Западную и Восточную Европу, став международной модой. Русский вариант этой моды был достаточно своеобразным.
Все клады с эмалью могли быть зарыты на протяжении XII - начала XIII в. Г.Ф. Корзухина считала, что техника черни приобрела популярность после того, как перестали делать украшения с перегородчатой эмалью. По ее мнению, это произошло в середине XII в. Но, как мы увидим ниже, по самим вещам с перегородчатой эмалью такого перерыва не ощущается. Достаточно вспомнить, что шедевр эмальерного дела - крест Евфросинии Полоцкой - был сделан в 1161 г. (Алексеев Л.В., 1957).
По справедливому заключению Г.Ф. Корзухиной, с приемом чернения русские ювелиры и ознакомились уже в XI в. Есть колты с чернью, подражающие колтам с эмалью. Они свидетельствуют о поисках форм серебряного убора с чернью - поисках, которые завершились созданием вполне своеобразных украшений, в эмалевом уборе аналогий не имеющих. Но, несмотря на присутствие таких украшений, как витые и пластинчатые браслеты, в уборе с эмалью не представленных, мастер серебряного убора заимствовал некоторые формы украшений от эмалевого.
Исследователи давно заметили, что в обоих уборах воплощены совершенно различные орнаментальные стили. Первый, запечатленный на украшениях с перегородчатой эмалью, соответствует так называемому византийскому стилю в орнаментации рукописей; второй, сохраненный на вещах с чернью, сопоставляется всеми исследователями с тератологическим или звериным стилем книжных миниатюр. Расцвет первого в рукописях падает на XI—XII вв., сохраняясь в значительной мере и в XIII в., появление второго ощутимо в книжном орнаменте уже в XII в., но он достигает расцвета в XIV в.
Мы еще вернемся к вопросу о соотношении этих стилей. Пока же ограничимся одним наблюдением: сопоставление орнаментации украшений с перегородчатой эмалью и чернью наводит на мысль о том, что непроходимой границы между ними не было, как не было ее и в формах отдельных украшений золотого убора с эмалью и серебряного с чернью.
В кладах, зарытых в эпоху ордынского вторжения, есть украшения, не связанные ни с эмалевым, ни с черневым уборами совершенно. Это украшения с искусной зернью и сканью — приемами, освоенными русскими ювелирами ранее, еще в X-XI вв. Теперь они использованы в декоре украшений, конструктивно повторяющих эмалевый и черневой головные уборы. От него дошли до нас многолучевые звездчатые колты с зернью (табл. 42, 13) и рясна из круглых звеньев с напаянными кружочками скани (табл. 42,14). К нему, вероятно, относятся серебряные бусы с зернью и без нее, крестики с зерневой оправой (табл. 42,5-6; 1-3); лучевые колты могли в нем заменять трехбусинные височные кольца со сканью и зернью, из-за многочисленности находок в Киеве часто называемые киевскими. Наконец, в этот убор входили исполненные в технике зерни и скани длинные подвески, сохраненные в этнографическом головном уборе вплоть до XIX в. (табл. 43). Стилистическое единство этих украшений позволяет видеть в них остатки разрозненного сканно-зерневого убора, бытовавшего одновременно с эмалевым и черневым. Традиционная техника сочеталась в нем порой с традиционными формами украшений: в семилучевых колтах с зернью угадываются племенные украшения радимичей (табл. 42, 73).
Постоянные контакты населения Руси с многочисленными соседями сказываются иногда в находках единичных, оторванных от цельных уборов, украшений. К таким украшениям относятся серебряные половецкие серьги (табл. 42, 9). Но обычно украшения задумывали как единый убор, случайных вещей в нем не было. Для археолога такой убор - своего рода закрытый комплекс: всякая чужеродная вещь в нем сразу заявит о себе, выпадет из общего стилевого единства.
Конечно, отдельные украшения могли попасть в разновременные клады. Реконструируя убор, к которому могло относиться то или иное украшение, археолог может определить время и место его изготовления. А поскольку убор — комплекс одновременных вещей, созданных в одном географическом районе, иногда - в одной мастерской, датировка отдельной вещи может быть довольно узкой.
Клады, в которых убор представлен достаточно полно, оказываются первоклассным источником, потому что дают возможность его реконструкции. А это, в свою очередь, позволяет воссоздать историю женского убора из металлических украшений на протяжении трех столетий. Анализ кладов, проделанный более 30 лет тому назад Г.Ф. Корзухиной, дал возможность датировать содержащиеся в них разнообразные украшения в рамках одного-двух столетий. Дальнейшая разработка хронологии этих украшений осуществлялась в двух направлениях. Их датировка корректировалась с аналогичными вещами, найденными в хорошо датированном культурном слое, в первую очередь новгородском. Хронологические выводы Г.Ф. Корзухиной проверяли и иногда уточняли путем исследования техники изготовления и стиля украшений, к чему призывал еще Н.П. Кондаков.
Украшения с перегородчатой эмалью
Большинство дошедших до нас произведений с перегородчатой эмалью обнаружены в земле, в составе кладов, находимых в Киеве и других местах с 20-х годов XIX в. и вплоть до наших дней. С первых находок этих поражающих совершенством изделий началась и их публикация. Но первая обобщающая работа появилась только в 1853 г. Ее автор И.Е. Забелин выделил из числа найденных к его времени украшений с эмалью «произведения русских мастеров, учеников византийских греков» (Забелин И.Е., 1853. С. 297). Однако широта охвата - книга была посвящена металлообработке на Руси от домонгольского времени до XVIII в. - помешала автору глубоко изучить произведения именно Киевской Руси. Первым исчерпывающим исследованием одной серии произведений с перегородчатой эмалью оказалась книга Г.Д. Филимонова о Мстиславовом евангелии (Филимонов Г.Д., 1861). Тщательность стилистического анализа сочеталась в ней с широчайшей эрудицией в области прикладного искусства. Но обещанный автором обобщающий труд по эмалям, к сожалению, написан не был. Эту работу выполнил 40 лет спустя Н.П. Кондаков (Кондаков Н.П., 1896). Она до сих пор не потеряла своей ценности.
Новым этапом в изучении ремесла в целом и перегородчатых эмалей в частности явился труд Б.А. Рыбакова «Ремесло Древней Руси». В нем впервые вещи с эмалью рассмотрены как свидетельство особой отрасли художественного ремесла. Для решения сложного вопроса семантики изображений и эволюции эмальерного дела большое значение имеют ряд статей Б.А. Рыбакова (Рыбаков Б.А., 1967, 1969) и книга о прикладном искусстве Руси (Рыбаков Б.А., 1971). Источниковедческому исследованию главного «поставщика» древних вещей с перегородчатой эмалью - кладам посвятила свою уже упоминавшуюся работу Г.Ф. Корзухина (Корзухина Г.Ф., 1954). После этого назрела новая задача в изучении перегородчатой эмали - собрать воедино все дошедшие до нас произведения древнерусских мастеров, что и было сделано в работе автора этих строк (Макарова Т.Н., 1975).
Совершенно исключительное значение для изучения эмальерного дела имеют сведения древнейшего его историографа - автора «Трактата о разных ремеслах» пресвитера Теофила, жившего в XI-XII вв. Он не только описал процесс изготовления изделий с перегородчатой эмалью, но и отметил достижения Руси в этом сложном искусстве (Там же. С. 128, 129). Знали цену ему и на Руси. Летописцы не раз упоминали «злато с финиптом» в убранстве церквей, а иногда и выражали свое восхищение этими произведениями: «цаты великие с финиптом чудно видением». Г.Д. Филимонов убедительно показал тождество древнерусского «финипт», позднего «финифть» византийскому «химипет», восходящему к греческому глаголу «хеш», что значит «лить, плавить». По существу эмаль-финифть была заменителем драгоценных камней - сапфира, рубина, изумруда, а эмальерное дело сочетало в себе труд рисовальщика и художника-колориста с искусством золотых дел мастера и специалиста-стекольщика.
В Киеве, поблизости от княжеских дворцов, были найдены остатки трех ювелирных мастерских. В них обнаружены несомненные следы эмальерного дела: обломки специальной посуды с остатками золота, серебра, меди, разноцветной эмалевой массы (Каргер М.К., 1958. С. 400, 401). Рассказ Теофила как будто вводит нас в одну из этих мастерских.
«Возьми тонкую пластинку», - пишет Теофил, указывая на первую операцию, необходимую для изготовления перегородчатой эмали. Получение тонкой пластины золота - операция, которую выполняли со времен античности специальные золотобои-браттиарии. Золотобой расплющивал кусок золота, затем разрезал полученную полосу на листики, прокладывал их кусочками пергамена, а потом, сложив их стопкой, опять клал под молот - от этого линейный размер листиков увеличивался вдвое.
Далее пластине придавали форму задуманного изделия, например колта. Для этого служил трафарет, подобный найденному при раскопках В.В. Хвойки в Киеве, а для придания пластине выпуклой формы - матрица (Корзухина Г.Ф., 1946. С. 53, 54; Рыбаков Б.А., 1948. С. 379; Макарова Т.И., 1975. С. 11). При наложении на матрицу трафарета с контурами предполагаемого рисунка, можно было оттиснуть на золотой пластине углубление - лоток для эмали. «Затем, - пишет Теофил, - ...ты отрежешь им такую форму, которую ты захочешь заполнить эмалью... ты расположишь очень внимательно и тщательно эти листочки по своим местам и, прикрепив их с помощью мучного клея, поставишь над углями. Когда заполнишь одну часть, ты укрепи ее с чрезвычайной осторожностью, чтобы вся тонкая работа не расплавилась». Теофил не говорит здесь о самой сложной стадии операции, требующей совершенного владения рисунком.
Византийские ювелиры достигли в этом непревзойденных высот. За их плечами была многовековая культура рисунка, уходящая корнями в античность. Они столетиями вырабатывали шаблон для изображения, например драпировок, складки которых убедительно передавали движения человеческой фигуры и ее контуры. Русские мастера восприняли от них определенные приемы, восемь вариантов которых четко прослеживаются на изделиях с эмалью. Это углы, ячейки, овалы и дуги, свободные прямые линии, зигзаги, спирали и различные орнаментальные фигуры (кресты, сердечки, круги и т.п.). При этом преобладают все-таки приемы выкладывания перегородок в виде углов и ячеек (рис. 8, 9).
Эти приемы так стабильны, что передача их «секрета» от мастера к ученику так же вероятна, как передача раз найденного рецепта эмали, тем более что сами по себе эти приемы не изобретение древнерусских мастеров: они восприняты ими от греков. Вероятно, мастер перед помещением перегородок в лоток придавал им нужную форму на специальном эскизе, выполненном, скажем, иглой на воске.
Следующий этап изготовления изделия - заполнение лотка с перегородками эмалевой массой. Для этого необходимо иметь различного цвета эмали, «которые ты приспособил для этой работы, - пишет Теофил. Эта фраза очень важна: она свидетельствует о наличии у мастера заранее приготовленной и проверенной эмали.
Судя по тому, что он советует испытать, одновременно ли плавятся эмали разных цветов, можно предположить, что их покупали где-то на стороне. Так делали эмальеры в России и в более позднее время. В Древней Руси эмаль могли покупать вначале у греческих мастеров, варивших мозаику для украшения храмов. Теофил с живостью очевидца описывает процесс подготовки эмали, конструкцию печи, разные этапы обжига изделия и ряд производственных тонкостей, отмечает случаи брака и способы его исправления. Сообщает он о заключительном процессе - полировке, этим искусством византийские эмальеры владели значительно лучше, чем русские. Но самые выразительные свидетели эмальерного дела Руси - сами шедевры, созданные, как правило, руками неизвестных мастеров, но при этом с ярко выраженной печатью индивидуальности. Каждый мастер обладал своим творческим почерком, т.е. определенным набором приемов. Со временем эти приемы сформировали коллективный опыт, традицию, передаваемую от учителя к ученику. Поэтому за выявленной археологом стилистически единой группой изделий скрывается цепочка -мастер - мастерские учеников - школа. Попытаемся проследить эту цепочку на произведениях с перегородчатой эмалью, хранящихся во многих музеях нашей страны. Как ни странно, но примитивных вещей, которых можно было бы ожидать от начальной стадии развития ремесла, мы не найдем. Напротив, наиболее ранние произведения эмальерного дела - колты с изображением сиринов - окажутся самыми совершенными (табл. 44,4), Б.А. Рыбаков выделил эту группу как раннюю из-за языческого содержания изображенных на них сюжетов (Рыбаков Б.А., 1969. С. 92-103). Есть в этой серии и другие свидетельства начального этапа производства -своеобразный технологический эксперимент, опыт, столь характерный для становления ремесла.
В Киеве, в Музее исторических драгоценностей, хранится колт, композиционно почти идентичный совершенным колтам с сиринами, но сделанный по-другому (табл. 44, 5). Мастер попытался избежать самого сложного момента в изготовлении перегородчатой эмали -выкладывания перегородок. Он оттиснул на специальной матрице колт с перегородками, заполнив образованный таким образом лоток эмалями. Но именно из-за того, что он оказался слишком мелким, эмаль стала выпадать. Эксперимент не оправдал себя (Василенко В.М., 1977. С. 266, 267. Рис. 114, 115).
В русском эмальерном деле утвердился тот способ, который изобрели греческие мастера. Серии одинаковых колтов с сиринами и птицами и явно относящиеся к одному с ними убору рясны, находимые во многих киевских кладах, говорят о том, что мастера Киева овладели искусством перегородчатых эмалей не позже второй половины XI в. (Макарова Т.Н., 1975. С. 95). Интересно, что, помимо серийных изделий, среди них есть единичные экземпляры, отличающиеся типичным византийским сюжетом, не привившимся в русском искусстве. Таков колт с излюбленным византийским сюжетом - с павлином, выполнен с большим техническим совершенством (табл. 44, 2). Его мог сделать и греческий мастер. Очевидно, состав первых эмальерных мастерских былгреко-русским, как и состав первых мозаичных или стекольных мастерских. Только этим можно объяснить высокое качество той стилистической единой группы колтов и рясен, которая относится к начальному периоду эмальерного дела Руси. Для них характерны стабильность конструкции изделий, повторяемость одних и тех же деталей орнаментации, цветовая гамма из четырех основных тонов - синего, красного, белого, светло-зеленого (рис. 10). Удивительная устойчивость цветовой гаммы, неизменной даже в оттенках, говорит об едином источнике эмалевой массы, снабжавшем на первых порах русских мастеров. Таким источником были греческие стекольные мастерские, работавшие в Киеве: о них свидетельствуют дошедшие до нас стеклянные браслеты (Щапова ЮЛ., 1972. С. 120). Все это говорит о сложении мастерской, в которой производились эксперименты, осваивались серии однотипных произведений и создавались отдельные шедевры, не вошедшие в массовое производство. Изделия более низкого качества, выполненные стилистически в той же манере, подтверждают наличие «дочерних» мастерских. Наконец, подражания изделиям этой мастерской в дешевом материале, на меди, свидетельствует о том, что в среде городских ремесленников появляются эмальеры.
Клады, в составе которых до нас дошли произведения первой эмальерной мастерской, относятся ко второй половине XI в. В то же время мы располагаем вещами с перегородчатой эмалью, надписи на которых, бесспорно, датируют второй половиной XII — первой половиной XIII в. Можно ли говорить о преемственности мастерских этого периода с первой мастерской, отделенной от них двумя столетиями? Безусловно можно, ибо есть изделия, говорящие о развитии традиций первой эмальерной мастерской.
Среди колтов с эмалью выделяется группа, отличная от колтов первой мастерской сюжетом изображений, но сохраняющая признаки несомненной профессиональной преемственности конструкции изделий, композиционных схем, орнаментации и цветовой гаммы. Это колты, на которых изображения сиринов и птиц сменились изображениями святых. Б.А. Рыбаков считает их более поздними именно из-за этой смены сюжета, исторически легко объяснимой возросшей борьбой с язычеством (табл. 44, 7, 13), Характерное для них усложнение орнаментации и обогащение цветовой гаммы достигло апогея в известной диадеме со сценой вознесения Александра Македонского, датирующейся второй половиной XII в. (табл. 45, 12)
На первый взгляд может показаться, что строгая орнаментация первых русских колтов и рясен с эмалью не имеет ничего общего с пышными ветвями и волютами, украшающими эту диадему. Но внимательный анализ ее орнаментации убеждает в обратном. Беспокойные побеги ветвей диадемы оказываются одним из звеньев той эволюции, которую претерпел растительный орнамент в эмальерном деле Руси за протекшее столетие. Основной его элемент - крин - остается неизменным, усложняются модификации крина и его производство - ветви. Эти усложненные мотивы создают композиции с зеркальной симметрией, так хорошо знакомые по колтам. Несравненно богаче стаи и ассортимент украшений с эмалью. Это уже не только женские украшения, колты и рясна, но и церемониальные регалии - бармы, короны-диадемы (табл. 45,13-16,11). Это и дорогое церковное убранство: большие колты для икон с изображениями русских святых - Бориса и Глеба, найденные в Рязани; оклады евангелий с дробницами с перегородчатой эмалью; кресты для церковных процессий, один из которых сохранил надпись мастера - Лазаря Богши - и заказчика, княжны Евфросинии Полоцкой. Донесла эта надпись до нас и единственную бесспорную дату изготовления - 1161 г. (табл. 45, 5, 6, 7). Именно к этому времени складывается на Руси тот стиль многоцветной орнаментации, который Б.А. Рыбаков удачно назвал финифтяным; удачно потому, что именно в эмалях-финифтях он оказался выраженным так лаконично и совершенно. Возможно, именно перегородчатую эмаль пытались воспроизвести в золотых заставках художники-миниатюристы и именно ее великолепию подражали мозаичисты, выкладывая по золотому фону многоцветие одежд, орнаментов и тонких ликов. Это неудивительно: по сложности исполнения драгоценные эмали не знали себе равных в ювелирном деле средневековья и поэтому привлекали к себе внимание художников разных специальностей.
Есть среди киевских эмалей произведения, стилистически продолжающие традиции ранних эмалей, но значительно более примитивные по рисунку, цветовой гам-ме. Это некоторые наборы барм с надписями второй половины XII - первой половины XIII в. (табл. 45, 13-15). Таким образом, произведения киевских эмальеров можно выстроить в четкий эволюционный ряд. На протяжении длительного времени они сохраняют характерные для киевской группы эмалей черты. Для них типична цветовая гамма, в которой ведущий цвет - синий; красный и белый присутствует примерно в одинаковых пропорциях, а зеленый, как правило, их дополняет. В период расцвета, в середине XII в., цветовая гамма обогащается: появляются желтый и бирюзовый цвета, синяя гамма разнообразится голубым и пепельным (табл. 45, 4).
Общими для всех произведений с изображением святых, вышедшими из мастерских Киева, оказывается и определенный набор способов. Выше говорилось, что для передачи драпировок на произведениях с перегородчатой эмалью русские мастера использовали восемь приемов. Они одинаково применялись при геометрической и более живописной, свободной манере рисунка. Ведущими у киевских мастеров оказываются прием угла и ячейки, с большей или меньшей тягой к геометризму (рис. 9).
Устойчивое сохранение на протяжении почти двух столетий подобных секретов мастерства может произойти только при сложении школы эмальерного дела, т.е. цепочки мастерских с прочно сохраняемыми традициями в сложном искусстве эмальерного дела. Мы можем говорить о киевской эмальерной школе. В каких условиях могла возникнуть и так долго существовать столь единая художественная школа?
Ответ на этот вопрос дает ассортимент произведений с эмалью - княжеские регалии, церемониальное убранство верхушки древнерусского общества, князей и бояр. Только высокое покровительство власти могло обеспечить условия длительной деятельности подобной художественной школы. Существование государственных ювелирных мастерских в Византии засвидетельствовано многими источниками. В них, в частности, говорит, что мастерские находились в помещении большого императорского дворца, а ядро их составляли наследственные, прикрепленные к мастерским ремесленники.
О государственных княжеских мастерских на Руси источники прямо не говорят. Но о них красноречиво свидетельствуют сами произведения этих мастерских, в первую очередь эмальерные. Естественно, что подобным образом складывалась ситуация и в удельных русских княжествах, прежде всего в Рязанском княжестве.
С княжеской эмальерной мастерской в Рязани связана небольшая группа вещей - так называемые колты с изображением святых Бориса и Глеба, особо почитаемых в Муромо-Рязанской земле, два медальона барм со святыми Ириной и Варварой и маленький медальон с Богоматерью (табл. 45,2,16). Все они принадлежат разным мастерам. Большие колты с первыми русскими святыми, князьями Борисом и Глебом, напоминают сочетанием светских и церковных сюжетов колты со святыми из черниговского клада 1887 г. Общими здесь оказались и детали - характерные «древа жизни» на подножках, нигде более не встреченные. Однако далее сходства композиции и орнамента дело не пошло: изяществом и совершенством исполнения колты из Чернигова резко отличаются от рязанских. Рязанские же колты не находят себе аналогий во всей коллекции древнерусских эмалей по величине и весу. Они в три раза больше обычных колтов, находимых в кладах, а вес каждого из них достигает 400 г. Оригинально и их устройство. Оправа их похожа на оправу барм; на золотую основу наложен сканый узор с гнездами для драгоценных камней. Примитивно вставленный щиток с эмалью окаймлен ниткой жемчуга, продетой в специальные петли. Украшения эти нельзя назвать колтами, т.е. подвесками к женскому головному убору, они слишком тяжелы для этого. Скорее всего, их подвешивали к диадеме на ризе чтимой иконы, до нас не дошедшей (Кондаков Н.П., 1892. С. 337).
Перегородчатые эмали рязанских «колтов» гораздо менее совершенны, чем превосходная скань их оправы. Поясные фигуры князей статичны и лишены движения, лица исполнены «дрожащей» перегородкой, примитивно выложены смотрящие вбок глаза и рот, изображенный наивным «бантиком». Перегородки часто не замкнуты, из-за чего эмали разных цветов соприкасаются.
Более всего отличает рязанские колты от всех найденных на Киевщине эмалей цветовая гамма (рис. 10). Она включает в себя три оттенка голубого: темно-голубой, светлый бирюзовый и зеленовато-голубой. В то же время в ней нет типичного для эмалей киевского круга темного синего тона,а также светло-зеленого, изумрудного и желтого. В качестве ведущего здесь используется красный цвет, в качестве дополнительного - белый.
В той же тональности исполнены два медальона барм из Рязани со святыми Ириной и Варварой. Они размещены по сторонам медальона с Богоматерью-орантой византийской работы, объединенные рязанским мастером в единое украшение. Судя по редкости изображений святой Ирины, оно было патрональным. Оба изображения - Ирины и Варвары - исполнены одним мастером с ярко выраженной творческой индивидуальностью. Его отличает свободное владение перегородкой, уложенной густой сеткой плавно изгибающихся линий. В общей манере выкладывания перегородок легко улавливается сходство с изображениями Стефана и Пантелеймона на кресте Евфросинии Полоцкой, исполненном Лазарем Богшей в 1161 г. Однако по цветовой гамме они различны. Здесь мы снова встречаемся с характерным для эмалей Рязани преобладанием синих тонов: темно-синего, пепельного и голубого (рис. 10).
Для немногочисленных пока произведений с эмалью из Рязани характерно сочетание традиции и новаторства. Это естественно для молодой мастерской, сочетающей опыт старых мастерских с налаженным производством со своими поисками и находками. Совершенно исключительной особенностью рязанских изделий с эмалью является необыкновенное искусство золотых дел мастеров: их оправы не знают себе равных среди большой коллекции дошедших до нас произведений.
Меньше данных об эмальерном деле Владимира. Здесь найдены всего две пары колтов (табл. 44, 77). Они, однако, настолько выразительны и своеобразны, что позволяют говорить о деятельности здесь собственных мастеров. Возможно, что произведения светского назначения были второстепенными в их продукции, а главным была та церковная утварь, упоминание о которой попало в летопись под кратким словом «финипт». «Жемчугом великим бесценным, златом и финиптом» былаукрашена церковь Рождества Богородицы по приказанию Андрея Боголюбского в 1175 г. (ПСРЛ, Ипатьевская летопись. М., 1962. С. 580, 581). Каков был этот «финипт», мы не знаем, но дошедшие до нас колты свидетельствуют о преемственной связи владимирской мастерской с киевскими традициями. Особенно это заметно в передаче одежд почитаемых во Владимире святых Георгия и Дмитрия, изображенных на колтах. Владимирские мастера следовали киевским образцам и в геометризованной манере рисунка (табл. 46,2), и в наборе ведущих приемов (рис. 9). Это сочетается со своеобразием формы и конструкции больших грубоватых колтов и неумелым воспроизведением пышного орнамента, характерного для киевских эмалей середины XII в. В цветовой гамме тоже легко усмотреть местные особенности набора и оттенков эмалей (табл. 46, 4).
Больше данных об эмальерном деле Новгорода. С ним связаны такие произведения, как пять квадратных пластин с драгоценного оклада Мстислава евангелия (табл. 45, 9,10), киотцы этого же оклада; киотцы с деисусом с оклада иконы Знамение из Софийской ризницы в Новгороде (Макарова Т.И., 1975. Т. 22); медная иконка с изображением Ипатия (Макарова Т.И., 1975. Табл. 27, 16); миниатюрная золотая пластинка с образом Георгия (Макарова Т.Н., 1975. С. 63. Рис. 8).
Список новгородских эмалей пополняется за счет новых находок. Так, при раскопках в Новгороде была найдена круглая дробница с эмалью (Арциховский А.В., 1958. С. 227-242, цвет, табл.) и медная пластина с изображением святого (Макарова Т.И., 1985. С. 241-243. Рис. 1). Среди этих вещей есть, как и в Киеве, первоклассные произведения и подражания им, вышедшие из ювелирных мастерских, работавших для широких слоев горожан.
Новгородские изделия с перегородчатыми эмалями не представляют собой столь очевидного стилистического единства, как некоторые типы колтов, рясен или барм Киева. Здесь рука отдельного мастера ощущается только в единых по замыслу композициях, а сами эти композиции созданы, по-видимому, в разных мастерских. И все же, если речь может идти о нескольких новгородских мастерских, работавших последовательно, а иногда и параллельно, их общая стилистическая направленность, отличная от киевской и рязанской школ, несомненна. Ее определяет цветовая гамма, построенная, как и новгородская иконопись, на сочетании ярких чистых тонов: синего, голубого, бирюзового, красного, зеленого, желтого. Не менее выразительная черта новгородских эмалей - свободное распределение перегородок, манера не замыкать угол, ячейку или овал, а оставлять их как бы оборванными в эмали (рис. 9).
Интересно,что некоторые приемы - зоны углов и зоны ячеек - новгородские эмальеры вовсе не используют, а остальные употребляют в иных сочетаниях, чем киевские мастера.
Каковы же истоки познаний новгородских ювелиров в эмальерном деле? Отмеченные выше самостоятельные черты не дают возможности прямо выводить их из Киева, как это было очевидно для Рязани или Владимира. Здесь нет продолжения киевских традиций. Вспомним, что пять квадратных пластин, помимо греческих надписей, сохранили и другие свидетельства участия мастеров-греков в их изготовлении: изумрудную эмаль и технику инкрустации, в которой выполнены надписи. Вероятно, они были изготовлены в греко-русских мастерских в самом Новгороде. Учитывая, что в Византии эмальерное дело уже вышло из царских мастерских и даже из рамок столицы, греческие эмальеры Новгорода могли быть выходцами из других центров, нежели мастера, налаживавшие ранее эмальерное дело в Киеве. Этим можно объяснить отсутствие единой стилистической линии в эмальерном деле Киева и Новгорода.
Киев, Рязань, Новгород, Владимир стали центрами оригинальных эмальерных школ. Не исключено, что этот список неполон. Есть города, где эмальерные мастерские могли работать короткое время; завися от конкретного княжеского заказа или от прихода мастера. Так, в Полоцке могла на какое-то время функционировать мастерская, где талантливый мастер Лазарь Богша делал свой крест.
Находки в Чернигове своеобразных колтов, а в соседнем с ним Любече - эмалей (очень провинциального облика) могут тоже рассматриваться как свидетельство о деятельности там самостоятельной эмальерной мастерской.
Такое сложное искусство, как эмальерное, могло укорениться только там, где создавалась стойкая традиция, непрерывность наследования его приемов и рецептов. Так на Руси и произошло, и поэтому оно не погибло сразу после монгольского нашествия, и следы послемонгольских мастерских ощущаются достаточно четко.
В Москве, в Оружейной палате, хранится драгоценное облачение митрополита Алексея: саккос, епитрахиль и поручи, среди многочисленных нашивных дробниц которых много эмалевых (Макарова Т.И., 1975. С. 82-87. Табл. 23-26). Б.А. Рыбаков считает, что часть их — домонгольского происхождения. Но другая часть очень отличается от хорошо известных по кладам эмалей. И орнамент, отдаленно напоминающий знакомые композиции с птицами, сиринами и «древом жизни», и манера укладывать толстые перегородки в глубоком лотке, и цветовая гамма - все здесь иное, своеобразное и все же явно связанное с эмальерным делом Киевской Руси поры его расцвета. Интересно при этом отметить, что ряд конкретных черт сближает эти произведения не с киевской школой, а с эмалями Новгорода и Владимира. Так, эмалевые дробницы епитрахили митрополита Алексея явно близки почерку автора иконки со святым Ипатием из Новгорода, а некоторые детали орнамента владимирских колтов повторены на дробницах оклада иконы Знамение из Оружейной палаты и на маленьких дробницах епитрахили из Отрочего Тверского монастыря - самой поздней вещи с перегородчатой эмалью (Макарова Т.Н., Николаева П.В., 1976. С. 169-175). Хранящиеся в Москве и Твери изделия с перегородчатой эмалью не имеют прямых аналогий ни в одном из перечисленных центров эмальерного дела. Они несут на себе явные черты своеобразия угасающей уже ювелирной техники. Вероятно, именно в Москве или ее сопернице -Твери, где-то в пределах XJII-XIV вв. доживало последние дни искусство перегородчатой эмали. Оно дало нам пример пересадки на новую почву сложного ремесла. Однако даже в этом случае сложение собственной отрасли прикладного искусства нельзя объяснить простым заимствованием. Русь оказалась подготовленной к восприятию сложнейшего искусства (равно как и к восприятию каменной архитектуры и живописи) и создала в этих областях искусства неповторимые шедевры.
Прав был Н.П. Кондаков, когда говорил что «каждое искусство начинается заимствованием» (Кондаков Н.П., 1899. С. 6). Но это только первый шаг, обусловленный взаимосвязью культур и народов; далее начинается сложный процесс коллективного творчества, в результате которого и рождается неповторимое самобытное искусство, как произошло на Руси с перегородчатой эмалью.
Украшения с чернью
В числе высших достижений ювелиров Руси наряду с эмалью Теофил упоминает о черни: «... ты найдешь, что в тщательности эмалей или разнообразии черни открыла Росия» (Теофил Пресвитер, 1963. С. 72). Эта сложная техника стала известна в средние века в Европе, вероятно, благодаря Руси. Именно при дворе русских князей был освоен древний прием чернения по золоту и серебру.
Украшениям в технике черни не раз отводилось место в трудах, посвященных ремеслу и прикладному искусству. Впервые внимание украшениям с чернью было уделено в труде Н.П. Кондакова о русских кладах (Кондаков Н.П., 1896), их изучение продолжил А.С. Гущин (Гущин А.С., 1936), а позже они нашли разностороннюю характеристику в работах Б.А. Рыбакова (Рыбаков Б.А., 1948; 1951; 1967; 1971). Черневому делу Руси вплоть до XIX в. посвящена книга М.М. Постниково-Лосевой, Н.Г. Платоновой и Б.Л. Ульяновой (1972). Однако древнейшего периода черневого дела она почти не касается. Между тем именно этот период наиболее интересен (Макарова Т.Н., 1986).
О первых шагах черневого дела Руси мы ничего не знаем. Но все же есть некоторые данные для их восстановления. Древнейшее произведение, связанное с черневым делом, было найдено в кургане, в языческом княжеском захоронении конца IX - начала X в. Это знаменитые турьи рога из Черной могилы, их серебряные оковки выполнены с редким мастерством. Сюжет композиции одного рога, расшифровка которого предложена Б.А. Рыбаковым (Рыбаков Б.А., 1948. С. 284-287), свидетельствует о том, что вещь была сделана на месте. Однако технологические особенности этих произведений мы не встретим на более поздних русских изделиях. Турьи рога остаются уникальным явлением в истории прикладного искусства Руси. Чернь занимает в их декоре второстепенное место: она заполняет глубокие бороздки орнамента, по принципу известного в Риме и на западе «niello». В этой же технике ниелловой инкрустации сделаны бляшки, широко распространенные в Приднепровье в конце IX-X в. в дружинных погребениях. Своеобразное продолжение эта техника имела позже, в изготовлении энколпионов с инкрустацией по меди. Но в целом черневое дело Руси пошло по иному пути. Оно привилось в мастерских, где изготовляли женские украшения. Именно шедевры этих мастерских — колты на ряснах из тисненых колодочек, широкие браслеты, за которыми неверно закрепилось название «наручей» (вместо древнерусского обруча) с их богатой орнаментацией, круглые медальоны нагрудного украшения типа мониста или барм, перстни - принесли славу русским серебряникам. Они отличались отмеченным Теофилом
разнообразием в орнаментации и деталях технологии. Процесс изготовления этих вещей был сложным. Описания Теофила и особенно внимательное рассмотрение дошедших до нас вещей позволяют его реконструировать.
Обычно черневые украшения делали из тонкого листа серебра. Для получения из тонкого листа полого изделия применялся очень древний способ - ручная выколотка, когда лист серебра под ударами деревянного молотка принимал необходимую форму. Таким образом сделаны некоторые колты и большинство обручей. Так изготовляли индивидуальные заказы. Массовая продукция делалась более легкими способами - тиснением на матрице. Применялось иногда и литье, но оно было связано с большим расходом металла. Есть не только экземпляры обручей и колтов, исполненные при помощи литья, но и находки литейных форм для их изготовления.
Вторая стадия в изготовлении ювелирного произведения с чернью - гравировка на металле. Основным орудием при этом был резец с рабочим краем различной формы. Оставленные им следы позволяют восстановить форму древнерусских резцов. Они находят прямые аналогии в ювелирном деле X-IX вв. и наших дней. Мастер обычно пользовался несколькими резцами, на некоторых вещах заметны иногда следы двух-трех резцов. Труднее заметить следы иглы, которой наносили первоначальные контуры рисунка, его эскиз. Между тем это была важная стадия работы гравера, ведь орнамент черневых изделий бывает исключительно сложным. Например, плетение можно было нанести на изделие только непосредственной переводкой скопированного образца. Близость орнамента рукописей и серебра с чернью, неоднократно отмечаемое многими исследователями, оказывается близостью оригинала и копии.
Практически копирование или перенесение орнаментального сюжета на поверхность серебряного изделия могло производиться способом, бытующим и сейчас. Серебряную пластину закрепляли на смоляной подушке и покрывали слоем воска. Затем на воск накладывали листок тонкого пергамена с переведенным на него рисунком. По линиям рисунка проводили деревянной палочкой с заостренным концом, надавливая на пергамен. На воске в результате оставались углубленные линии переведенного рисунка, который и повторял гравер. Собственно, чернение было заключительным этапом работы мастера-серебряника.
Известно множество рецептов варки русской черни, восходящих к XVI в. Единственно подлинным древним рецептом, относящимся к Древней Руси, является рецепт, приведенный в трактате Теофила. Он предлагает взять две трети чистого серебра и одну треть меди, расплавить их при температуре 1000°, влить в тигель с расплавленной серой и свинцом и расплавить в горне. Полученный сплав растолочь в порошок, снова переплавить в горне, повторить эту операцию несколько раз.
Вместе с рецептурой варки черни Теофил дает множество советов по поводу нанесения черни на изделие, последующего обжига и полировки. Однако некоторые моменты им опущены, и мы можем их восстановить по самим изделиям. Это касается очень важного момента -обработки поверхности, которую надлежит покрыть чернью. Как показали многочисленные наблюдения, чернь сохранилась хорошо только в тех случаях, когда ложе для нее было достаточно глубоким. Это достигалось специальной гравировкой - выборкой «лотка». В тех случаях, когда такая обработка фона отсутствовала, чернь выкрашивалась, иногда полностью.
С техникой черни тесно связано золочение. Эти два приема одинаково применяли на одних и тех же вещах: половина украшений с чернью была покрыта еще и позолотой. Теофил описывает и способ золочения, который русские ювелиры нового времени называли золочением «через огонь». Описав разные способы размалывания золота, Теофил рассказывает, как смешать его со ртутью, расплавив на огне. Полученной теплой смесью натирают места, подлежащие позолоте, нагревая их потом над углями и снова натирая. Заключает он описанием полировки золота.
Все эти и подобные им операции русскими ювелирами были освоены прекрасно. Дошедшие до нас более 300 изделий с чернью это полностью подтверждают. Большинство их найдено в кладах Поднепровья. Встречаются они и в других местах.
Эти дорогие украшения делались по заказу, для знати, и оседали в тех городах, где было налажено их производство. Поэтому топография их распространения не случайна, в сочетании со стилистическими наблюдениями она дает основание для выделения центров производства. Б.А. Рыбаков выделил три таких центра - Киев, Владимир и Галицкое княжество (Рыбаков Б.А., 1948. С. 265). Раскопки последних лет позволяют прибавить к ним еще и Рязань. Во всех этих центрах был свой ассортимент видов украшений с чернью, и это не менее важно для их выделения как центров производства, чем стилистические особенности декора или технологии.
С XI в. в кладах появились плетеные и витые из серебряных дротов браслеты с накладными литыми наконечниками в форме трехлепесткового цветка-крина. На них изображен простой гравировкой всегда один и тот же сюжет - крин или половинки его, по-разному расположенные (табл. 46,3-4,5-10). Линии гравировки заполнены чернью, в случаях неглубокой гравировки утраченной. Интересно, что этот простой сюжет остается постоянным при изменении самих браслетов. Такую стабильность можно объяснить только особым значением сюжета, его благожелательной символикой.
Не сопровождалась эволюция самих браслетов и развитием технологии чернения или какими-либо исканиями в области декора. Распространены витые браслеты с чернью, в основном на Киевщине, где и сосредоточены их находки. Они были популярны и вызывали подражания. В половецких древностях в XI в. тоже появились такие браслеты, но криновидные наконечники с понятным земледельческому народу символом «древа жизни» заменила вставка почитаемого кочевниками камня неба -лазурита.
Можно сказать, что на ранних типах браслетов с чернью ничто не предвещало ее будущего расцвета, а на более поздних этот расцвет никак не отразился. Очевидно, мастерские, где они изготовлялись, были в стороне от тех княжеско-боярских мастерских, с которыми был связан истинный расцвет черневого дела Руси.
Вспомним, что мастерские перегородчатых эмалей в Киеве по дошедшим до нас произведениям прослеживались довольно ощутимо. От начального этапа их деятельности сохранились знаменитые колты с жемчужной обнизью и изображением пары птиц или сиринов по сторонам символа «древа жизни». Интересно, что попадаются золотые колты совершенно идентичного устройства, с жемчужной обнизью и чернью по гравировке (табл. 47, 7, 9). Технически чернение здесь уже значительно шагнуло вперед: гравировка выполнена мастерски, орнамент несравненно сложнее, чем на витых браслетах. На золотых колтах намечается освоение другого важного приема чернения - чернение фона.
В серии дошедших до нас колтов вместо стабильности, консервативности в приемах и орнаментации налицо поиски нового и в устройстве, и в орнаментации, и в самой технике чернения, и самое главное - постепенное становление самостоятельного стиля орнамента, отличного от эмалевого. Для него характерен новый элемент - плетение и связанные с ним динамичные, лишенные стабильности композиции с осевой симметрией (табл. 47, 2-3, 8-12).
Однако новизна эта в некотором отношении обманчива: в основе орнамента черненых украшений по-прежнему лежит крин, поэтому растительный орнамент и композиции из его мотивов возникают по тем же схемам. Новый элемент - пересечение - обусловливает динамичность орнамента, не изменяя его полностью.
Можно сказать, что черневое дело в целом, как и его орнаментация, тесно связано с эмальерным искусством. Вероятно, оно родилось в мастерских эмальеров или в непосредственной близости от них. Но развивались они не синхронно. Когда эмальерное дело достигло вершин развития, черневое только делало свои первые шаги. Вот почему золотые колты с чернью так похожи на эмалевые. В период, когда эмальерное дело уже миновало пору своего расцвета, черневое его достигло. Свидетельством этого являются его шедевры - широкие браслеты-обручи. Этим конструктивно сложенным и изысканным произведениям нет равных в соседних странах. Их византийский прототип - широкий браслет с рельефными изображениями (Даркевич В.П., 1975. С. 271-273. Рис. 385—388) имеет с ними лишь самое общее сходство. Древнерусский обруч состоит из двух пластин, которым ручной выколоткой придана нужная форма. Внешняя пластина разбита накладными валиками на отсеки, квадратные или округлые, напоминающие закомары русских храмов; в них гравировкой и чернью исполнены сложные орнаментальные композиции, расшифровка которых открыла интересные реалии быта Руси. Б.А. Рыбаков убедительно доказал, что сцены, изображенные на обручах, связаны с языческой обрядностью русалий -центральным действием народных празднеств, «игрищ бесовских», против которых боролась христианская церковь. О живучести их в народной жизни говорит тот факт, что драгоценные обручи с чернью делали для боярынь и княгинь в княжеских мастерских, рядом с резиденциями церковных властей.
Большинство широких обручей найдено в киевских кладах (табл. 48, /, 3; 49, /). 17 браслетов бесспорного киевского происхождения дают парные экземпляры, явно исполненные одной рукой, а обручи представляют собой ступени известной эволюции в их производстве. Киевские ювелиры освоили два способа изготовления обручей - ручную выколотку и тиснение. Самые лучшие обручи изготовлены первым способом.
Превосходная гравировка сочетается на них с умелым чернением фона, специально подготовленного резцом. В местах выпадания черни хорошо виден фон, покрытый такой насечкой (табл. 48, 1). На некоторых браслетах гравированы сложные жанровые сцены с гуслярами, плясуньями и плясунами языческих русалий (табл. 48,3).
Тиснение пластин было значительным упрощением процесса изготовления обруча. Очевидно, это практиковалось во второразрядных мастерских, качество гравировки и общая отделка тоже упрощены (табл. 48, 6, 7).
Подражания киевским обручам в других городах шли именно по пути упрощения технологии, использовалось тиснение (табл. 48, 6) или литье.
Зато первоклассные мастера Рязани блестяще продолжали киевские традиции. Здесь не стремились к упрощению, а следовали по пути совершенствования мастерства (табл. 49, 2, 4, 5). В свободе композиции, в артистизме рисунка и точности гравировки рязанские мастера могли поспорить с киевскими. Композиция обруча бывает так продумана, что похожа скорее на точно рассчитанный чертеж, чем на рисунок. Аналогии с чертежом возникают и при знакомстве с еще одним шедевром рязанских ювелиров - перстнем, найденным в 1868 г. в кладе вблизи остатков Успенского собора в Старой Рязани.
Щиток этого перстня имеет форму идеального квад-рифолия с вписанным в него прямоугольником. Рисунок не уступает в изяществе композиции. В центре прямоугольника гравировкой дано симметричное древо, в дугах на черненом фоне легкие завитки перекликаются с изгибами его ветвей (табл. 46, 27).Очень похожий перстень, но золотой с чернью по гравировке, происходит из коллекции М.П. Боткина (табл. 46, 20). Он построен столь же совершенно, и основная идея его композиций та же. В центре квадрифолия в данном случае размещен квадрат, а в нем - копьевидное древо с геометризованными стеблями по сторонам. Им соответствуют дуги, гравированные на черневом фоне в полукружиях квадрифолия. Местонахождение этого перстня неизвестно, но идентичность исполнения двух описанных перстней вряд ли случайна: возможно, их делал один и тот же мастер, перенесший в прикладное искусство архитектурную четкость и законченность формы и орнамента.
Рязанские браслеты продолжают традиции тех киевских браслетов, которые изготовлены ручной выколоткой. В них также сочетается чернение фона с чернью по гравировке, гладкое серебро с позолотой. В этом случае перенесение ювелирного приема в провинциальный центр не сопровождалось снижением его уровня.
По-другому обстояло дело во Владимире. Найденные там браслеты-обручи несут на себе следы преемственности киевской и рязанской школ. Но при этом нет прямой связи с приемами, так блестяще освоенными в этих городах. Владимирские мастера были знакомы с готовыми образцами обручей, но не с приемами их изготовления. Это очень заметно по тем обручам, которые дошли до нас в кладах.
Самый сложный способ изготовления обручей - ручную выколотку - владимирские ювелиры освоили не сразу. До нас дошел одноярусный литой наруч с валиками, отлитыми вместе с пластиной (Макарова Т.И. 1986. Рис. 46. № 245). По-другому был сделан двухярусный обруч с изображением зверей и птиц в прямоугольных клеймах (табл. 49, 10). Он сделан, как рязанские и лучшие киевские обручи, ручной выколоткой с накладными жгутами рублеными под скань или зернь. Горизонтальные и вертикальные тяги между клеймами были позолоченые, гравированые фигуры птиц и животных тоже сохранили слабые следы позолоты. Углубления гравировки следов черни не имеют, но сохранились хорошо видные следы черневого покрытия фона изображений в клеймах. Чернь на большей поверхности фона выкрошилась и поэтому видно, что подготовки лотка для нее сделано не было. Владимирский мастер не знал этого важного момента в изготовлении черневых вещей. Рязанские мастера владели тонкостями этого процесса. Создается впечатление, что владимирские ювелиры восприняли не живую традицию черневого дела от реального мастера, а пытались воссоздать драгоценный обруч с чернью самостоятельно, по готовым вещам. Далеки владимирские обручи от киевских и рязанских и стилистически. Статичные звери и птицы на них больше похожи на рельефы владимирских соборов, чем на зверей и птиц, в переплетении побегов и ветвей, которые изображали на обручах Киева и Рязани.
Владимирские мастера делали не только обручи: до нас дошли медальоны барм. На них также заметен недостаток владимирских серебряников: фон, лоток для черни они обрабатывать не умели, не знали этой необходимой операции. Пуансонной обработкой фона они владели хорошо, это заметно на медальоне с изображением архангела из клада 1865 г. (Там же. Рис. 50. № 278). Но чернь они клали только в углубления гравировки, вернее, она сохраняется только там. Фон, покрытый чернью без предварительной обработки резцом, со временем чернь утрачивает.
Однако не все медальоны барм, найденные в районе Владимира, отмечены этим недостатком. Знаменитое суздальское оплечье, найденное в деревне Исады на Нерли, - пример превосходного владения и гравировкой, и чернением фона. Говоря о черневом деле Владимира, надо отметить и своеобразие ассортимента его продукции. Если рязанские мастера почти повторяют набор украшений с чернью, выработанный киевскими мастерами по черни, то владимирские сильно его сокращают, они производят только два вида украшений - обручи и медальоны барм (табл. 50).
Если учесть, что специфика ассортимента в данном случае сочетается с перечисленными выше технологическими и стилистическими особенностями, то характери стика владимирского черневого дела, несмотря на ограниченность дошедших до нас свидетельств, окажется довольно полной. Последний из крупных центров, где черненое дело привилось и обрело локальные черты, было Галицкое княжество. С его территории дошло до нас значительное количество находок украшений с чернью. Интересно, что ассортимент украшений в этом районе совершенно повторяет киевский. При этом стилистически они продолжают только одну группу киевских украшений. Это обручи, изготовленные тиснением, колты с крупными полыми шариками, т.е. изделия, представляющие собой упрощение технологии производства лучших украшений с чернью. Чернение выступает здесь в простейшем варианте: чернь заполняет линии неглубокой, не отличающейся большим мастерством гравировки. Для обручей галицкой группы характерна грубая ложная зернь, оттиснутая иногда вместе с киотцами (табл. 49, 9). Для них характерны реберчатые тисненые шарниры.
При монтаже колта галицкие мастера крайне неудачно соединяют шарики обнизи с самим колтом, а чернь, очевидно, низкого качества, почти не сохраняется в углублении гравировки на перстнях.
Украшения галицкой группы представляют собой последний этап черневого дела домонгольской Руси: клады, в которых они найдены, датируются второй половиной XIII-XIV вв.
Киевское черневое дело эпохи расцвета имело широкий резонанс. Есть подражания древнерусским обручам в Румынии и Венгрии, а также в Восточной Европе.
В Приуралье найден обруч с великолепным изображением лозы на черневом фоне (табл. 48,10). Своеобразие его составляет крупная зернь, идущая по краям браслета и грозди зерн над шарнирами.
Безусловно, все подражания черни эпохи расцвета черневого дела в Киеве ниже превосходных образцов, которые сохранились в киевских кладах. Только серебряники Рязани развили киевские традиции, не утратив ничего из их достижений.
Независимо от киевского развивалось черневое дело Новгорода. От него дошло немного произведений, но зато первоклассных. Это церковная утварь - Большой и Малый сионы Софийской ризницы и два кратира с именами мастеров Косты и Братилы. Эти высокохудожественные произведения выполнены в сложной технике, сочетающей чеканку, гравировку и чернение фона. На них лежит печать самобытности. Прямого воздействия черневого дела Киева в них, в отличие от Рязани или Владимира, не заметно. В более позднее время, в XIV в., традиции черневого дела не прекратились. В облачении митрополита Алексея наряду с эмалевыми использованы и дробницы с чернью.
Для XIV в. характерна чернь, заполняющая двойной контур гравировки, повторяющая абрис фигур. Этот прием уже встречался на владимирских бармах. Во второй половине XIV в. двойной контур исчезает, уступая место тонкой черневой линии или просто гравировке (Николаева Т.В., 1976. С. 268).
До настоящего времени сохранилось не слишком много древнерусских произведений прикладного искусства с чернью. Тем не менее они представляют собой одно из высших достижений средневековой культуры на Руси. Значение черневого дела возрастает еще и потому, что оно стало традиционной и широко распространенной отраслью прикладного искусства, дожившей до наших дней.
Украшения из меди и сплавов
Мы мало знаем о названиях древнерусских украшений по письменным источникам. К общеславянским терминам относят такие названия, как «пьрстень», «гривьна», «монисто», «вънъцы», «обруч», «кольце». Термин «пьрстень» известен с XI в. в значении украшения на пальце руки, иногда в значении перстня с печатью. «Кольце» (с XIII в.) встречается значительно реже, причем нет противопоставления «кольце» (ободок) - «перстень» (украшение с камнем). Иногда «кольце» означает ушное украшение. Древним названием мужского шейного украшения является «гривьна» (с XII в.), иногда употребляется в значении привески к иконе, а также единицы веса. «Монисто» (с XII в.) - украшение, надеваемое на шею, в единичном случае - подвеска к иконе. «Въньць» - синоним короны, в единичных случаях свадебный головной убор.
«Обручь» - это украшение на руке (с XII в.). Более поздними терминами являются «запястье» (браслет), «напалък» (перстень), «ушники» (серьги). Древними славянскими терминами являются «ожерелье» - украшение на шею. иногда воротник (жерло - шея). «Ряса» (XII-XIII), бахрома, украшение. «Чепь» - слово, характерное лишь для русского языка.
Заимствованными терминами являются «бармы» (из германских языков) - княжеское мужское ожерелье, иногда воротник; «усерязь» — «колтки» — в значении ушных украшений (у Срезневского с XV в.). Слово «серьга» употребляется с XIV в. в значении мужского ушного украшения (заимствовано из тюркских языков). Из финских языков заимствовано в XI-XIV вв. слово «сустугъ», означающее «брошь, пряжка» (Лукина Г.Н., 1974. С. 246-261).
В новгородских берестяных грамотах неоднократно упоминаются предметы украшения и костюма. Очень интересна грамота № 335, найденная в 20-м ярусе, датированном 1116-1134 гг. В ней говорится: «Мьни же ми кълътъкь цетыре, по полоугривнь кълътъкь золотых». Термин «колоток» - колт» - удревняется, таким образом, по сравнению со сведениями Срезневского на 300 лет (Арциховский А.В., 1963. С. 24). В грамоте № 429 (палеографическая дата которой - первая половина XII в.) перечисляются «монисто, сусьрязи, три отчька польпьна и с ъчьльцъм» - головной убор с очельем (Арциховский А.В., Янин ВЛ., 1978. С. 35). Таким образом, термин «усерязь» также удревняется на 300 лет. В грамоте № 500, относящейся к XIV в., упоминается стоимостью в «полътора рубля серьбром ожерелье» (Там же. С. 92). Эти сведения берестяных грамот об украшениях как бы оживляют археологические находки, дают представление об их стоимости в древнем Новгороде.
Интерес к металлическим украшениям в костюме особенно заметен в северных областях расселения славян, там, где они соприкасались с балтскими и финно-угорскими народностями. В южных районах древнерусского государства металлические украшения встречаются значительно реже.
Как известно, женский костюм каждого восточнославянского племени дополнял набор украшений, свойственный только этой этнографической общности (СпицынА.А., 1899. С. 327, 328).
Височные кольца. Это наиболее характерное украшение славянских женщин. Именно по ним можно было отличить женщин разных племен. Кольца подвешивали на лентах или ремешках к головному убору, иногда втыкали в ленту или ремешок, иногда укрепляли непосредственно в волосах или продевали в мочку уха. Их делали из серебра, бронзы, меди.
Классификация древнерусских височных колец разработана А.В. Арциховским (Арциховский А.В., 1930. С. 44-66) и уточнена и дополнена В.П. Левашовой (Левашова В.П., 1967. С. 7-39). Все кольца можно разделить на четыре группы: 1) проволочные, куда входят украшения, согнутые в виде простого кольца или более сложной фигуры из более или менее тонкой проволоки (табл. 51, 7-12,17); 2) щитковые - у которых проволока раскована местами в пластинки (табл. 51, 6); 3) лучевые и лопастные — литые украшения, состоящие из полукольца-дужки и пластинчатой фигурной части (табл. 51, 18-23); 4) бусинные - состоящие из проволочного кольца с нанизанными на них бусинами.
На северо-западе ареала расселения восточных славян, у новгородских словен характерной этноопределяющей деталью женского костюма являлись ромбощитковые височные кольца. Это проволочные в основе кольца, имеющие по несколько ромбических раскованных расширений или щитков. Щитки украшены чеканным узором в виде ромбов и крестов, состоящих из пунсонных кружочков. Наиболее ранние образцы этих колец относятся, видимо, к концу X в. Особенность ромбощитковых колец XI в. - первой половины XII в. - завязанные концы (табл. 51,2). Более поздние образцы XIII-XIV вв. частью утрачивают ромбические очертания щитков и характерный крестовый узор - щитки приобретают овальные очертания, в центре их появляются полукруглые выпуклости, замок оформлен в виде втулки (табл. 51,4, 7). Ромбощитковые височные кольца встречаются и в районах, непосредственно прилегающих к Волге и по ее левым притокам, что служит одним из доказательств освоения этой территории новгородцами (Левашова В.П., 1967. С. 37, 38).
Браслетообразные проволочные височные кольца получили распространение в области расселения кривичей. Носили их обычно по шесть штук (по три с каждой стороны). Образцы с завязанными на две стороны концами относятся к X - началу XII в. (табл. 51, 8,10). Браслетообразные кольца из двойной проволоки с завязанными концами являются этноопределяющим признаком смоленских и полоцких кривичей (табл. 51, 9). Псковская группа кривичей не знала этого типа украшений.
В северо-западной части Новгородской земли почти нет завязанных колец, но бытуют местные варианты с многоярусными трапециевидными или подтреугольными подвесками (табл. 51,5). Найдены также в разных местах браслетообразные S-конечные, втульчатые, загнутоконечные в полтора-два оборота кольца (табл. 51, 11).
Ареалы и их этническая принадлежность не вполне ясны. Браслетообразные сомкнутые кольца, вероятно, принадлежали славянизированному финноязычному населению северных областей Древней Руси. Они известны на обширной территории от восточного побережья Чудского озера до верхневолжского бассейна (Седов В.В., 1972. С. 140).
Перстневидные проволочные височные кольца отличаются от браслетообразных меньшим диаметром. Перстневидные кольца загнутоконечные и с заходящими концами встречаются в древностях всех славянских племен и не могут считаться этноопределяющим признаком какого-либо из них. В погребениях их обычно находят от 1 до 10 экз. По-видимому, перстневидные кольца вплетали в волосы, составляя часть девичьего убора (табл. 51, 13). Кольца с эсовидным завитком считаются характерным признаком западных славян. Есть они и в древностях южных славян. У восточных славян этот тип встречается редко (у дреговичей, радимичей) и свидетельствует о западных связях этих районов (табл. 51, 23).
Перстневидные височные кольца сплошные, со спаянными концами характерны для племени древлян. Они встречаются в большом количестве в Волынских курганах. У остальных племен они редки.
Среди проволочных височных колец выделяется также своеобразная группа S-видных спиральных колец -характерный этноопределяющий признак племени северян (табл. 51, 27). Они распространены в среднем течении Десны, в бассейне Сейма и верховьях Сулы (Рыбаков Б.А., 1947. С. 81). В области расселения дреговичей в курганных древностях XI-XII вв. обычными являются перстневидные височные кольца с заходящими в полтора оборота концами (табл. 51, 30). Они встречаются и в древностях древлян и волынян. Характернейшим дреговичским украшением можно считать ажурные цилиндрические бусы, украшенные крупной зернью (так называемые бусы минского типа).
В области расселения радимичей XI-XII вв. в Посожье этноопределяющим признаком являются семилучевые височные кольца (табл. 51, 75,16). Кольца эти местные, состоят из полукольца - дужки для прикрепления к волосам и пластинки с пятью или семью зубцами по верхнему краю и пятью или семью лучами, отходящими от этой пластинки вниз. Верхние зубцы имеют треугольную форму, нижние также имеют вытянутую треугольную форму, заканчивавшуюся шариками ложной зерни. Вне радимичской территории семилучевые височные украшения немногочисленны. По общим очертаниям радимичские кольца близки к височным украшениям вятичей. Существует переходная форма от лучевых к лопастным кольцам. У них верхний зубчатый край вогнут (как у лучевых), а расширяющиеся вниз лопасти имеют каплевидные завершения (табл. 51, 17). Сходство племенных украшений вятичей и радимичей перекликается с летописной легендой о том, что родоначальники этих племен Радим и Вятко были братьями.
Некоторые исследователи называют этот тип «деснинским», однако распространен он был в районах, далеко отстоящих друг от друга, и характерен для X-XI вв. С XI в., а особенно в XII-XIII вв. в области расселения вятичей широкое распространение получили семилопастные или пятилопастные и трехлопастные височныекольца. Выделяются различные типы семилопастных колец: простые, сростнозубцовые, решетчатые, подзорчатые, загнутые, ажурные и кружевные (Левашова В.П., 1967. С. 29). Появление простейшего варианта семилопастных височных украшений (без колечек по бокам, дужки с орнаментацией городками) следует отнести к середине XI -середине XII в. В середине XII в. в обиход входят кольца с секировидными завершениями лопастей, с орнаментацией лентой или городком, с дополнительными колечками у дужки (табл. 51,18). Дальнейшая эволюция семилопастных колец шла путем усложнения как верхнего, так и нижнего края. Так, тип сростнозубцовых (конец XI -начало XII в.) отличается тем, что зубцы верхнего края оформлены в виде колечек. У решетчатых колец верхний край превращается в ажурную решетку (табл. 51, 12).
Ажурные височные кольца характеризуются широкой решеткой по верхнему краю пластины; подзорчатые - оформлением лопастей мелкими колечками; кружевные - слитностью лопастей и оконтуриванием их сплошной ажурной краймой. Датируются эти типы украшений XIII в. Пятилопастные височные кольца встречаются там же, где и семилопастные и имеют те же разновидности (простые, подзорчатые, кружевные и т.д.) (табл. 51, 22). Тип простых пятилопастных следует датировать XII в., остальные можно отнести к XIII в. (Равдина Т.В., 1968. С. 142). Трехлопастные височные кольца являются поздними формами и в памятниках ранее середины XIII в. не встречаются.
Особую группу составляют бусинные височные украшения, т.е. кольца, на проволочную основу которых надета одна или несколько бусин. Выделяются типы: однобусинные, трехбусинные и многобусинные.
Наиболее древним типом является однобусинный полихромный. Эти небольшие кольца диаметром 1,5-2 см с нанизанной стеклянной или каменной бусиной, датируются X-XI вв. В Новгороде они найдены в слое конца X -середины XI в. (Седова М.В., 1981. С. 13) (табл. 51, 21).
Трехбусинные височные кольца состоят из проволочного круглого стержня, на который надеты три бусины, разделенные сканой проволокой, спирально обмотанной вокруг стержня и укрепляющей бусины. Трехбусинные кольца являлись типично городким женским украшением XII - середины XIII в. Лучшими их образцами считаются золотые и серебряные филигранные изделия, хорошо известные по древнерусским кладам. По распространенности в кладах Киевской земли они получили название колец «киевского типа». В подражание им возникли литые украшения, похожие по форме на оригиналы, но исполненные не такой трудоемкой техникой и из недорогих материалов. В древнерусских курганах трехбусинные кольца распространены весьма неравномерно. В большинстве земель они встречаются редко. Исключение составляют курганы Ростово-Суздальской земли, где эти украшения получили сравнительно широкое распространение уже в XI в. В городских слоях Новгорода стратиграфически они распределяются от рубежа X-XI вв. до середины XIV в.
Височные кольца с бусинами, состоящими из одного-двух рядов крупной зерни (табл. 51,20) являются довольно ранними и могут быть датированы XI-XII вв. Узелковые височные кольца с бусами, сплетенными из нескольких рядов тонкой проволоки (табл. 51,79) встречаются в сельских курганах также в XI-XII вв. В Новгороде подобное кольцо обнаружено в слое второй четверти XI в.
Зернено-филигранные височные кольца с бусами разного узора, выполненного тонкой проволокой или украшенные зернью (табл. 51, 25), датируются XII-ХIII вв.
Многобусинные височные кольца (табл. 51,3) состоят из проволочного стержня, на который надеты гладкие полые бусины, их число колеблется от 5 до 12. Височные украшения этого типа были наиболее широко распространены в конце XIII-XIV в. в северо-западной части Новгородской земли. В.В. Седов отнес их к типично водским украшениям (Седов В.В., 1953. С. 193-195). В Новгороде они найдены в слоях конца XIII - начала XV в.
Редко встречается такой тип височных колец, как «кудреватые» (табл. 51, 14); их проволочная основа сплетена в нижней части спиралькой из тонкой проволоки, образующей ажурную муфту. На территории Восточной Европы найдено около десятка таких колец. Вероятно, на Русь они были занесены с Запада. В Новгороде два подобных кольца обнаружены в слое конца X -второй половины XIII в.
Возможно, небольшие лунницеобразные височные кольца, имитирующие плетение, являются подражанием «кудреватым». Они полые внутри, с ажурными петлями по краю (табл. 51, 23). В Новгороде такое кольцо найдено в слое середины XII в. (Седова М.В., 1981. С. 16). Аналогичные украшения известны во владимирских и костромских курганах (Левашова В.П., 1967. С. 34).
Височные кольца в небольшом количестве встречаются не только в деревенских курганах, но и в древнерусских городах домонгольского периода. Находки этих украшений в четко датированных слоях Новгорода позволяют уточнить датировку курганных древностей. Они свидетельствуют о постоянном пополнении городского населения за счет жителей деревни.
В послемонгольский период получили распространение серьги в виде вопросительного знака, состоящие из стержня с надетой на него бусиной (табл. 51,28, 29). Мода на этот тип украшений была принесена на Русь с Востока. В русских древностях они датируются XIV-XV вв.
Шейные гривны. Это своеобразный вид украшений в виде металлического обруча встречается в древнерусских памятниках значительно реже других изделий. Объясняется это тем, что гривны являлись достоянием знатных людей. В курганах X-XIII вв. они попадаются исключительно в женских захоронениях с наиболее богатым инвентарем. Довольно часто гривны находят в кладах, зарытых в минуту опасности знатью в домонгольскую пору. Возможно, в какой-то период шейные гривны были и денежными знаками, что подтверждается стандартностью веса серебряных экземпляров. По-видимому, свое название гривны передали слиткам серебра, использовавшимся в качестве денежных знаков.
Древнейшие гривны известны по кладам IX в. В X в. они широко распространены как в курганах, так и в кладах, но максимальное число находок приходится на XI в. В конце XII — начале XIII в. мода на этот вид украшений постепенно прошла, а в послемонгольских памятниках они не встречаются вовсе. Гривны носили не только cлавянские женщины. Многие типы шейных обручей бытовали и у соседних со славянами племен: у балтов, финно-угров, скандинавов. Изготавливали шейные гривны из серебра, биллона, меди, бронзы, железа.
Гривны, найденные на территории вятичей, впервые классифицировал А.В. Арциховский (Арциховский А.В., 1930. С. 66-71). Г.Ф. Корзухина сделала ряд ценных наблюдений по находкам этой категории украшений в составе кладов IX-XIII вв. (Корзухина Г.Ф., 1954. С. 21). Затем подробно проанализировала их по северо-западной и северо-восточной Руси М.В. Фехнер (Фехнер М.В., 1967. С. 55-87). Она разделила все представленные в памятниках IX-XIII вв. шейные обручи на дротовые, проволочные, пластинчатые, витые из нескольких проволок и плетеные.
Дротовые гривны изготовлены из круглого в сечении дрота, который в горячем состоянии перекручивали, отчего на его поверхности появлялась винтообразная нарезка. Такие гривны называются тордированными. Их застегивали на груди, причем застежка имела форму петли и крючка или петли и многогранной головки (табл. 52, 7). Есть отдельные экземпляры тордированных гривен, концы которых не застегивались, а далеко заходили один за другой. Тордированные гривны - наиболее древний тип этой категории украшений. Гривны с застежкой в виде петли и крючка известны в Латвии уже с XVII в. Видимо, из Финляндии заимствованы гривны с концами в виде выступов-шипов (табл. 52, 4). Обнаружены тордированные обручи в памятниках IX-X вв. в Прикамье, в муромских и мордовских могильниках, в южной России. Однако наибольшая концентрация находок наблюдается в юго-восточном Приладожье и в районе Чудского озера. М.В. Фехнер полагала, что тордированные гривны на Руси являлись предметом импорта из Прибалтики и Финляндии. Также импортными изделиями можно считать железные, иногда посеребренные гривны четырехгранного сечения, перекрученные по всей длине или лишь частично (табл. 52, 2-3). Застежка этих гривен оформлена в виде петли и крючка или двух завитков, причем располагалась она сзади. Диаметр этих гривен невелик, они, видимо, плотно охватывали шею. В погребениях встречаются обручи с надетыми на них железными подвесками в виде маленьких молоточков или кружочков - символов скандинавского бога Тора. Железные гривны были распространены на территории Руси в X-XI вв. Их находки сосредоточены в основном вдоль торговых путей, связывавших Северную Европу со странами Востока. На Русь гривны эти попадали из Скандинавии.
В отличие от них местные гривны делали из тонкой проволоки. Эти гладкие гривны были широко распространены. Иногда на них нанизывали бусины или подвешивали монеты-привески. Иногда проволочный стержень оплетали своеобразным кружевом из тонких проволочек. Также местными и притом наиболее употребляемыми украшениями являлись витые гривны, получившие распространение на территории Восточной Европы в X - начале XI в. Витые гривны изготавливали чаще всего из двух-трех круглых в сечении проволок, свитых в жгут. Иногда жгут был сложным, т.е. состоящим из нескольких сдвоенных проволок, перевитых сканой нитью. Различаются витые гривны по оформлению их
концов. Наиболее ранними из них являются простые тройные гривны с петлевидными концами (табл. 52, 5), датирующиеся X - началом XI в. В Новгородской и Вла-димиро-Суздальской землях в XI-ХII вв. население украшало костюм витыми гривнами с пластинчатыми раскованными концами, загнутыми спирально (табл. 52, 6). В эти спиральные завершения продевался шнурок, стягивавший концы. Сами же пластинчатые окончания орнаментировали чеканным пуансонным узором (табл. 52,7). В XII - начале XIII в. витые гривны приобретают более сложное устройство: они состоят из сложенных вдвое и втрое сдвоенных жгутов, перевитых сканой нитью. Спирально загнутые концы их в виде наконечника припаиваются к витым стержням (табл. 52, 8-9).
Близки по времени бытования к вышеописанным и гривны из простого жгута с круглопроволочными концами, замок у которых оформлен в виде крючков или крючка и петли (XI - начало XII в.) (табл. 52, 71). Этим же временем датируются гривны из простого жгута с раскованными пластинчатыми наконечниками и замком в виде петель и крючков или петли и крючка (табл. 52, 70). Только в XI в. существовали витые из простого жгута гривны с заходящими друг за друга концами, заканчивающимися головками различных форм - розетками, многогранниками, конусами (табл. 52, 12-14).
Витые гривны, получившие широкое распространение в Восточной Европе, также широко бытовали в синхронных памятниках Западной Европы - в Швеции, Дании, Финляндии, Северной Германии, на Британских островах и в Венгрии. Причем существует мнение, что как сама техника витья, так и тип витой гривны были заимствованы скандинавами из южной Руси (Stenberger M., 1947. S. 87-90).
Более локальные районы бытования имели гривны с заходящими один на другой концами, имеющие плоскотреугольное сечение (табл. 52, 76-79). Подобные гривны в археологической литературе принято называть гривнами «радимичского типа» (Рыбаков Б.А., 1932. С. 90), бытовали они в бассейне р. Сожа.
Близки к ним гривны, изготовленные из дрота треугольного сечения, заходящие концы которых имеют на внутренней поверхности изгиб по центру (табл. 52, 15). М.В. Фехнер считает этот тип продукцией городских ремесленников (Фехнер М.В., 1967. С. 66). Время их бытования - XI-XII вв., причем максимальное распространение приходится на ХII в. Гривны этого типа наиболее часто встречаются в окрестностях Москвы и Звенигорода, но известны они и в Псковской области.
Из пластинчатых гривен следует еще упомянуть серповидные, концы которых сужаются и завершаются петлями или крючками (табл. 52, 20-22). Серповидные гривны обычно богато орнаментированы пуансонным геометрическим узором. Датируются они XI в. и известны как в славянских древностях Ленинградской и Московской областей, так и в памятниках мордвы IX-X вв. (Там же. С. 79, 80).
XI в. датируются гривны, состоящие из пластины, согнутой в трубку (табл. 52,23). Замок таких гривен имеет сложное устройство, состоящее из массивной розетки с петлей на оборотной стороне, в которую входят крючкообразные концы гривен, причем один конец движется как бы на шарнире. Скорее всего, место изготовленияэтих украшений - Поднепровье, откуда они расходились вовсе концы Руси и за ее пределы. Гривны эти известны вБелогостицком кладе и в кладе у д. Б. Хайча XI - начала XII в. (Корзухина Г.Ф., 1954. С. 25, 26, 97), в курганах Калининской, Московской, Смоленской и Ярославской областей и в древностях Швеции и о. Голанда (Фехнер М.В., 1967. С. 80).
В культурном слое древнерусских городов находки шейных гривен довольно редки. Показательно в этом отношении незначительное количество находок гривен в Новгороде, где обнаружено всего четыре фрагмента (Седова М.В., 1981. С. 22, 23. Рис. 1, 7-10).
Привески. Различной формы привески, которые носили в составе ожерелий на шее или на шнурах, цепочках и ремешках - на груди и поясе, были излюбленными украшениями славян и соседних народностей. Л. Нидерле считал, что все славянские племена носили простую одежду с немногочисленными металлическими украшениями (Нидерле Л., 1956. С. 244). На севере, там, где славяне соприкасались с балтами и финно-угорскими племенами, привески обнаружены в большем количестве и многообразии. Привески играли роль не просто украшений, но в значительной степени амулетов-оберегов, они должны были охранять их обладателей от злых духов. К оберегам относят такие типы привесок, как зооморфные, миниатюрные предметы быта и орудия, лунницы и др. Наиболее распространенной и древней формой привесок была круглая, олицетворяющая солнце.
В археологической литературе специально привески рассматривали довольно редко. Из обобщающих работ - это статья Н.П. Журжалиной, посвященная датировке привесок-амулетов (Журжалина Н.П., 1961. С. 122-140), и публикация А.В. Успенской, описавшей как нагрудные, так и поясные привески северо-западной и северовосточной Руси (Успенская А.В., 1967. С. 88-148). Хронологические рамки бытования отдельных типов привесок можно представить по обширной и хорошо датированной стратиграфической коллекции из Новгорода (Седова М.В., 1981. С. 23^7).
Делали привески из меди, бронзы, биллона и других сплавов. Значительно реже и в курганах, и в слое древнерусских городов и селищ встречаются серебряные изделия. Основной техникой изготовления привесок являлось литье, реже - тиснение и филигрань. Наиболее распространенной формой, как сказано выше, были привески круглые, делящиеся, в свою очередь, на монетовидные плоские, прорезные и выпуклые. Известны также привески ромбовидной, криновидной, трефовидной и других форм.
Монетовидные привески, плоские либо гладкие, формой и размерами напоминают монеты. Известны они и в курганах, и в городских слоях с X по XV в. Их орнаментация со временем изменялась, именно на основании орнамента выделяются хронологические группы привесок. К числу древнейших, например, относятся привески с изображением геральдических птиц с распростертыми крыльями (табл. 53, 5). Они обнаружены в древнейших слоях Новгорода, в Гнездовском кладе, в Черниговских и Владимирских курганах (Седова М.В., 1981. С. 37). Характер изображения птиц указывает на византийское влияние. К числу ранних образцов относятся также привески с изображением птицы перед веткой (табл. 53, 4),
обнаруженные во Владимирских, Дорогобужских курганах, в Коростовском кладе с монетой X в., на о. Бьорко и монетовидные привески с изображением человека между двумя птицами (табл. 53, 3; Журжалина Н.П., 1961. С. 135). Так называемые привески «гнездовского типа» (табл. 53, 2) с изображением фантастического зверя с вытянутой шеей и раскрытой пастью, являются, по-видимому, предметами скандинавского импорта. Они найдены во Владимирских и Гнездовских курганах при захоронениях, совершенных по обряду трупосожжения. Известны они и в Ленинградской, Ярославской, Смоленской, Брянской областях в древностях X-XI вв. (Успенская А.В., 1967. С. 106).
Многообразие орнаментации привесок X-XI вв. - середины XII в. очень велико. Чаще всего встречается геометрический орнамент, состоящий из треугольников, ромбов, кругов. Выполнялся он в технике зерни или в подражание ей способом литья по оттиснутой модели. Так, довольно распространен узор, состоящий из выпуклых полушарий по периметру привески и ложнозерненых треугольников, сходящихся к выпуклому центру (табл. 53, 14); узор - из крупной ложной зерни по периметру и розетки в центре (табл. 53, 9), встречающийся на привесках в курганах волынян, дреговичей, северян, радимичей (Седов В.В., 1982. Табл. XXVI, 19; табл. XXIX, 25; табл. XXXVII, 3, 5; табл. XI, VI, 17); узор - в виде трехчастной композиции, напоминающей изображение «молоточка Тора» (табл. 53, 13). Характерной являлась растительная орнаментация - росток с побегами (табл. 53, 8, 15). В области расселения вятичей, в бассейне Верхней Оки, в восточных районах Смоленской области и в пределах Московской области, с XI в. получили широкое распространение гладкие монетовидные привески, как входившие в состав ожерелий вместе с призматическими сердоликовыми, золотостеклянными, серебростеклянными и глазчатыми бусами, так и украшавшие женское платье. Наибольшее распространение гладкие привески получили в более позднее время - в XII-XIII вв. В земле радимичей довольно частый вид орнаментации привесок - голова быка в ободке из ложной зерни (табл. 53, 70).
В XII—XIII вв. орнаментация монетовидных плоских привесок претерпевала заметные изменения: широкое распространение получают геометрические четырехчастные композиции из соприкасающихся, вписанных один в другой треугольников с точкой посередине (табл. 53, 32), четырехчастные композиции, заканчивающиеся завитком (табл. 53,30), или геометрические фигуры, очертаниями напоминающие крест (табл. 52, 31). Символ христианства - крест вообще в это время доминирует в декоре украшений, постепенно заменяя геометрические символы языческой поры (табл. 53, 28). Нередко, правда, крест дополняют растительными побегами, создавая так называемую «процветшую» форму (табл. 53,18,19). Привески с «процветшими» крестами — это подражание широко известным по кладам дорогим серебряным медальонам, входившим в состав парадного княжеско-боярского убора - барм (Корзухина Г.Ф., 1954. Табл. VII, 7). Встречаются подобные привески и в культурном слое городов, например в Новгороде в XII - начале XIV в. (Седова М.В., 1981. Рис. 12, И, 15; 14, 5-7), Полоцке XIII в. (Штыхов Г.В., 1975. Рис. 34, 14) и др. и в курганах (Успенская А.В., 1967. С. 111. Рис. 18, 8). Растительная орнаментация преобладает на украшениях XII-XIII вв. Это и восьмилепестковые пальметки на городских изделиях, подражающих формой медальонам от барм (табл. 53, 29); и привески с симметричными завитками и восьмилепестковыми пальметками в центре (табл. 53,17). Известны подобные украшения и в курганных древностях волынян, северян, вятичей (Седов В.В., 1982. Табл. XXVI, 20, 21; XXX, 18; XXXVII, 1; XIII, 13), и в таких городах, как Новгород, Давид-Городок и др. (Седова М.В., 1981. Рис. 12, 14).
Аналогично плоским монетовидным привескам декорировались и другие разновидности этих украшений -круглые выпуклые и круглые прорезные (табл. 53, 16). Их находят как в курганах Ленинградской, Смоленской, Московской и Рязанской областей (Успенская А.В., 1967. С. 111. Рис. 18, 6), так и в городах, например в Новгороде, Риге и др., вплоть до середины XIII в. (Седова М.В., 1981. С. 42. Рис. 12, 4, 5).
Прорезные или ажурные привески в ХII-ХIII вв. также очень часто включали в декор различной формы крестообразные фигуры (табл. 53, 20, 22, 27). Множество подобных привесок найдено в курганных древностях северо-западной и северо-восточной Руси XII-XIII вв. (Успенская А.В., 1967. С. 108) и у северян (Седов В.В., 1982. Табл. XXXVI, 1). В Новгороде подобные крестовключенные ажурные привески найдены в слоях, датирующихся XII в. (Седова М.В., 1981. Рис. 14, 1, 4).
Примерно с середины XII в. в обиход входят круглые ажурные решетчатые привески, бытовавшие вплоть до конца XIV в. Изготовляли их способом литья по восковой модели, когда форма сплеталась из провощенных жгутиков. Различаются косорешетчатые привески (их большинство - табл. 53,35), пряморешетчатые (табл. 53,37) и колесовидные (табл. 53, 36). Эти привески довольно широко распространены в северной Руси, но наибольшая их концентрация приходится на северо-западные ее районы. Их можно считать характерными украшениями Новгородской земли. Находки этих изделий в Прибалтике, Костромском Поволжье и Вологодской области, а также в Киевской области (Княжа Гора) свидетельствуют, скорее всего, о проникновении новгородских выходцев в эти края (Успенская А.В., 1967. С. 108. Рис. 18, 3, 13).
Среди круглых ажурных привесок следует еще отметить трехволютные (табл. 53, 21), встречающиеся в древностях вятичей (Седов В.В., 1982. Табл. XIП, 13), четырехлепестковые (табл. 53,11) и другие, основное время бытования которых XII-XIII вв.
В XIV-XV вв. количество привесок резко сокращалось. Судя по находкам в Новгороде, немногочисленные подвески орнаментировали в это время довольно примитивно. Это или концентрические окружности, или изображение двух концентрических окружностей, внутри которых помещен двойной завиток (табл. 53,39). В слое 20-х годов XV в. обнаружена привеска, орнаментированная узором в виде креста, заключенного в кайму из заштрихованных треугольников (табл. 53, 40) (Седова М.В., 1981. С. 41,42).
Кроме круглых, встречаются отдельные типы привесок разнообразных форм и орнаментации. Так, в древностях конца X-XI вв. известны привески неправильной трапециевидной формы с орнаментом, воспроизводящим княжеский знак - трезубец (табл. 53, 6, 7). Три такие привески найдены в Новгороде, причем одна из них (табл. 53, 12) во всех деталях воспроизводит парадный вариант знака Владимира, изображенный на его сребренике. Кроме Новгорода, подобные привески известны на Рюриковом городище, в Киеве, в Белгороде, Смоленске. Б.А. Рыбаков считает эти привески своеобразными знаками княжеской администрации, по типу татарских пайдзе (Рыбаков Б.А., 1940. С. 238, 239. Рис. 31-38). Известны подобные привески и в Прибалтике (Мугуревич Э.С., 1965. С. 87, 88. Рис. 34), особенно в древностях ливов, причем иногда их находят там в погребениях женщин. Существует мнение об их скандинавском происхождении. А.А. Молчанов высказал предположение, что эти подвески были печатями дипломатических и внешнеторговых представителей Руси в отношениях с Византией и другими государствами (Молчанов А.А., 1976. С. 69-291).
Следует упомянуть и своеобразные формы привесок, многообразие форм которых приходится в основном на ХII-ХIII вв. Так, в древностях радимичей получили распространение петельчатые, или очковидные, привески (табл. 53,25), встречающиеся в составе ожерелий вместе с различными бусами, в том числе золото- и серебростеклянными. Отдельные экземпляры очковидных привесок встречаются в Смоленской области и даже на территории Латвии (Мугуревич Э.А., 1965. Табл. XXXII, 5). Второй половиной XII в., по-видимому, можно датировать так называемые трефовидные привески, типичные для земли вятичей (табл. 53, 26). Это литые из биллона украшения, имеющие с внешней стороны вид трех плоских спиральных завитков. Производили их, скорее всего, в городах, но наибольшее распространение они получили в сельской местности, причем удается выявить экземпляры, отлитые в одной литейной форме, и определить районы сбыта изделий одной мастерской (Станюкович А.К., 1981. С. 57-64). К числу изделий городских ремесленников следует отнести так называемые криновидные, или лилиевидные, привески (табл. 53, 23). Эта форма привесок хорошо известна по находкам в кладах, зарытых между 70-ми годами XII в. и 1240 г. (Корзухина Г.Ф., 1954. Табл. IX, 6). Но в кладах обнаружены золотые и серебряные тисненые изделия, а в культурном слое городов находят бронзовые литые экземпляры. Например, такие привески обнаружены в Пскове (раскопки В.В. Седова), в Старой Рязани (Монгайт АЛ., 1955. Рис. 138, 8).
Ромбовидные решетчатые привески (табл. 53, 24) в небольшом количестве встречены в памятниках XIII-XIV вв. северной Руси, например в Гдовских курганах (СпицынА.А., 1903а. Табл. XXV, 42), Новгороде (Седова М.В., 1981. Рис. 25, 7) и др. В XIV в. появляется своеобразная четырехугольная форма прорезных привесок, включающих в центре крест (табл. 53,38).
Таким образом, на примере привесок хорошо прослеживаются изменения, происходившие в течение пяти веков в мировоззрении славянского населения Восточной Европы. На смену языческой символики в ее геометрическом и зооморфном вариантах приходит растительный декор и христианская символика.
Лунницы - привески в виде полумесяца, символизирующие луну, - типичное и наиболее распространенное общеславянское украшение. Находки их известны вЮгославии. Чехословакии, Польше, Венгрии, Германии, Финляндии, Швеции (Арциховский А.В., 1946. С. 88). Б.А. Рыбаков писал: «Если руководствоваться мифологией, то их (лунницы) следует считать принадлежностью девичьего убора, так как Селена - богиня Луны - была покровительницей девушек» (Рыбаков Б.А., 1971. С. 17). На Руси лунницы получили широкое распространение уже в X в. и просуществовали вплоть до середины XIV в. Специальное исследование этим украшениям посвятила В.В. Гольмстен, разработавшая их типологию и хронологию, основываясь на материалах собрания исторического музея (Гольмстен В.В., 1914. С. 90).
Тисненые серебряные широкорогие лунницы, покрытые зернью в виде вписанных треугольников и зигзагов, окружающих выпуклые полушария, известны в древностях Великой Моравии (Декан У., 1976. С. 157). Они входили в состав украшений знати как великоморавской державы, так и Киевской Руси. Подобные привески-лунницы хорошо известны по кладам, зарытым в X-XI вв. (Корзухина Г.Ф., 1954. С. 88. Табл. VIII, 32, 34). Отдельные экземпляры встречаются и в богатых курганных погребениях X-XI вв. около крупных городов (табл. 54, 3). В подражание зерненым лунницам изготовляли литые бронзовые лунницы, полностью воспроизводящие узор штампованно-зерненых изделий (табл. 54, 2). Такие лунницы встречены в курганах X-XI - начала XII в. почти всех древнерусских племен, а также во многих городах. Например, в Новгороде такая лунница найдена в слое ниже 28-го яруса, датирующегося по данным дендрохронологии 953 г. Своеобразной разновидностью широкорогих лунниц являются образцы, украшенные по концам, а иногда и в середине тремя кружочками (табл. 54, 1). Эти лунницы также имеют прототипы в великомо-равских древностях (Декап У., 1976. № 153-155), а в восточнославянских памятниках получают распространение в X-XI вв. В Новгороде сделана интересная находка такой лунницы в слое конца X в. вместе с ожерельем из пастовых глазчатых бусин желтого и черного цвета (Седова М.В., 1981. Рис. 6, 6). Подобные бусы датируются по многочисленным аналогиям в древнерусских памятниках Х- началом XI в. Район наибольшего распространения широкорогих литых лунниц - Ленинградская, Калининская, Смоленская, Брянская области. К середине XII в. лунницы этого типа выходят из употребления. Уже в XI в. появляется новый тип лунниц - узкогорлые, или круторогие (табл. 54, 6-8). Орнаментация их разнообразна: это и точечный подражающий зерни орнамент по контуру привески (табл. 54, 6), и глазковый орнамент (табл. 54, 8), и соединение того и другого (табл. 54, 7), и треугольники ложной зерни (табл. 54, 9). Круторогие лунницы распространены были на всей территории северной и южной Руси. Время их наибольшего распространения - XI-XII вв. Именно тогда создавались и такие своеобразные формы, как узкорогие язычковые (табл. 54,10) лунницы и лунницы, подражающие славянским, но изготовленные в финской среде методом литья по восковой модели (табл. 54, 11).
XII-XIII вв. приносят большое разнообразие в орнаментацию литых узкогорлых лунниц. Появляются прорезные лунницы с дугообразным вырезом в середине (табл. 54, 13). Найдены они на территории Брянской, Смоленской, Московской и Владимирской областей (Успенская А.В., 1967. С. 104). В моду входят лунницы с растительным орнаментом в виде двух побегов, отходящих в разные стороны от центра привески (табл. 54, 19). Встречены они в курганах Московской и восточных районах Смоленской области. Таким же орнаментом украшали иногда семилопастные височные кольца и перстни в погребениях этого же региона (Успенская А.В., 1967. С. 103). Основная же масса узкорогих лунниц орнаментировалась трехчастным геометрическим узором (табл. 54, 14-18). В Новгороде пять круторогих лунниц, отлитых в двусторонних каменных формах найдены в слоях первой половины XII - второй половины XIII в. (Седова М.В., 1981. С. 24. Рис. 6, 8). Своеобразной разновидностью круторогих лунниц являются замкнутые крестовключенные (между «рожками» у них помещался крест различной формы) (табл. 54, 20-24).
Особо следует выделить замкнутые, средних размеров лунницы, бытовавшие в основном в XIII в., но доживающие, видимо, и до середины XIV в. (табл. 54, 25, 26). Распространены они в северных районах Восточной Европы. Находки их известны и среди древностей Волжской Болгарии, в бывших Вятской и Тобольской губ. (Гольмстен В.В., 1914. С. 99). Дата этих привесок довольно долго была неопределенной, однако находка шести замкнутых лунниц в Новгороде в слоях XIII в. уточняет время их бытования (табл. 54, 25, 26).
Бубенчики - один из распространенных видов привесок, их находят повсеместно на поселениях и в курганах. Наибольшее их количество обнаружено в северной части расселения восточных славян. Бубенчики чаще всего носили в составе ожерелья, иногда прикрепляли к шейным гривнам, изредка пришивали к головным уборам или вплетали в волосы на висках. Использовали бубенчики также в качестве пуговиц, пришивали или подвешивали к поясам, иногда ими обшивали юбки и рукава женского платья (Мальм В.А., Фехнер М.В., 1967. С. 133-141). Чаще всего их носили женщины, но иногда бубенчики находят и в мужских захоронениях в качестве пуговиц на вороте рубахи или украшения на обуви. Во всех случаях при движении их обладателей бубенчики издавали мелодичный звон, долженствующий отгонять злых духов, нечистую силу. Согласно представлениям древних людей бубенчики и другие шумящие привески являлись эмблемой бога-громовержца.
По форме бубенчики делятся на четыре типа: грушевидные с крестообразной прорезью (табл. 54,28), грушевидные с линейной прорезью (табл. 54, 32), шаровидные с линейной прорезью и рельефным пояском на тулове (табл. 54, 30) и шаровидные гладкие с линейной прорезью (табл. 54,31). Такое типологическое деление бубенчиков совпадает с технологическими особенностями их изготовления. Микроструктурное исследование бубенчиков первых трех типов из раскопок в Новгороде показало, что все они цельнолитые, причем литье производилось по восковой модели с сохранением формы (Рындина Н.В., 1963. С. 245-247). Деревенские ремесленники также отливали бубенчики по восковой модели, однако их продукция отличается от городской меньшим профессионализмом. Гладкие шаровидные бубенчики с линейной прорезью (табл. 54, 31) изготовлены из двух спаянных тисненых половинок, они были продукцией городских ювелиров. Древнейший тип бубенчиков - грушевидные крестопрорезные (табл. 54, 28). В курганах эти бубенчики находят вместе с монетами X-XI вв., например в Новгороде - в слоях конца X - начала XI в. В конце XI в. появляются бубенчики шаровидной формы с щелевидной прорезью и рельефным пояском из двух-четырех линий на тулове (табл. 54, 30). В круганах они встречены с такими вещами, как золото- и серебростеклянные бусы XI - начала XII в., височные кольца с завязанными концами XI в. и др. По новгородской хронологии они датируются концом XI - серединой XIII в.
Шаровидные гладкие бубенчики с линейной прорезью (судя по новгородским параллелям) можно датировать концом XI - первой половиной XIV в. Грушевидные бубенчики с линейной прорезью и рельефным пояском (табл. 54,32) начали бытовать не ранее XIII в., просуществовали весь XIV в., а в отдельных случаях дожили до XV в. Так, в кургане в д. Большое Поле (Ленинградская
область) такой бубенчик был найден с монетой XV в. (Спицын А.А., 1903а. С. 69). К XIV в. следует отнести ряд индивидуальных форм бубенчиков (табл. 54, 29), иногда украшенных по пояску гофрированной тонкой ленточкой. В целом бубенчики являются надежным материалом для хронологических атрибуций.
Булавки. Они служили застежками верхней одежды. Соединяясь между собой цепочками или шнурами, булавки придерживали края платка, плаща или длинной женской безрукавки, располагаясь в области груди или плеча. Иногда или прикрепляли цепи на затылке к женскому головному покрывалу или к головной повязке.
Булавки считаются характерной деталью костюма балтских племен, воспринятой и западнофинскими племенами. Особое распространение они получили у эстов, ливов, води и корелы. Это булавки с треугольными, крестовидными двуспиральными завершениями. Славяне булавками почти не пользовались, поэтому на территории славянского расселения они встречаются крайне редко, в основном в тех районах, где славяне соседствовали с финно-угорскими и балтскими племенами. В Новгороде обнаружено более 70 булавок, в том числе балтских и западнофинских, т.е. этноопределяющих типов. Это импорт из Прибалтики Х-ХП вв. (Седова М.В., 1981. С. 74, 75. Рис. 25). Однако новгородские мастера-ювелиры уже в конце ХП в. начали отливать булавки в подражание прибалтийским образцам, видимо для выходцев из Прибалтики. Это изделия с двуспиральной головкой и кольцевидными подвижными головками (табл. 55, 3-4), отлитые из оловянистых и оловянисто-свинцовых бронз, состав которых наиболее характерен для Новгорода и подтверждает местное происхождение этих изделий. Время их бытования - конец XII - начало XIII в. Создавали новгородские мастера и своеобразные формы булавок - с головками в виде трех лопастей (табл. 55, 1-2) и в виде петушиного гребня (табл. 55,5-7). Эти разновидности украшений просуществовали с конца XII вплоть до начала XIV в. Очевидно, ими скрепляли части головного убора, возможно, головного платка или покрывала. Отдельные экземпляры подобных булавок известны в Старой Ладоге (ГЭ, 1927-34), в Гробине (Nerman B., 1958. Fig. 37), на Бородинском городище (Седов В.В., 1960. Рис. 59, 9) и в других пунктах городского и феодально-усадебного типа. Таким образом, костюм, в котором использовали эти булавки, - элемент городской культуры.
К тому же городскому костюму, по-видимому, следует отнести и своеобразные украшения - булавки с загнутым стержнем и массивной плоской головкой (табл. 55, 8-15), обычно сложно орнаментированной с лицевой стороны и гладкой с оборотной, стержень круглый или уплощенный, загнутый крючком, редко орнаментированный (табл. 55,11). Изделия эти отливали из бронзы, серебра или оловянисто-свинцовых сплавов в каменных односторонних литейных формах. Длина их колеблется от 8,5 до 10,5 см, причем длина головки равна примерно половине общей длины предмета. Головки иногда имеют звездчатую форму, их основу составляет ромбическая или восьмиконечная фигура, в центре которой помещено круглое или квадратное гнездо для перламутровых или стеклянных вставок. На концах головок расположены украшения в виде полумесяцев или шариков, лежащих пирамидкой (табл. 55, 9, 11, 13). Центральную часть плоскости звездчатых головок занимают арки или круги с узором из ложной зерни и скани. Кроме Новгорода, где 15 экземпляров подобных булавок найдены в слоях второй половины XII - середины XIII в., аналогичное украшение обнаружено в Пскове. Другая распространенная форма этих предметов - булавки с квадри-фолийными головками (табл. 55, 8, 10, 14). Форма квадрифолия получила на Руси довольно широкое распространение. Булавки с квадрифолийными головками найдены в нескольких древнерусских центрах. Три предмета обнаружены в Новгороде, в слоях второй половины XII в. Один из них орнаментирован геометрическим узором, нанесенным красной выемчатой эмалью (табл. 55, 10). Такой же красной эмалью нанесен узор и на головку булавки, обнаруженной на феодальной усадьбе Воищина на Смоленщине, в слое конца XII в. (Седов В.В., 1960. Рис. 33,1). (табл. 55,8). Две похожие булавки обнаружены соответственно в Новгороде и в Серенске. На плоскости их головок помещены изображения птиц с распростертыми крыльями. Фигура птицы на серенской находке (табл. 55,14) помещена так, чтобы булавка в рабочем состоянии приняла горизонтальное положение (Никольская Т.Н., 1974. С. 43. Рис. 1, 3). О таком же расположении на плоскости можно судить и по украшениям, головка которых оформлена в виде фигуры крылатого фантастического зверя или дракона (табл. 55,15). В нижней части туловища зверей пробиты отверстия для несохранившихся цепочек или привесок, туловища украшены чеканными узорами - косичкой. В Новгороде четыре такие булавки обнаружены на одной феодальной усадьбе, в слое конца XII - первой трети XIII в. Еще одной разновидностью оформления головки булавок с крючками является росток-крин. Две такие булавки происходят из Новгорода, из слоев конца ХП — середины XIII в. (Седова М.В., 1981. С. 80. Рис. 28, 6, 9), а однат - из феодальной усадьбы Воищина на Смоленщине (Седов В.В., 1960. Рис. 33, 2) (рис. 55, 72). Кроме Новгорода, Пскова, Серенска, Воищины, булавки с загнутыми концами известны еще в Киеве и Старой Рязани (Монгайт А.Л., 1967. Рис. 12в).
Места находок булавок свидетельствуют, что все они связаны с крупными городскими центрами или феодальной усадьбой (Воищина). В таком крупном центре ювелирного производства, как Серенск, обнаружена и литейная каменная формочка для отливок булавок со стрежнем. Ее звездчатое завершение очень напоминает аналогичные новгородские украшения (табл. 55,11), однако на конце стержня есть двойной крючок для подвешивания или застегивания изделия (Никольская Т.Н., 1974. С. 43. Рис. 1, 9). Литейные формочки, найденные в Серенске, возможно, происходят из Киева (Медынцева А.А., 19786. С. 382).
До сих пор остается неясным назначение всех этих вещей, найденных, как правило, в слоях XII - начала XIII в. Может быть, это были вотивные изображения, привешивавшиеся к иконам. К такому выводу пришел Б.А. Рыбаков: он предположил, что они являлись «принадлежностью весенних аграрных обрядов» (Рыбаков Б.А., 1967. С. 91). Очевидно большое сходство в оформлении головок булавок со стержнем с оформлением посохов ангелов, изображенных на суздальских златых вратах (Овчинников А.Н., 1978. Рис. 63-65, 67, 86, 90, 99, 101, 107). Однако наиболее вероятно, что все типы булавок использовали в качестве заколок для волос или головных уборов. На это указывают их поздние румынские аналогии XVI в. (Popesku MM., 1970. Repr. 23, 26).
Подковообразные и кольцевидные фибулы-застежки. В славянском деревенском и городском костюме наиболее утилитарным металлическим элементом можно считать фибулы, служившие для стягивания краев верхней и нижней одежды как мужчин, так и женщин. В «Повести временных лет» под 945 г. упомянуты нагрудные застежки - «великие сустуги», одетые на древлянских послах, прибывших к княгине Ольге (ПВЛ. С. 41). Вероятно, это были большие застежки на плащах. На основании археологического материала выделяются три основных типа фибул - скорлупообразные, подковообразные и кольцевидные. Скорлупообразные фибулы, так же как и круглые, равно пплечные, трилистные, являются деталями одежды скандинавских и карельских женщин и поэтому в данном разделе не рассматриваются.
В славянском костюме чаще использовали так называемые подкообразные застежки, круглые или овальные, напоминающие по форме подкову, концы которой оформлены головками разных видов. Вдоль дуги передвигается игла с загнутыми в виде кольца концом. При застегивании игла, лежащая между головок застежки, продевается в края одежды, дуга при этом поворачивается на 90° - концы одежды не могут не разъединиться. Величина фибул колеблется от 1,5 до 10 см в диаметре. Изготовляли их чаще всего из бронзы, реже из серебра и оловянисто-свинцового сплава. По оформлению концов этих застежек выделяют несколько типов.
Наиболее распространенный тип - спиралеконечные фибулы, концы которых раскованы и завернуты в трубочки (табл. 56, 1—2). Они найдены в древностях смолянских кривичей уже во второй половине I тыс. н.э. (Седов В.В., 1982. Табл. XVIII, 4). В древностях II тыс. н.э. подковообразные фибулы со спиральными концами известны у полян, древлян, дреговичей, радимичей, смоленско-полоцких и псковских кривичей и у новгородских словен (Там же. Табл. XXVII, 14, 37; XXIX, 32; LI, 15, 22; LV, 4, 8). Они сопровождают захоронения, совершенные как по обряду сожжения, так и по обряду труположения. В городских слоях подковообразные застежки со спиральными концами встречаются с X в. Металлографическое исследование новгородских фибул показало, что большая их часть была отлита из латуни или многокомпонентного сплава с преобладанием цинка; концы отливки прокованы и закручены. Пять экземпляров сделаны из проволоки, концы которой также прокованы и изогнуты в виде спирали (Рындина Н.В., 1963. С. 254). По поперечному сечению дуги спиралеконечные фибулы делятся на четырехгранные, круглые, треугольные и плоские (или прямоугольные). Самыми ранними образцами считаются фибулы четырехгранного или ромбовидного сечения. На территории Руси найдено 28 таких фибул - в Гнездове, Михайловском и Тимеревском могильниках, владимирских и приладожских курганах. Известны они в Прибалтике, в Финляндии и Швеции, причем Швеция считается их родиной (табл. 56, 2). В Новгороде все экземпляры этих фибул обнаружены только в слоях X в. (Седова М.В., 1981; С. 84; Мальм В.А., 1967. С. 156). Также с X в. и вплоть до конца ХII в. бытовали спиралеконечные фибулы треугольного сечения. Фибулы круглого сечения (табл. 56,1) можно датировать X -серединой XIII в., причем основная их масса приходится на X - первую половину XII в.; во второй половине ХII -середине XIII в. фибулами круглого сечения пользовались реже; фибулы спиралеконечные пластинчатые (судя по погребальным комплексам) бытовали с ХП в., получив наибольшее распространение в XIII в. и дожив до конца XIV в. В Новгороде хронологические рамки бытования этого типа фибул примерно те же, однако появление пластинчатых застежек можно отнести уже к XI в. Наконец, еще один тип спиралеконечных фибул - витые (табл. 56, 75). Дуга их перевита, концы гладкие, расплющенные, закрученные в трубочки; их датируют ХП в., но время их наибольшего распространения — XIII в.
Обширную группу подковообразных фибул составляют застежки с гранеными головками, форма которых -их основной датирующий признак. К числу древнейших можно отнести фибулы с ромбовидными головками (табл. 56, 3-5). Часто головки платинированы серебром и орнаментированы вписанными один в другой ромбами, иногда обе головки слиты (табл. 56,4). Фибулы этого типа на Руси встречаются довольно редко, причем только в погребениях мужчин, у плеча. Два экземпляра найдены в Новгороде, в слое середины X - 70-90-е годов XI в. На Русь эти фибулы попали, видимо, из Прибалтики, где они известны среди древностей балтов и эстов. А.А. Спицын датировал подобные застежки X - первой половиной XI в. (Спицын А.А., 1896. Табл. VII, 10).
Фибулы с многогранными головками на концах (табл. 56, 6-8, 12) имеют обычно овальное или шестиранное сечение, головки - в форме усеченной пирамиды со срезанными углами. Фибулы этого типа чаще всего богато орнаментированы ромбическим и треугольным узором, различными выступами. На территории Древней Руси подобные фибулы известны в основном в северной части - в Приладожье, в Гнездове, в Ярославских могильниках, на Сарском городище и др. В Новгороде такие фибулы обнаружены в слоях от X до середины ХП в. Кроме того, они известны в Финляндии, Прибалтике, Швеции, Норвегии, на Готланде и происходят из памятников конца IX - первой половины XI в. (Мальм В.А., 1967. С. 159-161).
Своеобразной разновидностью фибул этого типа являются застежки с шипами на многогранных головках. Родина фибул этого типа - Финляндия, но известны они также в Швеции и Норвегии. На территории Руси найдены в Приладожье (одна фибула - на о. Березань в устье р. Буг). Фибулы эти известны уже с IX в., но наибольшее распространение их относят к X в. (Там же С. 161, 162).
Близки по оформлению головок к предыдущим двум типа фибулы с воронкообразными, или гвоздевидными, концами (табл. 56,11). Их головки покоятся на несколько приподнятых концах дуги и имеют форму перевернутой усеченной пирамиды, иногда со скошенными углами. Сечение таких фибул разнообразное: ромбическое, сегментовидное, шестиугольное и пр. Верхнюю часть их дуг орнаментировали глазковым пуансонным узором или рядами параллельных линий, головки, тоже довольно часто, -пуансонным узором. Судя по находкам из Новгорода фибулы эти отливали из латуни по восковой модели с потерей формы. Различные орнаментальные насечки наносили зубильцем по поверхности уже остывшего металла (Рындина Н.В., 1963. С. 254). Основная масса подобных фибул происходит из памятников, связанных с древностями балтов, но известны они также в Финляндии, Швеции, Норвегии и на о. Готланде, где датируются IX - началом XI в. (Мальм В.А., 1967. С. 162, 163). В городских слоях Новгорода фибулы с гвоздевидными концами обнаружены в слоях конца X - конца XIV в., однако максимально они были распространены в X-XI вв., экземпляры более позднего времени редки, причем их особенность - оформление дуги витьем (табл. 56,16), а также утолщение средней части дуги (табл. 56,17).
Фибулы с маковидными головками (табл. 56,10) имеют приподнятые концы, напоминающие семенную коробочку мака. Подобные фибулы на Руси немногочисленны, скорее всего, они заимствованы из Прибалтики. Вкурганах они встречаются в погребениях, совершенных по обряду ингумации, и могут быть датированы XI — началом XII в. Известны они в курганах и городах - Новгороде, Старой Рязани и др. В Новгороде три экземпляра таких фибул найдены в слоях от середины XI до середины XII в. (Седова М.В., 1981. С. 88).
Фибулы с конусовидными головками (табл. 56, 9, 13, 14) имеют выпукло-вогнутое сечение дуги, украшенной рельефным узором. Головки внутри полые, отлитые способом «невыплеск» в односторонних каменных формах. Фибулы этого типа хорошо известны в древностях Балтийского региона. Аналогичные фибулы найдены в таких городах, как Суздаль и Новгород, причем, судя по новгородским находкам, бытовали они с конца X в. до середины XII в. (Мальм В.А., 1967. С. 163, 164; Седова М.В., 1981. С. 89). В Суздале такая фибула обнаружена в хорошо датированном слое пожарища конца XI в. Судя по всему время наибольшего распространения фибул с конусовидными головками — XI в.
Фибулы с зооморфными головками (табл. 56,18) имеют концы, напоминающие морды драконов. Дуги этих застежек бывают гладкими и тордированными. На Русь фибулы попадали из Прибалтики, где они являлись характерной деталью одежды балтских народностей с XI по XIV в. Встречаются эти фибулы и в древностях славянских племен, граничивших с балтами, например в Верхнем Понеманье и Брестском Побужье (Седов В.В., 1982. Табл. XXXI, 28). В Новгороде один экземпляр подобной фибулы найден в слое конца X в., а второй — XIV в.
Фибулы с утолщенными концами (табл. 56,20) имеют массивную дугу круглого или овального сечения и утолщающиеся концы. Игла - в виде прямого или изогнутого стержня с раскованным в плоскую пластину основанием. Фибулы этого типа иногда неорнаментированы, но чаще орнаментированы геометрическим или растительным узором.
Все подковообразные фибулы с утолщенными концами происходят из западных и северо-западных областей Восточной Европы, как из курганов, так и с поселений (Гродно, Браслав, Логонск, Лукомль, Минск, Волковыск). Появлются фибулы этого типа в конце XI в., их наибольшее разнообразие отмечается в XII в., в XIII в. их количество заметно сокращается. По-видимому, родина этой формы - Прибалтика, откуда она и проникла на территорию Руси (Сергеева З.М., 1977. С. 34-37).
Кольцевидные фибулы представляют собой замкнутые кольца, в сечении пластинчатые или круглопроволочные, с иглой для застегивания. По сравнению с подковообразными кольцевидные застежки были значительно меньше распространены на Руси. Отдельные их экземпляры находят в курганных древностях конца X -начала XI в. Однако мода на них появилась позднее, в XII -начале XIII в., достигнув апогея в ХIII-XIV вв. В Новгороде самые ранние пластинчатые кольцевидные фибулы обнаружены в слоях середины XII в., они бытовали вплоть до конца XIV в. Основные области распространения кольцевидных фибул - северо-западные районы Руси, куда они, по-видимому, попадали с территорий, примыкавших к Балтийскому морю. Так, в Новгороде, в слое середины XIII в., была найдена пластинчатая кольцевидная фибула, одна сторона которой покрыта узором из заштрихованных треугольников, а другая -буквами латинского алфавита и тремя крестиками (табл. 56, 26). Фибула эта принадлежит к числу распространенных в Балтийском регионе женских украшений с латинскими изречениями. Их производили, вероятно, в Любеке, при торговом содействии Ганзы они попадали в другие страны (HeindelJ., 1986. S. 65-79).
Большое количество кольцевидных фибул находят среди древностей балтов и финно-угров или в славянских древностях, граничивших с этими племенами. Пластинчатые кольцевидные фибулы иногда орнаментировали растительным узором в виде побега (табл. 56, 25), но чаще геометрическим узором в виде треугольников и глазков (табл. 56,22), зигзага (табл. 56, 21), зигзага в сочетании с ажурным украшением и др. Иногда одна часть кольцевидной фибулы - пластинчатая, а другая витая (табл. 56, 23). Изредка пластинчатые фибулы украшали растительным орнаментом, они имели по четыре или пять выступов (табл. 56, 24).
К кольцевидным же фибулам можно отнести фибулы фигурные, подразделяющиеся, в свою очередь, на лучистые и звездообразные. Лучистые, или многолучевые, представляют собой кольцо с отходящими от него лучами, количество которых варьируется (табл. 56,19). Звездообразные на концах лучей имеют по три выпуклости, расположенные треугольником. На территории Руси лучистые и звездообразные фибулы встречаются в местах, где славянам предшествовал балтский субстрат - это Смоленская, Брянская и Московская области, т.е. территория кривичей, радимичей и частично вятичей; здесь они датируются XI-XII вв. Ближайшие аналогии этим застежкам обнаруживают фибулы в Латвии, датирующиеся там X в. (Мальм В.А., 1967. С. 171, 172; Седов В.В., 1982. С. 156).
Все описанные фибулы происходят главным образом из северо-западных районов Руси, куда они попадали из Прибалтики. Родиной многих типов являются Скандинавские страны и Финляндия, где сам край одежды предполагал употребление застежек-фибул. На Руси значительная часть подковообразных и кольцевидных фибул найдена в районах, где преобладало финно-угорское население. Лишь подковообразные спиралеконечные фибулы получили общеславянское распространение.
Браслеты. Это распространенное, преимущественно женское украшение, носившееся на руках в области запястья, реже - в области локтя. В древности (судя по письменным источникам) браслеты назывались «обруч» или «запястье» по их прямому функциональному назначению (Лукина Г.Н., 1974. С. 246-261). Носили браслеты как на правой, так и на левой руке, иногда на обеих сразу, часто поверх длинного рукава. В мужских погребениях находки металлических браслетов встречаются крайне редко.
Браслеты из вятического региона классифицировал А.В. Арциховский (Арциховский А.В., 1930. С. 9-27). Его классификация была принята за основу В.П. Левашовой (Левашова В.П., 1967а. С. 207-252) и М.В. Седовой (Седова М.В., 1981. С. 93-121). Браслеты бытовали во все века древнерусской истории и встречаются как в курганах, так и в сельских и городских слоях. Однако в южнорусских древностях они встречаются довольно редко, например, у волынян их не было вовсе, у древлян и полян находки их единичны. По мере продвижения ксеверу количество и разнообразие типов браслетов резко увеличивается. Браслеты делятся на различные виды: круглопроволочные (или дротовые), витые, ложновитые, крученые, плетеные, литые, полые, массивные, пластинчатые, створчатые. Кроме того, браслеты делятся на типы по оформлению концов или способу их соединения.
Дротовые браслеты представляют собой согнутые из отрезка круглой, овальной, трехгранной или четырехгранной в сечении толстой проволоки украшения, иногда слегка уплощенные с внутренней стороны для удобства. Браслеты эти чаще всего изготовляли из литого стержня, который затем изгибали и проковывали в нагретом состоянии (Рындина А.В., 1963. С. 232). К древнейшим относятся так называемые толстоконечные браслеты, концы которых значительно расширены по сравнению со средней частью браслета и покрыты орнаментом в виде насечек, ромбов и зерневого узора. Браслеты эти были широко распространены во второй половине I тыс. на памятниках пражско-корчакского и пражско-пеньковского типа (Зимно, Семенки, Пастырское городище), в древностях типа Тушемли-Бранцеровщины и у смоленских кривичей (Седов В.В., 1982. Табл. II, 25, 26; IV, 8; V, 11; X, 10; XVIII, 22). Входят они и в состав Зарайского клада IX-X вв. В более поздних памятниках браслеты этого типа практически не встречаются.
Наиболее распространенными формами завершения браслетов являлись прямо обрубленные, а также сужающиеся концы. Они широко распространены по всей территории Древней Руси в памятниках конца I тыс. и вплоть до XV в., однако, судя по курганным материалам северной Руси, распространены они были неравномерно. Так, в курганах южного Приладожья, в центральных и западных районах, в бассейне р. Суды они составляют от 16 до 30% общего количества браслетов, в Костромском Поволжье, Суздальском ополье и в районе Плещеева озера, у Переславля, - не менее 10%, в северо-западной части Новгородской земли - не менее 1% (Левашова В.П., 1967а. С. 211).
Тонкоконечные дротовые браслеты (табл. 57, 7, 5), найденные в Новгороде, в слоях с середины X до начала XIV в., различаются по составу сплавов, из которых их изготавливали. Для X - первой половины XII в. характерны латунь и золотистая бронза. Для второй половины X в. - олово, свинец и их сплавы.
Дротовые браслеты загнутоконечные не являются широко бытовавшим типом. Их делали из оловянных и свинцовых кованых дротов, круглых или ромбических в сечении. Концы их сужаются и спирально загнуты. В Новгороде четыре таких браслета обнаружены в слоях XI - начала XII в. (табл. 57,17). Аналогичные браслеты известны из Владимирских курганов, один - из Подне-провья, три - из курганов по р. Угре и р. Больше (Левашова В,П., 1967а. С. 215). Своеобразный вариант дротовых браслетов - звериноголовые: на их концах помещены головки хищника или дракона. Прототипом таких браслетов могли быть византийские образцы.
Среди дротовых известны 18 экземпляров простых замкнутых браслетов, относящихся к числу древнейших (IX-X), но не получивших широкого распространения в древнерусское время; они происходят из курганов XII—XIII вв. в бассейне рек Оки и Москвы и в Приладо-жье (Там же. С. 212. Рис. 28, 1).
Браслеты типа завязанных делали из отрезка дрота, концы которого сужали и соединяли разными способами или налагали друг на друга, а затем остов браслета обматывали (табл. 57, 2). Иногда концы «замыкали» оборотным поворотом, образующим спиральную петлю (табл. 57,3). Существовали и другие варианты завязывания, но эти два встречаются наиболее часто. Завязывание концов на браслетах известно со времени античности, затем эта традиция была заимствована византийскими мастерами, а оттуда распространилась на Русь. Завязанные дротовые браслеты, золотые и серебряные, -наиболее распространенная форма этих украшений в составе южнорусских кладов X—XI вв. (Корзухина Г.Ф., 1954. С. 84, 86). Хорошо известны они и во Владимирских курганах, в курганах Приладожья, верхнего и среднего Поволжья. В Новгороде четырехгранный браслете суживающимися завязанными концами найден в слое середины X в. в материковой яме, относящейся к более раннему времени, чем 953 г. (Седова М.В., 1981. С. 94).
Витые браслеты составляют отдельный вид. Изготовлены они из проволоки, сложенной вдвое, втрое, а иногда в четыре-восемь раз, а затем перевитой. Иногда такие браслеты дополнительно перевиты сканной нитью. Концы витых браслетов, оформленные по-разному, составляют отдельные типы. Довольно редко встречаются браслеты замкнутые, простые, выполненные из простой заготовки, концы которой вплетены друг в друга. Этот тип можно датировать XI - началом XII в. (Левашова В.П., 1967а. С, 218). Тип завязанных включает в себя браслеты с разным количеством проволок, из которых они изготовлены (две-три проволоки, иногда плетение 2 х 3). Довольно часто средняя часть таких браслетов более толстая, чем концы. Часто также витые завязанные браслеты сопровождали сканной перевитью, а концы их расковывали в единый дрот, они завязывались теми же способами, что и концы дротовых браслетов (табл. 57, 8, 12). Завязанные витые браслеты наиболее широко бытовали в X-XI вв., но известны они и в памятниках XII в. Наряду с дротовыми завязанными, витые завязанные браслеты из золота и серебра известны в хорошо датированных кладах X-XI вв. (Корзухина Г.Ф., 1954. Табл. V, XI). Есть они в курганных древностях южного Приладожья, во владимирских курганах, в окрестностях Суздаля и Переславля, в курганах верховьев Днепра и Десны. Очень распространенным типом витых браслетов являются трехпроволочные обрубленноконечные, изготовленные из туго свитых трехпроволочных жгутов (табл. 57, 20), концы которых ровно обрублены и не сомкнуты. Согнутый на болванке браслет проковывался на жесткой наковальне металлическим молотком с верхней и нижней сторон. Для сглаживания внутренней поверхности использовали мягкую наковальню. Завершающим этапом была обработка напильником и полировка (Рындина Н.В., 1963. С. 228). Браслеты этого типа встречаются в памятниках XI-XIII вв., причем они наиболее характерны для северо-западной части Новгородской земли, где учтено более 300 таких украшений. Их можно считать этнически определяющим признаком новгородских словен. В Новгороде 39 таких браслетов найдено в слоях последней трети XI - начала XIV в. Время их наибольшего распространения - 70-е годы XII в. -60-70-е годы XIII в. (Седова М.В., 1981. С. 96). Тройные витые браслеты с петлями на концах являлись излюбленным украшением женщин северорусских племен. Сложены они втрое из одного отрезка проволоки, Концы такого браслета состоят из петли и свободного внутри нее конца (табл. 57, 13). В северных районах тройные браслеты имели вытянутые узкие петли с прямым концом проволоки внутри. В южных районах браслеты имели большие округлые петли, внутри которых свободный конец проволоки изгибали по форме петли (табл. 57, /9). Изготовливали эти браслеты с помощью овальной деревянной болванки по форме руки, причем браслет поверху проковывали деревянным молотком, а концы расплющивали. А.В. Арциховский относил эти браслеты ко второй стадии вятических курганов, т.е. к XIII в., хотя есть они и в памятниках в. XIV в. (Арциховский А.В., 1930. С. 10, 138). Однако находки тройных браслетов в Новгороде в слоях XI-ХП вв. на разных раскопах с устойчивой дендрохронологией позволяют отодвинуть время их появления к первой четверти XI в., а время бытования ограничить 80-90-ми годами XIV в. (Седова М.В., 1981. С. 94). Браслеты четвертные (2 х 2) делали из круглой в сечении проволоки, сложенной вчетверо и перевитой, причем на одном крае были две петли, а на другом - петля с двумя концами внутри (рис. 57, 25). При изготовлении внутреннюю сторону проковывали на мягкой подушке. А.В. Арциховский относил эти браслеты ко второй стадии вятических курганов, датируя их XIII-XIV вв. В Новгороде они обнаружены в слоях середины XIII - середины XIV в. Витые браслеты (2 х 3) сделаны из круглой двойной проволоки, сложенной втрое и перевитой. Эти браслеты (судя по новгородской хронологии) датируются XIV в. Бытовали еще сложные витые браслеты из сложенной проволоки, но находки их единичны и судить о их хронологии трудно. Среди витых браслетов следует упомянуть о таких типах, как щитковоконечные (табл. 57, 15), тонкоконечные, а также утолщенноконечные с лопатковидными концами. Все эти типы встречаются довольно редко и могут быть датированы XI-XIII вв. (Левашова В.П., 1967а. С. 220-222). В подражание витым браслетам изготавливали ложновитые браслеты. Их отливали или в разъемной глиняной форме, полученной путем оттиска в глине витого браслета или в каменной форме, или способом литья по восковой модели. Типы их те же, что и у витых браслетов, и время существования то же. К числу подражаний витым браслетам можно отнести крученые, изготовленные путем перекручивания стержня треугольного сечения (табл. 57,14). Крученые браслеты получили распространение не только среди древностей Руси, но и в древностях финно-угорских племен Прибалтики и в Скандинавии, в основном в ХI-ХIII вв. Судя по новгородским находкам их изготовляли с начала XII и до второй половины XIII в. из оловянисто-свинцовых сплавов, использовавшихся в основном городскими ювелирами.
Плетеные браслеты подразделяются на два варианта: плетеные без каркаса и плетеные на каркасе. Первые сплетали из нескольких проволочек способом шнурового плетения. Концы таких браслетов могут быть замкнуты, т.е. вплетены друг в друга, могут быть завязаны по аналогии с дротовыми и витыми, могут иметь щитки на концах, могут иметь свободные или петлеобразные концы. Браслеты со свободными концами (табл. 57,16) судя по новгородским аналогиям бытовали со второй половины XI в. до середины XIII в. Браслеты с петлеобразными концами можно датировать первой четвертью XIII - началом XV в. Плетеные завязанные бытовали на Руси в XI-ХП вв. Щитковоконечные хорошо представлены в русских кладах XI - начала XII в. Плетеные на каркасе браслеты хорошо известны в кладах XI - начала ХП в. (Корзухина Г.Ф., 1954. Табл. XIV, 3). К этому же времени относятся они и в Новгороде. Загнутоконечные плетеные на каркасе браслеты вошли в обиход в XII в. (Седова М.В., 1981. С. 100).
Пластинчатые браслеты представляют собой украшения, изготовленные из тонкой кованой или литой по восковой модели пластины, причем в сечении они имеют форму вытянутого прямоугольника. Пластинчатые браслеты - один из наиболее распространенных видов. Замкнутые простые встречаются крайне редко среди пластинчатых браслетов, почти все они не сомкнутые. По оформлению концов браслеты эти делятся на типы.
Завязанные пластинчатые браслеты (табл. 57, 4) делали из длинной кованой пластины, концы которой расковывали в дрот и завязывали теми же приемами, что и витые и дротовые. Встречаются они довольно редко в богатых погребениях XI в. владимирских курганов, в Гнездове, в южном Приладожье, в Ленинградской и Московской областях, а также в Новгороде, в слое X в. на о. Готланд. Характер орнаментации, часто подражавшей узорам литых ладьевидных украшений, позволяет считать их продукцией древнерусских городских мастеров. Тупоконечные или узкоконечные браслеты были распространены наиболее широко. Судя по курганным материалам в северных районах пластинчатые браслеты шире (от 2 до 5-6 см), а в более южных районах уже (1—1,5 см), причем в южных районах пластину для браслетов использовали более тонкую, а в северных - более толстую; концы у северных украшений сужены не так сильно, как у южных. Наиболее древние экземпляры тупоконечных браслетов относят к X в. Так, в Новгороде в слое 70-80-х годов обнаружен гладкий неорнаментированный браслет (табл. 57, 5). Вообще же узкоконечные браслеты известны в памятниках и X-XI вв. и последующих веков вплоть до рубежа XIV-XV вв. Форма их менялась мало, менялась лишь орнаментация. В X-XI вв. наиболее распространенным узором (судя по хорошо датированным новгородским образцам) была геометрическая плетенка с точечками внутри ромбов, которые она образует при своем переплетении (табл. 57,1-8). Другой особенностью узора являлся косой крест. Встречается также орнамент из треугольников, обращенных вершинами друг к другу (табл. 57,5), и зигзагов (табл. 58,6), называемый иногда «волчий зуб». В XII в. на смену плетеному приходит геометрический орнамент, состоящий из ромбов, косой решетки, зигзага с точками в центре (табл. 57, 9-18). Сохраняется орнаментация линиями треугольного штампа (табл. 57,28; 58,13). Узор этот являлся своеобразным оберегом. В XII—ХШ вв. при сохранении геометрического узора на браслетах, особенно городских, появились элементы растительной орнаментации - вьющаяся лоза, округлая плетенка и волна (табл. 58, 19-20). В XIII—XIV вв. эти мотивы достигают своего расцвета (табл. 57, 26-27, 29), кроме того, появля-ются элементы восточной орнаментации, проникающей из Золотой Орды. Это «узел счастья» (табл. 57, 22) и цветок лотоса (табл. 59,29). Своеобразный тип пластинчатых браслетов - загнутоконечные, т.е. концы которых загнуты трубочками наружу. Почти все они орнаментированы, причем узоры их близки орнаментации узкоконечных браслетов. Датируется этот тип по курганным материалам XI-XIII вв., а по новгородским аналогиям - от конца XI до середины XII в. (табл. 57, 18). А.В. Арциховский считал этот тип характерным для вятичей (Арциховский А.В., 1930. С. 21). Пластинчатые овальноконечные браслеты имеют ровный корпус и овальные концы, отделяющиеся от корпуса коротким перехватом (табл. 57, 21; 8, 21-24). Большинство овальноконечных браслетов изготовлено способом литья в односторонние литейные формы. Еще А.В. Арциховский отмечал, что ареал этого типа огромен (Там же. С. 22). Литые экземпляры этого типа с орнаментацией в виде шнура-бордюра и плетенки, покрывающей весь корпус, известны из курганов Смоленской, Калужской и Московской областей и датируются XII - началом XIII в. (табл. 57, 21). Экземпляры с орнаментацией в виде вьющейся лозы (табл. 58, 21-24) являются, скорее всего, продукцией городских ремесленников и датируются (судя по новгородской стратиграфии) ХП-XIII вв. (Седова М.В., 1981. С. 113). Близки к овальноконечным и по орнаментации, и по времени бытования криноконечные браслеты (табл. 58, 27). Своеобразный тип составляют пластинчатые браслеты, имеющие на концах звериные головки, напоминающие морды драконов. Эти украшения характерны для балтских народностей. В X в. они распространились из Прибалтики на территории, заселенные славянами и финнами. В Новгороде такие браслеты встречены в слоях конца XI — второй половины XIII в. (Седова М.В., 1981. С. 112; Сергеева З.М., 1981. С. 30-35).
Узкомассивные литые браслеты имеют в сечении форму сегмента, овала, треугольника или вытянутого шестиугольника. Все они изготовлены способом литья в жесткой форме с последующей холодной проковкой. Браслеты этого типа имеют не сомкнутые, слегка скругленные концы. Орнамент на них нанесен чаще всего чеканкой (табл.57, 9-10). Распространены они были в X-XI вв., главным образом в округе крупных городов Новгородской и Ростово-Суздальской земель. На Русь они проникли из юго-восточной Прибалтики, где также датируются X-XI вв. В Новгороде узкомассивные браслеты обнаружены в слоях X - начала XII в. Ладьевидные браслеты имеют выпуклую наружную сторону, выпукло-вогнутое сечение, сужающиеся концы. Орнаментированы они рядами параллельных линий, перемежающихся змеевидным узором (табл. 57,11; 58, 8). Такие браслеты - обычная находка в памятниках IX-XI вв. в Скандинавии и Финляндии. На Русь они проникли, видимо, оттуда и бытовали в X - начале XI в. (Левашова В.П., 1967а. С. 243; Седова М.В., 1981. Рис. 38,4). Перечисленными типами, конечно, не исчерпывается весь набор древнерусских браслетов. Он значительно разнообразнее, однако описанные выше типы в основном дают представление об их распространении и хронологическом бытовании.
Перстни. Или кольца - и поныне наиболее распространенное украшение у всех народов. И Русь в этом
отношении не исключение. Как сказано выше, термин «перстень» в письменных источниках известен с XI в., а термин «кольце» - в значении украшение на пальце руки—с XIII в. В бытовании перстней прослеживается та же закономерность, что и в бытовании других древнерусских металлических украшений, т.е. в южнорусских древностях они встречаются реже, в меньшем количестве и разнообразии, чем в севернорусских материалах. Перстнями в курганных древностях северо-западной и северо-восточной Руси специально занималась Н.Г. Недошивина (Недошивина Н.Г., 1967. С. 253-274). Изучение этого материала показало, что перстни были преимущественно женским украшением, но носили их и мужчины и дети, причем как на правой, так и на левой руке (число их на обеих руках колебалось от 1-2 до 4—5, а иногда и до 10). Иногда перстни клали в погребение в качестве приношения. А.В. Арциховский сообщает о находке 33 перстней в деревянной укладке, найденной в ногах погребений в одном из курганов Московской области (Арциховский А.В., 1930. С. 71). Клали перстни-приношения и около головы, возле рук, у локтя или плеча, около пяток, на тазовые кости и т.д. Изредка находят перстни, надетые на пальцы ног. Вообще это не типичный для славян вариант, такая традиция бытовала у финно-угорских народностей. В погребениях I тыс. перстни встречаются довольно редко, связано это не с обычаем кремации, а с меньшим распространением этих украшений вообще. Так, в Киевском некрополе, в погребениях X в., совершенных по обряду ингумации, количество перстней невелико. В Гнездовских, Ярославских хорошо датированных могильниках, в курганах первой половины X в. перстней мало. Количество их увеличивается в погребениях второй половины X - начала XI в., а широко они начинают бытовать в XI-XIII в. Время их бытования и наибольшего распространения моды на перстни в Новгороде — XII-XIV вв. Однако такая картина типична лишь для Новгорода, переживавшего в XIV в. расцвет. В других древнерусских городах максимальное число находок перстней приходится на XII - первую треть XIII в. После татаро-монгольского нашествия количество находок перстней резко сокращается.
Как и браслеты, перстни можно разделить на дротовые, витые, плетеные, пластинчатые. Эти виды перстней подразделяются на типы по форме концов и соединений. Однако выделяют и своеобразные виды перстней — щитковосрединные, печатные, со вставками и др.
Дротовые перстни по поперечному сечению делятся на округлые треугольные, квадратные. Самой простой формой являются круглодротовые замкнутые и круглодротовые с разомкнутыми заходящими концами. Они встречаются в древностях всех восточнославянских племен (Седов В.В., 1982. Табл. XXVI, XXVII, XXX). Судя по новгородским находкам эти перстни бытовали в XI-XIII вв. (табл. 59, 8). Разновидностью круглодротовых гладких перстней являются рубчатые. На их утолщенную внешнюю сторону нанесена косая насечка, подражающая витью (табл. 59, 9), гладкие сомкнутые или разомкнутые концы сужены. Подобные перстни были одним из самых распространенных украшений у всех славянских племен. По-видимому, их можно считать этнически определяющим признаком славян. Судя по новгородским находкам бытовали они с конца XI по XIV в. Изготовляли их способом литья в разъемной жесткой форме, а насечку углубляли зубильцем (Рындина Н.В., 1963. С. 240).
Спиральные перстни (табл. 59, 10) сделаны из проволоки круглого или квадратного сечения, уложенной в несколько рядов. Изготовляли их путем наматывания предварительно нагретой проволоки на болванку округлого профиля. Перстни эти бытовали с середины XI в. до середины ХШ в. Ареал их очень широк - от Прибалтики до Прикамья, причем они связаны с древностями финно-угорских и балтских племен, а в славянских материалах встречаются в контактных зонах.
Витые перстни составляют значительную часть общей массы перстней. По количеству проволок, из которых они свиты, их можно разделить на двойные, тройные, четверные (2 х 2), а по характеру оформления концов - на петлеконечные, обрубленноконечные (табл. 59, 35), замкнутые и др. Тройные и четверные петлеконечные перстни в миниатюре повторяют петлеконечные браслеты и имеют те же рамки бытования. Витые двойные перстни, как замкнутые, так и обрубленноконечные и с заходящими концами (табл. 59, 11), иногда имеют дополнительную сканную перевить (табл. 59,12). Бытовали они со второй половины XI в., в XII-XIII вв., причем тип этот часто встречается в древностях Прибалтики, Финляндии и Скандинавии, однако известен он и в древностях древлян и полян, северян, дреговичей, а также в русских кладах (Седов В.В., 1982. Табл. XXVII, 46, 47; XIX, 33; XXX, 27; XXXVII, 10, 14; XIII, 7-8; IV, 5). Иногда в подражание витым перстням изготовляли ложновитые, выполненные литьем в форме, полученной путем оттиска в глине настоящих витых перстней (табл. 59, 18, 41). Датируются эти украшения широко: от начала XI до XV в., следовательно, они не могут быть определяющим типом. Плетеные перстни сплетены из нескольких проволок, причем технология плетения аналогична способу изготовления браслетов соответствующих типов. Выделяются два основных варианта плетеных перстней. К первому относятся перстни с массивной плетеной из четырех или шести проволок средней частью и гладкими сомкнутыми или разомкнутыми концами (табл. 59, 13). Судя по новгородским аналогиям, эти перстни бытовали от середины XII - до середины XIV в. Ко второму варианту относятся перстни, целиком сплетенные из семи тонких проволок (табл. 59, /9). В Новгороде такие перстни встречены в слоях конца XII - второй половины ХIII в. Известны плетеные перстни обоих вариантов в древностях смоленских и владимирских кривичей, новгородских словен и витячей (Арциховский А.В., 1930. С. 87), а также полян, древлян и северян (Седов В.В., 1982. Табл. XXVII, 11, 32; XXXVII, И).
Пластинчатые перстни делали из тонких пластинок, имеющих в поперечном разрезе форму вытянутого прямоугольника. Перстни эти делят на несколько типов. Широкосрединные с незамкнутыми концами (табл. 59,1, 14, 15) - один из распространенных типов: их средняя часть расширена, а концы плавно сужены. Форма таких перстней бытовала много столетий, поэтому о датировке отдельных экземпляров можно судить по орнаментации, технике изготовления и сплавам. Широкосрединные незамкнутые перстни встречаются в древностях всех восточнославянских племен. В Новгороде перстень этого типа является древнейшим и найден в слое середины X в. Аналогичные перстни, также датируемые второй половиной X в., есть в Гнездове и ярославских курганах. Хронологические рамки бытования перстней этого типа в Новгороде — середина X - конец XIV в., однако большая часть позднейших перстней не орнаментирована (Седова M.S., 1981. С. 129).
Широкосрединные перстни с завязанными концами отличаются от предыдущего типа тем, что концы их раскованы в дрот, завязаны и обмотаны вокруг стержня на две стороны (табл. 59, 2-3). Завязанные перстни известны на широкой территории Северо-Восточной Европы. Если на западе эти перстни появились в конце X в., то на древнерусской территории они в основном датируются XI в. Таким образом, «завязанность» - это хронологический признак XI в. и для перстней, и для браслетов, и для височных колец.
Широкосрединные «усатые» перстни имеют длинные дротовые концы, обернутые спирально вокруг расширенной средней части (табл. 59, 4). Они являются характерным признаком финно-угорских племен и встречаются в древностях Финляндии, Прибалтики, северо-западных областей Руси, в междуречье Волги и Оки. Датируются концом X - началом XII в. Своеобразный вариант «усатых» перстней — рубчатоконечные (табл. 59, 5), заканчивающиеся дротовым рубчатым стержнем. Подобные перстни находят на Готланде, в Финляндии, Прибалтике, северо-восточных областях Новгородской земли. Дата их - XI—XII вв.
Если в XI в. отдельные типы перстней получили широкое распространение на обширных территориях, то в ХII-ХIII вв. появляется много локальных типов, распространенных на ограниченных территориях. Особо выделяется в этом отношении земля вятичей, где фантазией мастеров были созданы типы перстней, не встречающиеся в других регионах. В первую очередь это подробно описанные решетчатые перстни (табл. 59, 16, 17) (Арциховский А.В., 1930. С. 73-78; Равдина Т.В., 1975. С. 11), имеющие множество вариантов по способу оформления прорезей. Найденный в Новгороде решетчатый перстень обнаружен в слое 60-70-х годов XII в. Общий же период бытования решетчатых перстней - XI-XIII вв. Широкосрединные замкнутые перстни (табл. 59, 20) имеют широкий ареал и время бытования от XI до начала XIV в. Узкопластинчатые перстни имеют одинаковую ширину на всем протяжении пластины. Они делятся на два варианта: с разомкнутыми концами (табл. 59, 22) и замкнутые (табл. 59, 21). Хронологически они различаются по орнаментации поверхности, а сама форма бытовала во все времена. Особую компактную группу составляют узкопластинчатые замкнутые перстни середины XIV-XV вв. (табл. 59, 42) с продольными закраинами и выступающей средней частью, покрытой вертикальными черточками. Перстни эти, видимо, являются изделиями городских ремесленников. Они встречаются на обширной территории Московской Руси. В Новгороде найдено шесть аналогичных перстней, есть они и в курганах Новгородской земли.
Щитковосрединные перстни имеют узкопластинча нтую дужку и резко расширяющуюся среднюю часть в виде щитка круглой (табл. 59, 2), овальной (табл. 59, 26), прямоугольной (табл. 59, 27) и ромбической (табл. 59, 28) формы. В продольном сечении щиток находится в одной плоскости с дужкой. Подавляющее большинство щитковых перстней - продукция городских ремесленников. Их отливали из оловянисто-свинцовых сплавов в каменных разъемных формах со вставными стержнями (Равдина Н.В., 1963. С. 236). Литейные формы для отливки подобных перстней обнаружены в Киеве, Новгороде, Серенске, а сами перстни являются обычной находкой в городских слоях и реже - в сельских поселениях и курганных материалах. Хронологически они различаются по орнаментации и форме щитка. Например, можно указать на перстни с прямоугольными поперечными щитками, орнаментированными плетеным узором (табл. 59, 23), бытовавшими, судя по Новгороду, со второй половины XII в. до 30-х годов
XIII в. Перстни с такими же орнаментированными щитками обнаружены в Старой Рязани и курганах Подмосковья, а формы для их отливок найдены в Серенске (Никольская Т.Н., 1981. Рис. 49, 8). Особую группу составляют перстни с круглыми щитками, на которых помещен солярный знак (табл. 59, 37). Эти перстни производили в Новгороде, где найдено сразу 10 незаконченных перстней, отлитых в одной литейной форме в комплексе ювелирной мастерской 80-90-х годов XIV в. Среди овальнощитковых перстней компактную группу составляют перстни с изображением руки (табл. 59, 43), появившиеся на Руси на рубеже ХII-ХIII вв. как заимствование западноевропейских образцов. Один перстень с изображением руки был найден в Новгороде в ювелирной мастерской в комплексе с перстнями с солярным знаком. Кроме того, такие перстни известны в Городце Радилове, в слое XIII-
XIV вв., в Болгаре, в слое XIV в. и др. Овальнощитковые перстни в курганных древностях выполнены из кованой пластины и орнаментированы чеканом в виде «волчьего зуба» и концентрическим пунсонным чеканом (табл. 59, 24, 29).
Печатные перстни отличаются от щитковосрединных тем, что щиток-печатка у них массивный, рельефный, выступающий в продольном сечении над линией дужки. Печатки служили для оттиска на воске или мастике. Печатные перстни, так же как и щитковосрединные, - продукция городских ремесленников. В славянские страны они, видимо, попали из Византии. Наиболее древними являются перстни с круглой печаткой, на которой изображена птица с распростертыми крыльями и повернутой вправо головой (табл. 59, 6). Аналогичные печатки неоднократно находили в памятниках древней Руси X-XI вв., например в Новгороде, в Тимеревском поселении, в костромских курганах (с монетой X в.), в земле родимичей. Найдены они и в Болгарии (Седова М.В., 1981. С. 137). По-видимому, изображение птицы отражает раннегосударственную символику. Очень близки к этим перстням изделия с изображением пятиконечной звезды (табл. 59, 7), которые найдены в синхронных памятниках. Перстни-печатки в XII-XIII вв. получили широкое
распространение в городской среде, а сюжеты на щитках соответствовали духу времени и общей тенденции в развитии орнаментики. Здесь и птицы в геральдической позе (табл. 59, 30, 38), и росток-крин (табл. 59, 31), и львы, и грифоны (табл. 59, 39^-0), и другие сюжеты изделий «высокого» прикладного искусства, образцом для которых являлась книжная орнаментика и каменная резьба владимиро-суздальских зодчих. В XIV в. печатные перстни по-прежнему были популярны среди горожан (табл. 59, 44, 45).
К изделиям тоже городских мастеров следует отнести перстни со вставками, получившие наибольшее распространение в городах. Их изготовляли путем самостоятельной отливки ячейки для вставки, припаянной к кованому жгуту дужки (табл. 59, 32, 33, 34а-б, 36). Бытовали эти перстни с конца XI до XV в.
Все рассмотренные изделия, изготовленные из меди, бронзы и других сплавов, являются рядовой продукцией городских и сельских ювелиров Древней Руси. В ранний период русской истории в X-XI вв. набор украшений горожан мало отличался от набора деревенского жителя. Это понятно, так как городское население постоянно пополнялось за счет сельского. Традиционные украшения древнерусской деревни составляют основу городских находок. Выделяются, правда, в это время некоторые предметы металлического убора, характерные для городского населения. Это трехбусинные височные кольца, а также некоторые типы фибул и поясной набор, носившиеся дружинниками. К середине XII в. в городской среде складывался своеобразный металлический убор, подражавший дорогим изделиям, выполненным из золота и серебра в технике перегородчатой эмали, черни, скани и зерни. Изделия эти довольно точно имитируют княжеско-боярский убор, но выполнены они в технике литья «на выплеск» в каменных литейных формах из оловянисто-свинцовых сплавов. В такой набор входят различной формы трехбусинные височные кольца, колты, медальоны от барм и широкие шарнирные браслеты-обручи (табл. 60). Самое крупное собрание имитационных украшений обнаружено при раскопках в Новгороде. Судя по новгородской стратиграфии первые образцы их появились в 70-80-х годах XII в. и просуществовали весь XIII в., доживая до середины XV в. Такая поздняя дата их бытования характерна лишь для Новгорода, не перенесшего ордынское нашествие и сохранившего непрерывность традиции. В других городах имитационный набор прекратил свое существование в первой половине XIII в. Кроме Новгорода, колты различных форм обнаружены в западнорусских городах, таких, как Минск, Гродно, Брест, во Владимире. Бармы известны в Новгороде и новгородских курганах, а также в Риге, с которой Новгород поддерживал торговые связи. Браслеты-обручи найдены в Полоцке, Пинске, Гродно и др. Имитационные литейные формы, обнаруженные в других городах, и в первую очередь в Киеве, Галиче, Серенске, значительно расширяют географию распространения этого убора, свидетельствующего об общности тенденции в развитии моды на всей территории Руси.
Поясной набор
В эпоху средневековья пояс выполнял разнообразные функции. Во-первых, им, как и ныне, подпоясывали одежду. Вплоть до XVI-XVH вв., когда на русской одежде появились карманы (Рабинович М.Г., 1986. С. 85), к нему подвешивали мелкие, необходимые в быту вещи — ножи, кресала, оселки, кошельки и кожаные сумки-калиты. Убранство пояса зависело от социального положения его владельца: крестьяне носили тканые, плетеные и простые кожаные ремешки, крупные феодалы, князья -драгоценные золотые пояса, которые передавали по наследству вместе с уделом и о которых упоминается в духовных грамотах (Там же. С. 84, 85).
Особое явление - наборный пояс дружинника, символ его воинского достоинства. Еще в начале XX в. В.И. Сизов (Сизов В.И., 1902. С. 45, 46) и Т. Арне (Агне Т., 1914. С. 44) предполагали восточное происхождение таких поясов. В современной литературе наибольшее распространение получила точка зрения С.В. Киселева (Киселев С.В., 1951. С. 243) и Л.Р. Кызласова (Кызласов Л.Р., 1960. С. 83) о том, что древние наборные пояса появились в Южной Сибири и Монголии, где их производство развивалось, совершенствовалось, и оттуда они распространились на запад. Время их возникновения - середина I в. до н.э. - начало I в. По мере того как мода в VI-IX вв. на воинские пояса распространялась по огромной территории Евразии, они утрачивали этническую окраску. В тюрко-монгольском эпосе отражена функция пояса в обрядах инициации: при переходе юноши в сообщество взрослых воинов его опоясывали боевым поясом (Липец Р.С., 1984. С. 67). Указание на зависимость устройства пояса от статуса его владельца в системе воинской иерархии мы встречаем у Прокопия Кессарийского (VI в.): «В Персии не позволено никому носить ни перстня золотого, ни пояса, ни пряжки, ни чего-либо подобного, если это не пожаловано царем» (Распопова В.И., 1965. С. 90). Эта информация подтверждается археологическими источниками: на материале Дмитровского могильника салтово-маяцкой культуры выявлена прямая зависимость между положением воина и богатством его поясного набора (Плетнева С.А., 1967. С. 164).
Широкое распространение ременных украшений и самостоятельное их бытование на Руси начинается с конца IX в. В это время на полиэтничной основе (славяне, угры-фины, тюрки, скандинавы) формируется древнерусская знать. К середине X в. окончательно складывается древнерусская «дружинная культура», открытая внешним влияниям и включившая в себя элементы различной этнической окраски (Мельникова Е.А., Петрухин В.Я., Пушкина Т.А., 1984. С, 58). Одним из наиболее ярких, социально значимых элементов «дружинной культуры» был наборный пояс. Он состоял из следующих элементов: 1) пряжки, обязательной принадлежностью которой являлись рамка и язычок, имеющие иногда щиток для прикрепления к ремню (табл. 61, 1,2); 2) бляшки, украшающей ремень и закреплявшейся на нем с помощью штифтов и заклепок (табл. 61,6, 7); 3) поясных наконечников, которые помещались на концах ремней (табл. 61, 14-19); 4) кольца, соединявшего отдельные части ремня и служившего для прикрепления мелких предметов (табл. 61, 52-55); 5) обоймы, закреплявшей концы ремней.
Раннесредневековые пояса имели самый различный облик, известны пояса с дополнительными подвесными ремешками и без них, двойные и одинарные. Большинство древнерусских поясов, по-видимому, были близки венгерским; один конец пояса свободно свисал, второй -застегивался пряжкой, укрепленной на дополнительном внутреннем ремешке (табл. 61,3). Такие пояса имели довольно широкое распространение у венгров, хазар, мордвы, протоболгар (Подвигина Н.Л.. 1968. С. 191).
Максимальное количество находок ременных накладок приходится на X в. Самая большая коллекция - из гнездовского комплекса (более 70 экз.), поясных принадлежностей много в памятниках Черниговской области (курганы Гульбище, Черная могила, Безымянный, Седневская группа, курганная группа «в Березках», Шестовица, Табаевка), в Ярославском Поволжье, в Киевском некрополе, в курганах юго-восточного Приладожья. Для X в. характерно огромное разнообразие типов пряжек, бляшек и поясных наконечников. Распространены пряжки бесщитковые, с неподвижным соединением рамки и щитка (табл. 61, 2, 4, 5, 8), со щитком, представляющие собой сложенную вдвое пластину (табл. 61, 1). Встречаются прямоугольные, квадратные, круглые, сердцевидные, щитовидные, зооморфные, гранатовидные бляшки. Подавляющее большинство бляшек и наконечников изготовлены путем литья из медных сплавов. Центром изготовления литых бляшек, инкрустированных серебряной проволокой (табл. 61, 6, 9—11, 18, 31), видимо, было Среднее Поднепровье, где найдено их максимальное число (около 80% всех инкрустированных бляшек найдено в Черниговской области). Много инкрустированных бляшек в Гнездове, где можно предположить наличие «дочерней» мастерской. На остальной территории Древней Руси они являются редкостью. Вопрос о наличии мастерских по художественной обработке металла, в частности по производству ременной гарнитуры, в Среднем Поднепровье рассматривался Р.С. Орловым. Он выделил характерную для этих мастерских рецептуру сплавов, набор орнаментальных мотивов и специфику технологических приемов (Орлов Р.С., 1984. С. 32-50). Ременные накладки Древней Руси отличаются исключительным своеобразием, большая их часть не имеет прямых аналогий на других территориях, что подтверждает существование на Руси собственного производства ременной гарнитуры. Очевидно, что в формировании облика древнерусского наборного пояса сыграли роль несколько традиций, и прежде всего — «восточная». Бляшки часто украшали изображением лотоса в виде трилистника или пятилистника-крина, пальметты, виноградной лозы, плода граната (табл. 61, 7,12, 13,19, 29, 30, 34, 35, 39, 40). «Древо жизни», иногда настолько стилизованное, что его трудно узнать, часто встречается на удлиненных поясных наконечниках. Можно предположить, что конкретным проводником восточного орнамента была Хазария, а также волжская Болгария, принявшая в 922 г. ислам, что обеспечило ей тесные связи с исламской Средней Азией и даже самим Халифатом (Смирнов А.П., 1951. С. 40-42). Находка в Киеве литейной формочки для отливки бляшек с куфической надписью (Ивакин Г.Ю., Гупало К.Н., 1980. С. 211; Орлов Р.С., 1984. С. 47) свидетельствует, что на Руси работали приезжие мастера. Складывавшаяся феодальная знать была заинтересована в привлечении чужеземных высококвалифицированных ремесленников, в частности мастеров, изготовлявших наборный пояс (Макарова Т.Н., Плетнева С.А., 1983. № 2. С. 76).
Вторая традиция, повлиявшая на облик древнерусского пояса, - прибалтийская. Пояса, украшенные специфическими, часто тиснеными накладками, появились в Литве еще в V-VI вв. (Волкайте-Куликаускине Р.К., 1986. С. 162). Распространение в северных и западных областях Древней Руси пряжек со щитком и согнутой вдвое пластиной, наличие разделительных колец в конструкции пояса (табл. 61, 1, 3) - тоже прибалтийское влияние. Среди поясной гарнитуры X в. особую группу составляют пряжки и накладки, украшенные скандинавской плетенкой в стиле Борре (табл. 61, 8,14,15, 27). Больше всего их в Гнездове; даже в Швеции, в Бирке, их меньше - и это весьма показательно. Наборный пояс входит в число заимствований скандинавов с территории Восточной Европы (Мельникова Е.А., Петрухин В.Я., Пушкина Т.А., 1974. С. 59). В Швеции он не получил такого распространения, как на Руси. Хотя накладки, украшенные в стиле Борре, выделяются не только орнаментом, но и технологией (литье по резной восковой модели), скорее всего, они не являются предметом импорта, а изготовлены на месте и отражают наличие варяжского элемента в древнерусской дружине.
В XI-XIV вв. число поясных украшений, встречаемых в древнерусских памятниках, резко сокращается. Меняется топография находок, в основном это окраинные районы со смешанным в этническом отношении населением.
В XI в. начал изменяться орнамент: растительные мотивы мельчают, их восточные прототипы угадываются с трудом (типичный пример - наборный пояс из Мальских курганов псковских кривичей) (Седов В.В., 1976. С. 92). В погребениях поясные принадлежности сводятся чаще всего к пряжке, иногда дополненной поясными кольцами. В ХI-ХII вв. вырабатывался стандартный тип лировидной пряжки с «лилиевидным» завершением (табл. 61, 41), широко распространенный на всей древнерусской территории и за ее пределами (Седова М.В., 1981. С. 144). В целом конструктивные особенности поясов ос
таются прежними (ФоняковД.И., 1986. С. 62, 63). К XI в. относятся роскошные привозные пояса, найденные в кладах. Серебряные, с позолотой и чернью накладки из клада у с. Мышеловка (Киевская обл.) украшены куфическими надписями: «успех», «благополучие», «власть» (Корзухина Г.Ф., 1954. С. 133; Даркевич В.П., 1976. С. 55).
На территории Ижорского плато, где дольше сохранялся языческий курганный обряд погребения, в XI-XIII вв. среди смешанного славянско-прибалтийско-финского населения продолжали широко бытовать наборные пояса (табл. 61,49,50,54), хотя трудно сказать, сохраняли ли они роль социально значимых элементов костюма. Встречаются пояса особого типа - без пряжки; их концы, украшенные парными поясными наконечниками, завязывались и свободно свисали (Спицын А.А., 1896. С. 27). С XII в. вместе с отмиранием имевшей специфический облик «дружинной культуры», видимо, теряет свои первоначальные социальные функции и наборный пояс как атрибут воина-дружинника. Это подтверждается и стандартизацией элементов убранства пояса, и значительным сокращением числа находок (нельзя, однако, не учитывать изменение погребального обряда в связи с христианизацией). Тем не менее даже в период развитого феодализма пояс продолжал выполнять определенную социальную функцию в княжеской среде, обусловленную, видимо, пережитками обряда инициации, подтверждение чему находим в завещании князя Юрия Дмитриевича Галицкого (XV в.): «А что из золота даю сыну своему Василию пояс золот с каменьем на чепех без ремни; а Дмитрию сыну своему даю пояс золот на черпьчати ремни, а Дмитриею сыну своему меньшему даю пояс золот без ремни, чем мя благословил отец мой князь великий Дмитрей» (Савваитов П.И., 1896. С. 110).
Наборные пояса, заимствованные древнерусскими дружинниками в кочевнической среде, получили на Руси самостоятельное развитие. Особенно популярны они были в X в., подавляющее большинство накладок - продукция местных мастерских. Существовало несколько центров производства ременной гарнитуры, в частности в Среднем Поднепровье и, видимо, в районе Гнездова. Постепенно количество находок сокращается, но элементы поясного набора фиксируются в городских слоях вплоть до XV в. (табл. 61,55-57) (Седова М.В., 1981. С. 150).
Украшения из стекла
Издревле из стекла изготавливали украшения, посуду, оконное стекло, мозаику; стекло использовали в качестве эмалей и глазурей.
Славянскому населению Восточной Европы в конце I тыс. н.э. стекло было известно только по украшениям - бусам и привескам. Начиная с эпохи Владимира в культуру и быт вошли мозаика, посуда, оконное стекло, а украшения из стекла в большом разнообразии распространились широко и повсеместно.
Необходимо ответить на такие вопросы: из какого стекла, как, где, когда и чьими руками было изготовлено то или иное изделие. Ответы на последние три вопроса включают в себя представления не только о происхождении самих изделий, но и о происхождении знаний о стекле, о культурно-исторических корнях стеклоделия в Древней Руси.
Путем соединения традиционно-археологических приемов исследования с некоторыми не археологическими, естественно-научными методами, такими, как химический и спектральный, петрографический и рентгеноструктурный анализы, путем использования некоторых методов математической статистики и теории вероятностей можно ответить на эти вопросы.
Бусы. В настоящее время для большинства исследователей, изучавших стеклянные бусы, очевидно, что не столько форма бус принципиально объединяет или различает их между собой, сколько техника изготовления и химический состав.
Технику изготовления стеклянных бус, бытовавших на территории Древней Руси, можно представить в виде четырех основных схем. Одни бусы делались серийно, из трубочек, изготовленных, в свою очередь, по-разному; другие — серийно-индивидуально, из отрезков палочек, изготовленных также по-разному; третьи - индивидуально, путем навивки стеклянной массы вокруг стержня; четвертые - индивидуально, из капель (или кусков стекла), при этом отверстие в палочках, каплях (кусках стекла) проколото или высверлено.
Основная технологическая схема допускает и предполагает разного рода комбинации, сочетание которых с формой и цветом бус имеет нередко узкие территориально-хронологические границы.
Стекло, которое использовали на Руси для изготовления бус, относится ко всем пяти химическим классам, известным в древности.
Сирийские бусы, изготовленные из трубочек, египетские - изготовленные из палочек, согласно этой таблице, можно определить по одному признаку: по основной технологической схеме.
Египетские бусы отличает, кроме технологической схемы, ряд дополнительных приемов: все виды сложной мозаичной техники (набор разноцветных лент, полос, колец, организованных в сложнокомбинированные сюжеты типа шахматных досок, цветов, ликов и т.д.). Стекло египетских бус, как правило, разноцветное непрозрачное.
Сирийские бусы, кроме основной схемы, дополнительно отличает набор декоративных приемов и сюжетов, прежде всего самые разные «глазки» (одноцветные, многоцветные, в «ресничках», в петлях), накладные нити, рисунок в виде птичьего пера, использование металлической (золотой и серебряной) фольги. Стекло сирийских бус прозрачное, полупрозрачное и непрозрачное.
Бусы византийского происхождения от технологически одинаковых с ними бус отличает не только состав, но и цветовая гамма и декоративные сюжеты. К числу византийских относятся почти все бусы синего цвета, желто-зеленого, серого светлого, желтого и черного цветов. Стекло, как правило, прозрачное. В качестве декора используются белые ромбы, сюжет «птичьего пера», нити и «глазки» (одноцветные и редко двуцветные). Декор исполнен росписью красками и золотом с помощью штампа; применялась металлическая (золотая и серебряная) фольга. Примечательна форма бус византийского происхождения: она геометрически четкая, технический брак, поступавший на рынок, редок.
Бусы западноевропейского происхождения в полном наборе древнерусских бус помогает выделить цвет, в основном коричневый, и такой косвенный признак, как сохранность стекла: нередко стекло почти полностью расстекловывается.
Древнерусские по происхождению бусы от технологически одинаковых с ними бус также отличает цветовая гамма, она включает в себя коричневые, фиолетовые,
синие (с фиолетовым оттенком), бирюзовые, зеленые, желтые тона. Стекло древнерусских бус, как правило, прозрачное, они лишены декора, исключение составляют темные (непрозрачные черные или коричневые) с цветным (белым или желтым) пластинчатым узором и золоченые бусы. В отличие от своих византийских аналогов древнерусские золоченые бусы изготовлены с использованием только серебряной фольги, а склонность калиево-свинцово-кремнеземного стекла к расстекловыванию тоже составляет их специфику.
Принимая во внимание фактор времени, нужно сказать , что общий облик бус конца X в. определяет ближневосточный импорт, преимущественно сирийский, египетские бусы в это время редки; облик бус XI в. - византийский импорт; бусы ХП в. в основном древнерусского, прежде всего киевского, производства. В более позднее время некоторую долю составляли бусы не киевского производства, например новгородского - в Новгороде, полоцкого - в Полоцке и т.д. Хронологическую характеристику древнерусских стеклянных бус можно представить в виде кривых (рис. 12). В основу приводимых кривых положен комплекс новгородских находок. Каждая кривая в обобщенном виде представляет собою историю производства или бытования бус разного происхождения, известных на территории Древней Руси с начала X и до конца XIV в.
Бусы разного происхождения бытовали на протяжении долгого времени, но в пределах совместного сосуществования в разное время они составляли разную долю в общем балансе описываемых украшений.
Древняя Русь - царство стеклянных бус, однако были известны бусы янтарные, из сердолика, хрусталя, аметиста, изредка из других самоцветов; совсем редко в раскопках находят жемчуг; кроме того, бусы делали из кости и глины (с поливой и без нее), а также из бронзы, серебра, золота.
Стеклянные бусы составляют две трети этой категории украшений, бусы из других материалов, вместе взятые, - одну треть. На каждую хрустальную бусину приходилось, например, две сердоликовые, двадцать янтарных и почти сорок стеклянных. Это соотношение в среднем характеризует весь рассматриваемый период.
Отличны от усредненных подсчетов курганы вятичей, в которых находят много сердолика и хрусталя; курганы дреговичей, где много металлических бус; среди домонгольских древностей более часты находки каменных бус, среди более поздних - янтарных. Хронологическую характеристику древнерусских бус по материалу можно представить в виде гистограмм, соединенных между собою. В основу положен комплекс новгородских находок (рис. 13).
Если оценивать находки древнерусских бус количественно, то следует отметить два продолжительных этапа, когда их число было стабильным: это XII в. и время монголо-татарского ига. Если количество бус XII в. считать «нормальным», то в ХIII—XIV вв. «норма» уменьшилась вдвое, в XI в. количество немногим ниже «нормы», во второй половине X в. - в полтора-два раза выше. Что же касается первой половины X в. и более раннего времени, то представления о «норме» могут быть составлены за счет подробно изученных бус Старой Ладоги (Львова З.А., 1970. С. 90-96. Табл. 3-6).
Максимум находок бус в Старой Ладоге приходитсяна горизонт Дн, относящийся к X в., во второй половине IX в. (горизонт e1) и в X-XI вв. (горизонт Дв) количество бус одинаково меньше (рис. 14). Начало новгородской кривой совпадает по времени с пиком староладожской кривой, а нисходящие ветви подобны. В этой связи кажется вероятным подобие и даже сходство восходящих частей кривых. Во всяком случае, если дополнить нисходящую ветвь новгородской кривой восходящей частью староладожской, разместив их на одной хронологической оси, мы получим полное графическое представление о стеклянных бусах, бытовавших в Древней Руси начиная с середины IX в. В более раннее время археологически на этой территории бусы просто не известны, (Школьникова Н.А., 1978. С. 97-106).
Примечательно, что и ввоз дирхемов стремительно набирал темп с начала X в., достигнув максимума в 50-е годы X в., и столь же стремительно сократился к концу столетия (Янин ВЛ„ 1956. С. 121, 130).
Завершая общую характеристику древнерусских бус, рассмотрим развитие бус из разных материалов вне зависимости друг от друга, представив это развитие графически (рис. 15). В основу графиков положены староладожские и новгородские находки.
Кривые, представляющие бусы, изготовленные из стекла, хрусталя и сердолика, согласованы между собою в нисходящей ветви на протяжении почти целого столетия (почти до середины XI в.). Можно надеяться, что и восходящая часть этих кривых могла бы быть настолько же согласованной. Стеклянные, а вместе с ними сердоликовые и хрустальные бусы этого времени восточного происхождения: стеклянные - египетские и сирийские (заметим, что доля египетских бус в более раннее время больше, чем, скажем, во второй половине X в.), сердоликовые - среднеазиатские и средневосточные, хрустальные - восточные в широком смысле этого слова (Фехнер М.В., 1974).
Янтарные бусы X в. - южно-русского происхождения (Рыбина Е.А., 1978. С. 38-45) именно поэтому кривая, представляющая их на графике, резко отлична от только что описанных.
На протяжении всего домонгольского времени (начиная с первой половины XI в.) очень близки друг другу кривые, представляющие стеклянные и янтарные бусы. Их одинаковое происхождение - из Киева или Приднепровья - и характер находятся в зависимости от одних и
с тех же факторов, определяются одними и теми же закономерностями. С рубежа XI-ХII вв. после некоторого перерыва появляются бусы из сердолика и хрусталя. В начале первой половины XII в. кривые, соответствующие им, подобны, но уже с середины XII в. они резко расходятся: кривая, соответствующая сердоликовым бусам, нисходит, хрустальным, напротив, восходит, опережая по темпам роста все остальные кривые. Эта последняя, достигнув апогея в конце XII в., не имеет последовательного продолжения, проявляясь спорадически во второй половине XIII - середине XIV в. Аналогично себя ведет кривая, построенная для сердоликовых бус, с той лишь разницей, что апогея она достигает в начале XII в.
С одной стороны, в сходстве этих двух кривых находит, очевидно, выражение связь, существовавшая между бусами из этих двух материалов. С другой - очевидно, что обе кривые основной тенденции развития сходны не только между собой, но и с синхронными кривыми, построенными для стеклянных и янтарных бус. Сходство всех четырех кривых на протяжении нескольких десятилетий XII в. делает вероятным заключение, что развитие производства этих бус в это время определяли одни и те же факторы, что они подчинялись действию одних и тех же закономерностей. В дальнейшем отмеченное сходство не проявляется со столь очевидной последовательностью.
В XIV в. доминируют янтарные бусы, вытеснив для этой категории украшений все остальные материалы.
Общий итог истории бус на территории Восточной Европы, преимущественно древнерусских, можно представить в виде таблицы (табл. 1).
Форма характеризует внешний контур предмета, представление о ней можно получить, располагая его изображением в трех проекциях. Адекватное понимание терминов, связанных с описанием формы бус, требует некоторых пояснений.
Названия древнерусских бус, введенные А.В. Арци-ховским (Арциховский А.В., 1930. С. 35-42) и принятые в археологической литературе, посвященной русскому средневековью, отличаются от названий античных бус той же формы (Алексеева Е.М., 1975). В свою очередь, названия, принятые в русской и советской литературе, нередко отличаются от принятых в зарубежной литературе (Van derSleen W.G., 1973. P. 34-37).
В названиях геометрических граненых и круглых в поперечном сечении бус расхождения редки - например, шарообразные бусы Е.М. Алексеева называет округлыми. В остальных случаях, согласно определению, употребляются следующие названия формы бус: цилиндрическая, биконическая, цилиндробиконическая, призматическая, бипирамидальная и т.д.
Названия других геометрических форм требуют уточнения: например, части шара, эллипсоида и цилиндра называются по-разному в зависимости от пропорций (и даже величины канала) (табл. 2).
Появление «воротничка» или «шейки» по концам канала меняет общий вид, а следовательно, и название бусины: бусина желтого цвета превращается в «лимонку» любого другого цвета — лимоновидную; многочастные «лимонки» и лимоновидные бусы называют в русской литературе «многочастными пронизками». В зарубежной литературе одночастные «лимонки» и лимоновидные бусы называют «бусами с воротничками», амногочастные - «сегментовидными или сегментными».
Бусы, имеющие в поперечном сечении розетку, в отечественной литературе называют в целом «ребристыми» или «рубчатыми», оба термина равнозначны, но в последнее время отдают предпочтение термину «ребристый». В иностранной литературе такие бусы называют «каннелированными». Ребристые, или рубчатые, бусы могут иметь разную общую форму, близкую к геометрическим фигурам: ребристые цилиндрические, ребристые зонные, ребристые кольцевидные, ребристые эллипсоидные. Независимо от общей формы ребристые бусы с «воротничком» или с «шейкой» называют в зарубежной литературе дынеобразными или дыневидными (ранее эллипсовидные бусы «с шейкой» предлагалось называть «рубчатыми эллипсоидными»). Следовало бы отказаться от этого сложного и неточного названия и принять общее название «дыневидные». Это условное название подобно условному «лимонки» и объединяет большую группу бус одинаковых по происхождению и времени, помогает выделять их независимо от их общей формы.
Розетка в поперечном сечении характеризует и другие бусы, названные Е.М. Алексеевой «бугристыми». Значительно шире распространено описательное название этих бус: в виде малины или ежевики, но мы будем их называть бугристыми. «Бугры», давшие название бусам, образуются в случаях, когда вертикальные ребра разделены еще на горизонтальные ряды. Общая форма этих бус может быть разной: бугристая цилиндрическая, бугристая зонная и т.д.
Группа бус, объединенная Е.М. Алексеевой общим названием «составные», очень редка в средневековье, исключение - бусы с валиками. Некоторые авторы рассматривают валики не как элемент формы, а как элемент декора и на этом основании выделяют их в группу бус с пластичным декором, в которую включают бусы с валиками и с декором, равно как с таким же декором, но без валиков, с валиками, но без декора и т.д. (Щапова Ю.Л., 1972. С. 88-95), что вряд ли правильно. Впредь их следует, очевидно, называть бусами с валиками и считать последние элементом формы, а так называемый пластичный узор - декором. Декор на средневесовых стеклянных бусах, как правило, встречается нечасто. В качестве декоративных элементов известны пятна, глазки; линии - прямые, волнистые, зигзаги; фестоны, нередко называемые «птичье перо», восьмерки, квадраты, ромбы, спирали - простые и многослойные (табл. 62, 97-7/2), так называемая мраморировка, «реснички» и розетки (табл. 62, 113-117). Чаще использовали один декоративный элемент, но иногда комбинацию элементов: например, линии - прямые и волнистые, ровные и завернутые в спираль; фестоны и линии, пятна и линии, глазки и линии, глазки и восьмерки. Сложный декор, например шахматный узор, ресничковый, линейно-розетковый, известен на бусах IX-X вв. восточного, прежде всего египетского, происхождения. Для описания декора средневековых бус использована терминология, разработанная Е.М. Алексеевой для античных бус Северного Причерноморья (Алексеева ЕМ., 1975).
В сравнении с европейскими бусами раннего средневековья и тем более античными декор стеклянных бус, бытовавших в Древней Руси, беден: основное внимание уделяли не декору, а форме и главным образом цвету.
В качестве красителей использовали окислы металлов (марганца, меди, железа, кобальта и др.), которые в зависимости от атмосферы печи, от взятого количества, времени действия и сочетания красителей с основным стеклообразующим сырьем создают разный цветовой эффект. Например, с помощью марганца обычно получают фиолетовое стекло; византийцы умели получать пурпурное, а сирийцы почти черное; другой пример: с
помощью меди обычно получают зеленое стекло, в восстановительной атмосфере печи оно становится красным; в золистых стеклах, содержащих натрий и калий, зеленый тон приобретал синеватый оттенок, а древнерусское калиево-свинцово-кремнеземное стекло в одних случаях оставалось зеленым, в других - становилось бирюзовым. Шкала цветов древнего стекла содержит 21 основной и сложный тон: 1 - красный, 2 - красно-оранжевый, 3 - оранжевый, 4 - оранжево-желтый, 5 - желтый, 6 - зелено-желтый, 7 — желто-зеленый, 8 - зеленый, 9 - зелено-голубой, 10 - бирюзовый, 11 - синий, 12 - фиолетово-синий, 13 - фиолетовый, 14 - пурпурный, 15-белый, 16 - серый, 17 - черный, 18 - коричневый, 19 -оливковый, 20 - бежевый, 21 — серо-голубой. Каждый тон может иметь несколько градаций, иногда до семи -от слабого светлого до густого темного, в целом более 100 градаций (Рабкин Е.Б., 1956. Табл. 1-4. С. 7). Восприятие цвета существенно меняется в зависимости от прозрачности стекла, которая всегда отмечается дополнительно.
Размеры бус разнообразны, самые мелкие обычно называют бисером. Ю. Каллиер предложил определенный порядок для размеров, выделив, если так можно сказать, 11 норм, и дал им название: мелкие, средние, крупные, очень крупные и бусы-гиганты (Callmer J., 1977. Р. 35). Первые три, в свою очередь, он делит на малые, средние, большие.
В VIII-X вв. в Поднепровье были известны бусы, изготовленные главным образом из стекла, из других материалов (сердолика, хрусталя) - в единичных экземплярах. Находки бус нечасты, они тяготеют к берегам реки сосредоточены в районах, прилегающих к древнейшим русским городам - Киеву, Чернигову, Полоцку, Смоленску (Школъникова Н.А., 1978. С. 97-104).
В наборе бус этого времени основное место занимают бусы, изготовленные из трубочек, тянутых или крученых, в сирийских мастерских и попавших на эти территории прямо или через посредников. К их числу относятся цилиндрические, зонные и кольцевидные мелкие бусы, или бисер (табл. 62, 1-10), «лимонки» и лимоновидные многочастные пронизки, тоже мелкие (табл. 5, 11-17), ребристые, мелкие и средние (табл. 62, 18, 19) - все эти бусы без декора, одноцветные (желтые, зеленые, синие, серые), не прозрачные и полупрозрачные.
Кроме того, известны шарообразные средние с линейным декором, простым и комбинированным (табл. 62, 20, 21), с «глазками» и завитками (табл. 62, 22-24); а также эллипсоидные и веретенообразные с декором (табл. 62,25, 26).
Египетскими по происхождению следует считать бусы цилиндрические (табл. 62,27) и граненые - с нечеткими гранями (табл. 62, 28, 29), бусы прозрачные и шарообразные мозаичные (табл. 62,30), непрозрачные.
Византийских бус мало: цилиндрическая синяя средняя прозрачная (табл. 62,31) и бочонкообразная золоченая малая (табл. 62, 32).
Десятую долю процента всех бус этого времени составляют каменные: шарообразные - хрустальная средняя и сердоликовая мелкая, призматические шестигранные и четырнадцатигранные (табл. 62, 33-36). В VIII - начале X в. на пограничных территориях, особенно в Старой Ладоге, Прикамье, Юго-Восточной Европе, на СеверномКавказе, Центральной Европе и Скандинавии известен богатый набор бус, в сравнении с которым только что описанный перечень очень скромен и провинциален.
Во второй половине X в. и самом начале XI в. (включая его первую четверть) ареал бус в Восточной Европе расширился, но основные места находок по-прежнему сосредоточены в главнейших городах Древней Руси -Киеве, Новгороде, Чернигове, а также в шестовицких, приладожских, владимирских и гнездовских курганах. Стеклянные бусы составляют основу бусинного убора (рис. 13), но число бус в нем увеличилось в десятки раз. Изменился и расширился набор форм, но, как и ранее, доминируют бусы, изготовленные из трубочек (сирийский импорт).
Многочисленны мелкие бусы, обычно называемые бисером (табл. 62,37-42). В указанных хронологических пределах бисер не подвергался заметным изменениям, сравнение же с более ранним показывает, что произошло упрощение форм, обеднение цвета (доминирует желтый), удешевление технологии, из которой исключена такая операция, как оплавление краев (Львова З.А., 1968. С. 86, 87).
Встречаются так называемые «лимонки» и лимоновидные бусы (табл. 62,43-51), мелкие и средние, золоченые и серебрёные, а также желтые, зеленые, синие (желтый цвет ведущий), не прозрачные, кроме синих (последние прозрачные).
Полосатые бусы (табл. 62, 52) имеют форму и размеры «лимонок», серые не прозрачные с декором - прямые параллельные полосы красные, желтые, синие, белые, черные.
Бусы эллипсоидные с шейкой (иногда срезанной), дыневидные средние (табл. 62, 53-57) желтые, синие, бесцветные - соответственно не прозрачные, полупрозрачные, прозрачные.
Ребристые - цилиндрические средние золоченые, золотая фольга покрывает бусину на всю высоту (табл. 62, 58), зонные и кольцевидные средние (табл. 62, 59, 60), фольга покрывает бусину на всю высоту. Цилиндрические, зонные и кольцевидные средние (табл. 62, 61-69) представляют собой отрезки трубочек, изготовленные путем навивки стеклянной ленты вокруг стержня, сгибания полосы вокруг стержня; они бывают красные, желтые, зеленые, непрозрачные. Бусы, изготовленные из трубочек разного рода, могут иметь декор: линии, прямые и волнистые, восьмерки, фестоны, пятна, глазки, комбинации восьмерок и глазков (табл. 62, 70-84).
Богато декорированные бусы и бусы мозаичные, изготовленные из палочек (табл. 62, 85-93), встречаются нечасто, но благодаря своим декоративным особенностям очень заметны.
Каменные бусы, сердоликовые и хрустальные, представлены небольшим числом геометрических форм (табл. 62, 33-36, 94-96).
Византийский импорт бус на территории Руси в X в. еще мало заметен, однако о бочонкообразных и цилиндрических, золоченых и серебреных, мелких и средних (табл. 63, /-5) не сказать нельзя. Их примечательная особенность - фольга не покрывает бусину на всю высоту, а только ее среднюю часть, почти всегда виден стык краев фольги (вдоль бусины).
Зонные средние зеленые и синие бусы и цилиндрические, соответственно не прозрачные и прозрачные, появились в конце X в. (табл. 63, 6-9).
В XI в. византийских бус становится очень много. Кроме золоченых бочонкообразных и биконических мелких и средних, появляются серебреные этих же форм, а также ребристые серебреные средние (табл. 63, 10, 11). Кроме зонных одинарных сдвоенных и строенных средних бус, появляются зонные одинарные крупные (табл. 63, 12), средние и большие и мелкие биконические одинарные и сдвоенные (табл. 63,13—15). Все они изготовлены путем навивки из прозрачного синего или не прозрачного зеленого стекла без декора. Исключение составляют так называемые белоромбические бусы, в виде белых ромбов, украшающих синие мелкие биконические и синие средние призматические (четырехгранные) бусы (табл. 63,16,17).
В той же цветовой гамме выдержаны крупные ребристые и средние бугристые (табл. 63,18-20), эти бусы отличают очень широкий канал и относительно тонкие стенки.
Для конца X - начала XI в. примечателен новый вариант «лимонок» и полосатых бус (табл. 63,21-23). В отличие от «лимонок», изготовленных серийно из трубочки и нередко называемых классическими, новые «лимонки» и полосатые изготовлены каждая индивидуально, путем навивки, «шейку» оформляли отдельно (видны следы дополнительной формовки): у «лимонок» из трубочки она получалась естественно, т.е. в процессе изготовления из-за использования щипцов с зубцами сложного профиля. Канал новых «лимонок» цилиндрический, иногда с коротким резким расширением внутри в отличие от плавного расширения, повторяющего внешний контур бусины. Эти «лимонки» следует оценивать как подражание «лимонкам» классическим и относить к статьям византийского импорта.
Из этого же источника происходят эллипсоидные и бочонкообразные бусы средних размеров с декором -волнистая линия одноцветная или многоцветная (белая, красная, коричневая) на темном (коричневом или черном) не прозрачном фоне (табл. 63, 24-26).
В начале XI в. появляются мелкие зонные нечеткой формы бусы, изготовленные путем навивки из зеленого свинцово-кремнеземного стекла (табл. 63, 27-29). Они особенно примечательны: это первые «опытные» образцы, сделанные руками древнерусских мастеров, осваивавших новый материал - стекло. Через столетие, к началу XII в., древнерусских бус из стекла становится много. Их формы разнообразны, но не сложны, в основном геометрические: круглые - шарообразные (табл. 63, 30, 31), зонные, иногда сдвоенные и строенные (табл. 63, 32-37), кольцевидные (табл. 63, 38-41), эллипсоидные (табл. 63,42-44), цилиндрические (табл. 63,45-48), биконические (табл. 63, 49-53): ребристые - эллипсоидные, зонные, иногда сдвоенные, биконические, цилиндрические (табл. 63,54-55); «граненые» - среди них так называемые рыбовидные (табл. 63, 59, 60). Около двух третей описанных бус средние по размерам, крупные экземпляры - не более одной шестой части, мелкие — чуть более шестой.
Несмотря на простоту форм и сходство размеров, древнерусские бусы достаточно декоративны за счет разного по насыщенности и тону цвета — желтого, зеленого, бирюзового, синего, фиолетового, коричневого.
Таковы в общих чертах бусы киевского производства домонгольского времени: простые по форме, средние по размерам, одноцветные, но по цвету разные.
Декор на бусах киевского производства редок: пятна, линии, прямые или волнистые (табл. 63, 61-63). Небольшую, но заметную группу составляют бусы с пластинчатым декором, простые и составные (табл. 63, 64-78). На темных бусах, главным образом темно-коричневых и черных, размещен контрастный по цвету гладкий или выпуклый декор в виде волнистых и прямых линий, точек и пятен. (Заметим, что точки и пятна иногда украшают темную глазурованную поверхность глиняных бус.)
Древнерусские золоченые бусы не отличаются по технике от византийских, повторяя все особенности их формы (табл. 63, 7-5,10,11). Напомним, эти бусы, производя впечатление золоченых, на самом деле имеют только серебряную фольгу, заключенную между двумя слоями желтоватого стекла. Стекло принадлежит к группе калиево-свинцово-кремнеземных стекол, его склонность к расстеклованию помогает выделять древнерусские золоченые бусы из однородных на взгляд.
В конце XII — начале XIII в. в наборе бус Новгорода, Полоцка, Серенска, в самих городах и в связанной с ними деревенской округе появляются бусы зонные, эллипсоидные, цилиндрические, которые примитивностью форм, отсутствием отделки, плохо сваренным и неравномерно прокрашенным стеклом напоминают первые опыты киевских мастеров начала XI в. Это продукция новых производственных центров, возникавших как раз в это время. Производство стеклянных бус в Новгороде и Полоцке продолжалось и в период монголо-татарского ига; тогда же появляются новые формы, известные как винтообразные (табл. 63, 79, 80), однако стекло уступает свое место янтарю (табл. 63, 81-90).
Известно небольшое число форм бус из камня, главным образом из сердолика и хрусталя, иногда из аметиста: шарообразные (табл. 62, 33, 34), граненые — бипирамидальные симметричные и асимметричные (табл. 63, 91-93), призматические (табл. 62, 35), эллипсоидные (табл. 63, 94).
Каменные бусы XI—XIII вв. в сравнении с ранними бусами не имеют четких плоских граней, острых ребер, напротив, грани нередко разномерны, а ребра смягчены и сглажены. Шлифованная поверхность неровная: с углублениями и выпуклостями. Огранка заготовки не предшествует шлифовке поверхности и как операция отсутствует в технологической схеме этого времени; в X в. она была обязательной. В Х1-ХШ вв. лишь немногие экземпляры отвечают полной технологической схеме изготовления. В X в. каменные бусы поступали в основном с Востока (полная технологическая схема); бусы XI—XIII вв. из иного источника — района, где камень обрабатывали вручную, без применения специальных механизмов и абразивов.
Браслеты. От французского bracelet, в переводе на русский, сделанном в 1704 г., — зарукавье. По В.И. Далю, зарукавье - это «обшивка и повязка по рукаву, около руки; запястье, наручень, поручье, браслет». Живой язык в разных местных говорах сохранил до десятка названий этого украшения. Кроме уже упомянутых, известны опястья, обручье, наручь, поручь, зарукавень (Даль В.И., Т. 1. С. 630). Некоторые из них, например запястье и обручь, сохранила древнерусская литература (Срезневский И.И., Т. П. С. 550, 551), одно из них - запястье - общеславянский термин (Лукина Г.И., 1974).
Стеклянные браслеты наряду с металлическими дополняли костюм горожанина, составляя его специфику (Арциховский А.В., 1930. С. 25, 26).
Стеклянные браслеты — относительно частая находка в городском культурном слое: 200 обломков на площади раскопа в 100 м2 - приблизительно «норма» (если можно так говорить). Отклонения от «нормы» нередки: в культурном слое Пскова за все время археологических работ на площади 1500 м2 найдено не более 100 обломков (Лабутина И.К., 1983); в Серенске, городе на Оке, на площади в 40 м2 их найдено более 5000 (Никольская Т.Н., 1981); из культурного слоя Изяславля извлечено 11000 разноцветных обломков (Щапова ЮЛ., 1977). Некогда считалось, что стеклянные браслеты характеризуют материальную культуру домонгольского времени, преимущественно XI-XIII вв. (Арциховский А.В., 1930; Рыбаков Б.А., 1948. С. 535); самые древние находки относились ко второй половине X в. (Рыбаков Б.А., 1949). А.В. Арциховский показал, что браслеты были известны в Новгороде и в XIV в, (Арциховский А.В., 1949. С. 124, 140). Первоначально это представлялось чисто новгородским явлением; но затем в Полоцке и Смоленске систематически фиксировали находки браслетов в слоях послемонгольского времени (Щапова Ю.Л., 1972. С. 113 и cл.); устойчивое бытование браслетов в XIV в. в нескольких городах, избежавших монголо-татарского разорения, нельзя было объяснить случайными причинами.
О происхождении стеклянных браслетов споров нет: основная их масса изготовлена в древнерусских мастерских (Рыбаков Б.А., 1948. С. 304), а некоторая часть привезена. К числу привозных, византийских, справедливо относят плоские синие браслеты с росписью эмалями и золотом, но это лишь самая характерная часть привоза, образцы менее выразительные внимания не привлекали.
Для установления времени и места производства браслетов существенны техника изготовления и состав стекла. Технику изготовления можно восстановить только по целым экземплярам. Стеклянные браслеты обычно сохраняются в обломках, целые экземпляры найдены в мерянских (Уваров А.С., 1871) и подмосковных (Арциховский А.В., 1930) курганах, в Киеве (Каргер М.К., 1958). Однако и их было достаточно, чтобы, располагая большим количеством обломков, восстановить процесс изготовления браслетов во всех деталях.
Большую часть браслетов делали из отрезков стеклянной палочки или стержня (табл. 64, /2-27), который вытягивали из горячей стеклянной массы, затем разрезали, после чего концы отрезка скрепляли так, что на месте соединения концов образовывался шов (табл. 64, 25, 26), иногда его декорировали (табл. 64, 27). Общая форма браслета - почти правильный круг, очень редко эллипс (табл. 64, 1-11). Внутренний диаметр браслета колебался от 3 до 8 см; византийские браслеты крупнее, наиболее частый (около 70%) их размер - 8-9 см.
Профиль, или сечение, стеклянного стержня может быть разным: круг разного диаметра (табл. 64, 4), розетка разного диаметра и с разным числом лепестков (табл. 64,7,8,10,11), несколько сомкнутых малых кругов (табл. 64, /, 2, 9), квадрат, прямоугольник, треугольник (табл. 64, 3, 5, 23, 4а), сегмент, простой и сложно профилированный (табл. 64,6,15,16,19-21). В большинстве случаев сечение имеет геометрически правильную форму, иногда — нечеткую.
Сечение стержня определяет тип браслета: гладкий, рубчатый, крученый (крупно-, средне-, мелко-, сложнокрученый) (табл. 64, 1, 2, 4, 8, 10, 11), крученый особого рода (табл. 64, 7), витой, граненый (табл. 64,9,4а), треугольный, плоский, разного рода плосковыпуклый (плосковыпуклый вдвое, усложненный и т.д.) (табл. 64, 3,5,6,79-24).
Все круглые профили зависят от формы, за которой стеклянная масса следовала в момент ее вытягивания из стекловаренного горшка, другие инструменты в таких случаях оказывались излишними. Изготовление плосковыпуклых, плоских, прямоугольных и треугольных стержней требовало дополнительных формующих приспособлений. Например, византийские мастера выкладывали вытянутый круглый стержень на плоскость, в этом случае круглый стержень, естественно, приобретал в сечении полукруг. Полукруглому стержню с помощью других приспособлений придавали более сложный профиль. Декор — роспись цветными эмалями и золотом - наносили на браслет в тот момент, когда заготовка была уложена на плоскости. Заготовку с росписью разрезали, разогревали, затем концы ее скрепляли - получался браслет.
Небольшая часть плосковыпуклых и треугольных браслетов, происходящих из киевских мастерских, изготовлена путем навивки стеклянной полосы вокруг стержня, диаметр которого равен в среднем толщине руки. Этот технологический прием аналогичен приему изготовления перстней и бус, и асимметричность треугольника или полукруга является косвенным признаком применения этой технологической схемы. На таких браслетах нет места скрепления концов и как, на бусах, видны следы навивки, а иногда и оборванный конец ленты; такие браслеты украшали росписью (табл. 64,75, 16). Декор в виде накладных нитей (табл. 64,72-74) известен на накрученных и на гладких браслетах древнерусского производства.
Декор византийских браслетов богатый: это линии, прямые, волнистые, одинарные и многослойные; пятна, фестоны, восьмерки, кресты; волюты, завитки, ветки, фигурки зверей и птиц и т.д.; элементы декора нередко объединяются, составляя композиции (табл. 64,75-24).
Браслеты, состав которых исследовался, изготовлены из стекла, которое относят к трем классам. Их основная масса изготовлена из калиево-свинцово-кремнеземного стекла (это рецепт лучших сортов современных хрусталей). Браслеты из этого стекла делали в Киеве со второй четверти XII в. до 1840 г., в Новгороде—с конца XII до середины XIV в., в Рязани — с конца XII в. до 1237 г., в Серенске - в XIII в. Из этого стекла изготовлены почти все браслеты, найденные в городах Древней Руси, исключение составляют Новгород, Смоленск, Полоцк, Воищина. В этих городах (в дополнение к привозным из Киева) существовало собственное производство браслетов из стекла другого класса, безщелочного свинцово-кремнеземного. Во всех городах основной состав одинаковый, различия - в деталях рецептуры и в микропримесях: в новгородских браслетах устойчиво прослеживается окись сурьмы, в смоленских - серебра и олова, в полоцких — примесь щелочных земель, в Воищине - окиси титана.
Византийские браслеты сделаны из стекла, которое в литературе называют «античным» (Безбородое М.А., 1956). «Античное» стекло — сложное явление (Щапова Ю.Л., 1977), но этот термин надежно объединяет раннесредневековые стекла, изготовленные в традициях древнего, в том числе и античного, стекловарения: с применением соды или золы пустынных растений, извести и песка (Scapova J., 1975). По этой же рецептуре варили стекло греки, поселившиеся в Киеве (Щапова Ю.Л., 1962).
По составу стеклянных браслетов прямо и четко можно понять, откуда они. Кроме того, некоторые морфологические признаки помогают ориентироваться в вопросах их происхождения.
Что касается формы, то древнерусские браслеты, изготовленные в мастерских разных городов, одинаковы, другое дело браслеты византийские. Их сравнительная характеристика представлена в табл. 3 и графически в виде гистограммы (рис. 16).
Сравнение массивов производится в момент их наивысшего развития: византийский взят по состоянию на XI в., древнерусский — на вторую четверть XIII в.
Цвета стеклянных браслетов, изготовленных в Византии и разных городах Древней Руси, различны, о чем красноречиво свидетельствуют данные табл. 4.
Сходство цветовой гаммы новгородских и полоцких браслетов — следствие конвергентного развития (получение одинаковых и независимых результатов в одинаковых условиях), сходство киевских и рязанских - следствие генетической связи последних с первыми.
Древнерусские браслеты достаточно разнообразны по цвету, специально нанесенный декор скромен: это линии, прямые и завернутые в спираль, одинарные или многослойные, редко - пятна; цвет декора - красный, желтый, зеленый. О киевских браслетах можно судить по новгородским находкам 1161-1177 гг. (18-й ярус) (табл. 5).
За 60—70 лет, которыми отделены друг от друга предложенные характеристики, увеличилось количество окрашенных браслетов (зеленых, бирюзовых, фиолетовых — вдвое и даже втрое), число неокрашенных (коричневых и желтых) уменьшилось в полтора раза. Это наблюдение косвенно отражает, как развивалось древнерусское стеклоделие - увеличение объема производства окрашенных стекол.
Распространение стеклянных браслетов во времени подчиняется некоторым закономерностям и имеет несколько видов, но главных типов — два. В городах, разоренных монголо-татарами, браслеты не встречаются в слоях второй половины XIII в. Близким к такому виду распределения является распределение браслетов киевского производства в Новгороде или Полоцке (рис. 17). Во вторую половину XIII в. киевские браслеты не заходят; сохраняются лишь отдельные экземпляры, составляя в сумме не более 5%.
Согласно первому типу, распределяются во времени стеклянные браслеты и в таких городах, как Туров, Пинск, Минск, Новогрудок, находившихся в зоне действия киевских мастерских, но избежавших монголо-татарского нашествия.
В тех городах, где существовало собственное браслетное производство в дополнение к киевскому ввозу, прослеживается другой тип распределения браслетов (рис. 17, табл. 6). Этот тип распределения хорошо представлен в Новгороде и Полоцке.
Первый тип означает в основном киевское происхождение браслетов данного города.
Если же в позднейших слоях найдено около трети всех браслетов, то в этом случае нужно искать черты, характеризующие местное производство, существование которого очевидно.
Но, вероятно, возможен иной тип распределения, когда частота находок в помонгольских слоях занимает промежуточное положение: между 0,05 и 0,3.
Однако в каждом случае, прежде чем делать какие-либо выводы об особенностях местного производства браслетов, нужно учесть их цветовую гамму и химический состав (основной и микропримеси), потому что возможен такой вариант, как в Москве, — почти треть московских браслетов происходит из Смоленска.
Аналогичные ситуации можно ожидать и в других городах, особенно на северо-западе Руси. На этой территории одновременно существовали не менее трех достаточно мощных производственных центров, тем не менее если мы отбросим все сложности решения проблемы происхождения браслетов, подсчитаем их количество по слоям (или пластам), то безошибочно определим слои первой половины XIII в., где сосредоточено от половины до двух третей общего объема находок.
Соотношение браслетов разного происхождения дает следующий график, построенный по новгородским находкам для всего времени существования стеклянных браслетов в Древней Руси (рис. 18).
Объем византийских браслетов едва достигал 1,5%, но благодаря яркому цвету, выразительным форме и декору они хорошо заметны в наборе древнерусских браслетов. Киевский ввоз обеспечивал две трети, местное производство — около трети спроса на эти украшения.
История стеклянных браслетов любопытна. Они были известны уже в начале XI в., в более раннее время встречались лишь изредка. И хотя уже за столетие до массового распространения браслетов древнерусские стеклоделы владели всеми техническими приемами и сделать такое украшение им не составляло труда, тем не менее их не делали и не носили, а если и носили, то очень не многие.
Производство стеклянных браслетов на Руси началось само по себе, независимо от внешних или внутренних (производственных) факторов. Побудительной причиной явилась мода на браслеты (Седова М.В., 1981. С. 190. Табл. 81). Именно в первой четверти XII в., в пору расцвета спроса на металлические браслеты, возникло производство стеклянных браслетов. На одной хронологической оси построены три гистограммы: одна представляет металлические браслеты, вторая - стеклянные, изготовленные в Киеве, третья -собственно новгородского производства (рис. 19). Очевидно, что последняя гистограмма подобна первой — совпадает время расцвета, в одинаковом ритме совершается эволюция и инволюция. Гистограмма, соответствующая киевским браслетам, соотносится с двумя другими, и особенно с первой (металлические браслеты), т.е. вскоре после появления стеклянных браслетов в третьей четверти XII в. объем производства металлических браслетов временно сокращается.
Конечно, картина бытования стеклянных браслетов в общих чертах соответствует истории их производства и распространения. Данные гистограммы столь очевидны, что не нуждаются в специальном комментарии: стеклянные браслеты оказались выгодной и удобной в транспортировке продукцией, что способствовало их распространению.
Вставки. Ими украшали перстни, привески, булавки, браслеты, они различались по материалу, форме и цвету. Вставки на бытовых вещах обычно делали из стекла, причем вставки из хрусталя доминировали.
Стеклянные вставки — плосковыпуклые в продольном сечении (круглые или овальные в плане) - ювелиры называют кабошоном. Небольшой осколок стекла произвольной формы под действием температуры немногим выше 550°С и силы поверхностного напряжения, разогреваясь и стягиваясь, принимает форму капли, плоской с одной стороны, если капля лежит на плоскости. Материал такой плоскости разный: некоторые капли сохранили тонкие плоские железные чешуйки (вероятные следы «противня», на котором их вносили в печь). Такая вставка никаких других технологических следов не сохраняет. Размеры вставок невелики: диаметр 6-8 мм, высота 4—5 мм (табл. 65, 21—23). Есть вставки тоже плосковыпуклые, но изготовленные путем навивки: тонкую стеклянную нить закручивали вокруг собственной оси. Такие вставки имеют в средней части небольшое углубление, а на всей нижней плоскости — отпечатки металлической плиты (табл. 65, 24-26). Между этими двумя видами вставок есть еще одно существенное различие: последние изготовлены из пластичной стеклянной массы, взятой из стекловаренного горшка, изготовление первых — своего рода утилизация «вторичного сырья» (обломков) с такой работой может справиться ювелир, для изготовления последних нужен специалист - стеклодел.
Кроме круглых и овальных, известны прямоугольные, ромбовидные и многоугольные (табл. 65, 27-29) вставки, они вправлены в перстни, сечение установить нельзя (Седова М.В., 1981. Рис. 54, 8, 13, 15; 80, 5,11); перстни со вставками такой формы относят ко второй половине XIII и XIV в. О происхождении этих вставок без анализа стекла говорить не приходится.
Плоские овальные вставки на перстнях, изготовленных из прозрачного стекла путем литья, несут на себе разные (intalio) изображения: на одном - Георгий-воин (в рост) со щитом и копьем (табл. 65, 30), на другом — сложная трехфигурная композиция. Первый найден в Старой Рязани (Даркевич В.П., 1974. С. 48. Рис. 22), второй в Суздале (Седова М.В., 1982). В дополнение к геммам с традиционным сюжетом на протяжении всей истории Византии изготовляли вставки-иконки с изображениями Христа или особо почитаемых святых
распространения браслетов древнерусские стеклоделы владели всеми техническими приемами и сделать такое украшение им не составляло труда, тем не менее их не делали и не носили, а если и носили, то очень не многие.
Производство стеклянных браслетов на Руси началось само по себе, независимо от внешних или внутренних (производственных) факторов. Побудительной причиной явилась мода на браслеты (Седова М.В., 1981. С. 190. Табл. 81). Именно в первой четверти XII в., в пору расцвета спроса на металлические браслеты, возникло производство стеклянных браслетов. На одной хронологической оси построены три гистограммы: одна представляет металлические браслеты, вторая - стеклянные, изготовленные в Киеве, третья -собственно новгородского производства (рис. 19). Очевидно, что последняя гистограмма подобна первой — совпадает время расцвета, в одинаковом ритме совершается эволюция и инволюция. Гистограмма, соответствующая киевским браслетам, соотносится с двумя другими, и особенно с первой (металлические браслеты), т.е. вскоре после появления стеклянных браслетов в третьей четверти XII в. объем производства металлических браслетов временно сокращается.
Конечно, картина бытования стеклянных браслетов в общих чертах соответствует истории их производства и распространения. Данные гистограммы столь очевидны, что не нуждаются в специальном комментарии: стеклянные браслеты оказались выгодной и удобной в транспортировке продукцией, что способствовало их распространению. (Vikan G., Nesbitts., 1980). Большая часть сохранившихся экземпляров относится к IV—IX вв. Вставки, найденные в Рязани и Суздале, представляют собою позднейшее звено в эволюции геммы и дополняют их историю: благодаря этим находкам очевидно, что наряду с металлическими и каменными существовали стеклянные вставки, сюжеты и техника исполнения которых их повторяли.
Двухслойные вставки из хрусталя, овальные или миндалевидные (табл. 65, 31), известны среди русских древностей со второй половины XIV в. Вместе с другими поделками из хрусталя эти вставки происходят из Западной Европы. При этом примечательно одно обстоятельство: они склеены шеллаком малазийского происхождения (Аксентон Ю.Д., 1974). Эти вставки не только украшали перстни и серьги, но и входили в состав сложных декоративных композиций: одно очелье из новгородской Софии известно археологически (Строков А.А., 1945). Многие музейные памятники декоративно-прикладного искусства XIV в. и отчасти XV в. украшены вставками подобного рода — наряду со стеклом, самоцветами, жемчугом и драгоценными камнями.
Кроме формы, важна цветовая характеристика вставок: среди них синих — 30%, зеленых — 20, желтоватых — 20, красных — 13, черных — 10, серых — 7% (Седова М.В., 1981). Вставки из стекла существенно дополняли цветовую гамму украшений не столько в подражание самоцветам, сколько играя собственную декоративную роль (Аксентон Ю.Д., 1974).
Пуговицы из стекла, равно как из хрусталя, — редкость. Иногда функцию пуговиц выполняли бусы: в отверстие вставляли проволочное ушко, превращенное с парадной стороны в розетку (табл. 65, 33—35); иногда находят одну-две бусины на шее (под подбородком или сбоку), которые считают пуговицами. Известны специально изготовленные стеклянные пуговицы, ушко которых — железное. Обычно пуговице придавали форму шара или его половинки (табл. 65, 36-40). Проволочное ушко вставляли в еще мягкий корпус, обычно оба конца вместе, иногда поочередно. Если способ закрепления ушка для датировки значения не имеет, то способ изготовления пуговиц (а отчасти их форма) соответствует их разному времени и происхождению. Ушко путем навивки (подобно бусам) вокруг очень тонкого стержня вставляли в отверстие и фиксировали с парадной стороны (табл. 65,41,42), изготовлены преимущественно шаровидные (или близкие к шару) формы, происходящие из домонгольских слоев. Их делали из стекла типа зола-известь-песок, характерного для византийских изделий; синий цвет (краситель - окись кобальта) и роспись золотом отражают эту связь.
Пуговицы, происходящие из слоев XIV в., изготовлены путем навивки, подобно вставкам в перстни: навивка вокруг собственной оси с использованием плоскости. Следы навивки хорошо читаются с обратной стороны (табл. 65, 43-45), в момент навивки фиксировалось место ушка. Синие, зеленоватые или белые, их очень редко украшали дополнительно. Специальные исследования состава не проводились, но по внешним приметам (цвет и сохранность стекла) это изделия западноевропейских мастерских.
Перстни. Стеклянные перстни — украшение более редкое, чем перстни металлические и тем более янтарные, это в основном элемент городской средневековой культуры. Находят их и в курганах, например во владимирских (Уваров А.С., 1868) и гочевских (Городцов В.А., 1911). Известны как целые экземпляры, так и фрагменты стеклянных перстней. Благодаря этому обстоятельству техника изготовления известна во всех деталях. Допуская гиперболизацию, можно говорить, что перстень представляет собою низкую с очень большим диаметром бусину (техника изготовления перстней точно повторяет технику изготовления бус): стеклянную ленту накручивали вокруг стержня, диаметр которого соответствовал внутреннему диаметру бусины или перстня. Следы навивки, равно как обрыв ленты — в виде небольшого утолщения, хорошо заметны. Таким путем получалось плосковыпуклое или треугольное в сечении кольцо (табл. 65, 2-4, 6-8, 10). Круглые в сечении перстни (табл. 65,11) делали иначе: их технологическая схема — повторение техники изго-товления браслетов. Отрезок вытянутого стержня скрепляли встык или внаклад, шов иногда декорировали (табл. 65,11). Нет целых экземпляров перстней, составленных из нескольких нитей (табл. 65, 9), поэтому нет представления о том, как их делали, но принято считать, что путем литья.
По Теофилу составлено описание техники изготовления средневековых перстней с помощью так называемого рожка (Олъчак Е., 1959). Сечение перстня определяет тип перстня: гладкий (круглый), рубчатый, треугольный, плоский, плосковыпуклый. Щитки разной формы и декор видоизменяет плосковыпуклые в сечении перстни. Ведущая форма щитка - овал. В одних случаях щитки представляют собой уплощение на внешней стенке, на участке 0,95—1,5 см (табл. 65,3), это условно - простые щитки. В других случаях овальный щиток изготовлен отдельно и приварен к кольцу (табл. 65, 4). Есть щитки, отлитые вместе с кольцом (табл. 65, 1). В отдельных случаях (табл. 65, 5 и 12) рельефное украшение перстня можно лишь условно называть щитками, равно как и косые рельефы (табл. 65, 13). Щитки, как правило, делали из того же стекла, что и кольцо. Известны случаи, когда щиток отличался цветом: желтый или красный овальный щиток прикреплялся к темному, почти черному кольцу (табл. 65,14).
Стеклянные перстни разнообразили с помощью цветного декора: точки, овалы (табл. 65, 8), простые петли (табл. 65,8) и сложнофигурный меандр (табл. 65, /5). Лишь изредка можно встретить перстни, в которых использованы оба декоративных элемента: рельеф и цвет (табл. 65,16). Для изготовления перстней использовали стекло разного цвета (и разного химического состава). В случае с перстнями состав почти однозначно нашел свое выражение в прозрачности, цвете, форме и декоре перстней, в силу этой связи внешние признаки являются достаточным основанием для упрощенного установления происхождения перстней (табл. 7). Происхождение перстней более сложных характеристик решается индивидуально с учетом состава.
Как следует из гистограммы (рис. 20), трижды на протяжении X—XV вв. стеклянные перстни становились заметным элементом в материальной культуре Древней Руси; цезуры ощутимы — во второй половине XI в. они желтые, зеленые, коричневые, прозрачные киевской работы; в последнее столетие перед монголо-татарским нашествием - зеленые, бирюзовые, фиолетовые, прозрачные и черные не прозрачные киевской работы; в XIV в. — бирюзовые, желтые не прозрачные западноевропейской работы и зеленые, желтые не прозрачные коричневые кольца (круглые в сечении) новгородской работы. Более подробные сведения о происхождении перстней представляет график (рис. 21).
Распределение стеклянных перстней во времени отлично от распределения перстней металлических, хотя известная взаимозависимость во второй половине XII -XIII в. налицо; сокращение числа стеклянных перстней во второй четверти XIII в. привело к двукратному увеличению металлических перстней. В это же время появились янтарные перстни, количество которых с количеством стеклянных связано по правилу оппозиции. Этому же правилу подчинены синхронные объемы перстней и браслетов, что особенно очевидно в первой половине XIII в.: предпочтение отдается браслетам — украшению относительно более новому, допускавшему большее число комбинаций, определяемых не только цветом, но и формой. Распределение стеклянных перстней во времени подобно распределению стеклянных бус во второй половине XI - XV в. Синхронность и подобие всех остальных характеристик, включая технологию изготовления, позволяют думать, что перстни и бусы делали в одних и тех же мастерских.
Одни перстни из янтаря, массивные и плосковыпуклые в сечении, могут по форме быть соотнесены с металлическими широкосрединными замкнутыми перстнями, другие - со щитковосрединными. Янтарные перстни часто имеют резной декор, иногда очень богатый и сложный, нанесенный изнутри с передней стороны. Основные элементы декора - окружность с точкой, «циркультный орнамент» и линии, соединенные в четырехконечный или восьмиконечный крест; перстни без декора редки. Существенных различий в хронологии и технике изготовления нет: все виды янтарных перстней относятся к концу XIII-XIV в., преимущественно ко второй половине XIV в.
И широкосрединные перстни с циркульным плотно поставленным орнаментом (рис. 65, 77), и щитковосре-динные могут иметь более или менее выраженные щитки (рис. 65, 18-20). На щиток, круглый или овальный, приходится наиболее сложная часть декоративной композиции, воспринимаемой через прозрачный янтарь.
Янтарные перстни в отличие от перстней из других материалов крупномасштабны: они выразительной формы, широкие, больших диаметров.
В средние века перстни, металлические, стеклянные, янтарные, носили на разных пальцах и на разных фалангах; им придавали большое значение: это и обереги, и хранилища ядов, и сувениры, и печати, и подарки, и символы статуса, власти, гражданского населения. Изобразительное искусство и литература донесли до нас сведения о сложной и важной роли перстней в средневековой культуре.
|
